Фрике отнюдь не был хвастуном. Он принадлежал к категории людей, чрезвычайно одаренных как умственно, так и физически. В его голове рождались самые дерзкие и неправдоподобные проекты, которые, однако, всегда претворялись в жизнь, несмотря на их кажущуюся нереальность.

Столь безапелляционное, а если учитывать сложившуюся ситуацию, абсурдное заявление изумило англичанина. В любой другой момент сэр Паркер лишь пожал бы плечами, решив, что пред ним обыкновенный болтун или умалишенный. Но ведь считать болтунами людей, в трудную минуту пришедших на помощь, невозможно! Да и как назвать сумасшедшими тех, кто еще пять минут назад восхищал тебя своей отвагой и находчивостью?

Безусловно, французы вызывали самое глубокое доверие, и нет ничего удивительного в том, что сэр Паркер вдруг позабыл о чудовищной несоразмерности сил (с одной стороны, монарх, в чьем повиновении миллион подданных, а с другой — пятеро смельчаков, объявивших ему войну), мало того, он подумал, что не исключена победа его новых друзей. Ведь в истории уже был аналогичный случай: в 1841 году англичанин Джеймс Брук стал раджей Саравака[187] и сохранял этот титул до 1865 года.

Все эти мысли пронеслись в голове сэра Паркера в какие-нибудь две-три секунды; зная цену времени, он поспешил как-то отреагировать на сказанное Фрике, но тот уже исчез. Не обращая больше внимания на пиратов, француз собрал людей и попытался остановить огонь. В дело пошли все имевшиеся на судне швабры и поспешно извлеченные из трюма паруса.

Работая за четверых, Фрике то и дело, как истинный парижанин, отпускал разные словечки, стараясь шутить в минуту опасности.

— Эй, давайте! Сони, пошевеливайтесь, не то мы сгорим тут, словно пакля. Ну и скандал! Эй, Мажесте! Осторожнее, малыш. Ты покалечишься. Надень-ка башмаки. Ой! В башмаках у тебя походочка точь-в-точь как у утки за девятнадцать су… Возьмись-ка за насос… Теперь надо развернуть один парус и растянуть на палубе… Идея! Давайте подцепим его тросами и поднимем на мачту. Тогда он в момент намокнет. Поднимаем!.. Эй, там, у насоса! Не зевайте! Команда дается для того, чтобы ее выполнять… Ох! Ну и жарища! Растягивайте!.. Пьер, возьми один конец паруса, а я — другой, иди к правому борту… Да, да… Я пошел к левому… Чудесно! Накрываем палубу! Не обращайте внимания на этих ублюдков! Что им еще остается, кроме как поджариваться на медленном огне? Смотрите-ка, некоторые еще дрыгают ножками. Позовите доктора. Он сумел выбить дух из этих молодцов, сумеет и привести их в чувство…

Однако для пиратов все уже было кончено; предсмертные стоны становились тише, дурманящий запах паленого мяса разносился по всей округе.

Два паруса целиком покрыли палубу. Насосы работали во всю мощь, и намокшая парусина в конце концов полностью приостановила доступ воздуха, и пламя мало-помалу стихло. Но как только эта опасность миновала, малайцы, терпеливо поджидавшие, пока на борту справятся с пожаром, вновь возобновили атаку. Борьба стала еще ожесточеннее, еще беспощаднее.

— Тут и секунды не оставят в покое, — вскричал промокший с ног до головы парижанин. — Если так будет продолжаться, я пошлю жалобу мировому судье.

Оставив насос и снова взявшись за карабин, Фрике присоединился к товарищам, которые второпях перезаряжали оружие. Андре собирался уже было отдать команду возобновить огонь. Но радостный крик Фрике — скорее даже вопль — остановил его.

— Спасены!.. Мы спасены!.. Нас не убьют и жаркое из нас не сделают! Топиться тоже не придется.

— Что это на тебя нашло? — удивленно спросил Пьер.

В это мгновение из-из борта показалась голова одного из пиратов, и Легаль метким выстрелом срезал непрошенного гостя. А дело было в том, что от внимательного взора Фрике ничего не ускользало. Он вспомнил о фитиле, который смастерил сэр Паркер, и, взглянув на него, увидел, как дым отклонился немного в сторону. Через некоторое время уже все почувствовали легкий ветерок, и наконец поднялся бриз. Паруса медленно раздулись, мачты заскрипели. В довершение всего начинался отлив. Вода заволновалась, судно вздрогнуло и сошло с мели.

Малайцы, видя, что добыча уходит из рук, изрыгали проклятия, но бриз крепчал, и «Конкордия» стала для них недосягаема.

Пожар только что стих. Необходимо было поработать насосом — смыть грязь, оставшуюся после боя. Прежде чем развернуть яхту, штурвальный обратился к сэру Паркеру, вновь превратившемуся в капитана, с вопросом, в каком направлении следует плыть.

— Направление — это полдела. Видите ли, друзья мои, по-моему, на яхте повреждена паровая машина. На парусах мы далеко не уйдем, да и времени понадобится много. Механика на борту нет, и я ума не приложу, как поступить…

В это мгновение раздался крик Легаля.

— Матрос!

— Пьер? — отозвался Фрике.

— Сколько времени тебе понадобится, чтобы завести машину и привести в порядок механизмы, если учитывать, что у нас нет ни крошки угля?

— Думается, около часа, — ответил парижанин. Затем, обернувшись к сэру Паркеру, почтительно поинтересовался: — Не позволите ли мне произвести маленький осмотр? Я мог бы без труда запустить винт.

— Вы? — удивился капитан.

— Да, месье, но только при непременной свободе действий, одного-двух бочонков гудрона, бутылки спирта, пилы и топора.

— Все это к вашим услугам.

— Ну, тогда за дело!

Фрике быстро повернулся на каблуках, подошел к Пьеру, и оба с таким видом, как будто корабельные неполадки для них плевое дело, принялись выискивать необходимые для работы инструменты.

— Господи! Да это просто, как дважды два. Пила, топор, немного гудрона — и дело сделано, — приговаривал паренек, роясь в ящике плотника.

— Черт побери! И жарко же будет сейчас в кочегарке.

— Ничего страшного. Мы запасемся пляжным зонтиком и веером.

Оба друга дружно расхохотались.

— Этот молодой человек, — говорил тем временем сэр Паркер Андре и доктору, который с заинтересованностью истинного антрополога[188] разглядывал отрубленную голову малайца, — удивительное создание. Какие ловкость и сноровка! А сколько у него сил! Ничто его не смущает, ничто не удивляет. Он способен выйти из любой переделки невредимым и решить самую неразрешимую проблему. Ничто не застанет его врасплох.

— Можете добавить, и вы не ошибетесь, что никогда еще в человеческой груди не билось столь благородное сердце. Виктор Гюйон, которого друзья называют Фрике, — олицетворение преданности. Несмотря на то, что он еще почти ребенок, это настоящий герой, поверьте. Я бы мог бесконечно рассказывать о его подвигах, каждый из которых составил бы славу герою и навсегда остался бы в памяти человечества. Наш друг не принадлежит сам себе. С кем бы ни случилось несчастье, он всегда может рассчитывать на помощь Фрике, а помощь такого человека, уверяю вас, дорого стоит.

— К чему уверения? Кто, как не я, имел возможность убедиться в правоте ваших слов?

— А что до его энергии и смелости, так они не знают себе равных. В семнадцать лет, один, без родителей и друзей, влекомый жадной страстью к путешествиям, он без гроша в кармане сумел обойти вокруг света. Одиссея длилась больше года. За это время Фрике спас экипаж паровой шлюпки, потерпевшей аварию в Габоне, спас жизнь доктору Ламперьеру, находящемуся здесь, вырвал из лап смерти Пьера Легаля, нашего бравого матроса и вызволил из неволи этого молодого чернокожего. Теперь он путешествует с нами.

— В таком случае я знаю вашего отважного друга давно. Я читал английский перевод французской книги под названием «Кругосветное путешествие юного парижанина», но, по правде говоря, отнес на счет бурного воображения романиста рассказы о невероятных приключениях героя.

— И очень ошиблись, сэр Паркер. Мы, его друзья, готовы под присягой подтвердить: все, что касается Фрике, абсолютно достоверно.

— Господа, мне неведомы мотивы, побудившие вас объявить войну султану Борнео. Но каковы бы они ни были, уверен, что такие люди, как вы, руководствуются благородными и достойными целями… Думается, помощники вам не помешают. Мое состояние, мои кредиты, наконец, я сам в полном вашем распоряжении.