По сторонам ледяного лица —

Локоны в виде спирали.

Темный, прямой и взыскательный взгляд.

Взгляд, к обороне готовый.

Юные женщины так не глядят.

Юная бабушка, — кто Вы?

Сколько возможностей Вы унесли

И невозможностей — сколько? —

В ненасытимую прорву земли,

Двадцатилетняя полька!

День был невинен, и ветер был свеж.

Темные звезды погасли.

— Бабушка! Этот жестокий мятеж

В сердце моем — не от Вас ли?..

4 сентября 1914

ПОДРУГА

1. «Вы счастливы? — Не скажете! Едва ли…»

Вы счастливы? — Не скажете! Едва ли!

И лучше — пусть!

Вы слишком многих, мнится, целовали,

Отсюда грусть.

Всех героинь шекспировских трагедий

Я вижу в Вас.

Вас, юная трагическая леди,

Никто не спас!

Вы так устали повторять любовный

Речитатив!

Чугунный обод на руке бескровной —

Красноречив!

Я Вас люблю. — Как грозовая туча

Над Вами — грех —

За то, что Вы язвительны и жгучи

И лучше всех,

За то, что мы, что наши жизни — разны

Во тьме дорог,

За Ваши вдохновенные соблазны

И темный рок,

За то, что Вам, мой демон крутолобый,

Скажу прости,

За то, что Вас — хоть разорвись над гробом! —

Уж не спасти!

За эту дрожь, за то — что — неужели

Мне снится сон? —

За эту ироническую прелесть,

Что Вы — не он.

16 октября 1914

2. «Под лаской плюшевого пледа…»

Под лаской плюшевого пледа

Вчерашний вызываю сон.

Что это было? — Чья победа? —

Кто побежден?

Все передумываю снова,

Всем перемучиваюсь вновь.

В том, для чего не знаю слова,

Была ль любовь?

Кто был охотник? — Кто — добыча?

Все дьявольски-наоборот!

Что понял, длительно мурлыча,

Сибирский кот?

В том поединке своеволий

Кто, в чьей руке был только мяч?

Чье сердце — Ваше ли, мое ли

Летело вскачь?

И все-таки — что ж это было?

Чего так хочется и жаль?

Так и не знаю: победила ль?

Побеждена ль?

23 октября 1914

3. «Сегодня таяло, сегодня…»

Сегодня таяло, сегодня

Я простояла у окна.

Взгляд отрезвленней, грудь свободней,

Опять умиротворена.

Не знаю, почему. Должно быть,

Устала попросту душа,

И как-то не хотелось трогать

Мятежного карандаша.

Так простояла я — в тумане —

Далекая добру и злу,

Тихонько пальцем барабаня

По чуть звенящему стеклу.

Душой не лучше и не хуже,

Чем первый встречный — этот вот, —

Чем перламутровые лужи,

Где расплескался небосвод,

Чем пролетающая птица

И попросту бегущий пес,

И даже нищая певица

Меня не довела до слез.

Забвенья милое искусство

Душой усвоено уже.

Какое-то большое чувство

Сегодня таяло в душе.

24 октября 1914

4. «Вам одеваться было лень…»

Вам одеваться было лень,

И было лень вставать из кресел.

— А каждый Ваш грядущий день

Моим весельем был бы весел.

Особенно смущало Вас

Идти так поздно в ночь и холод.

— А каждый Ваш грядущий час

Моим весельем был бы молод.

Вы это сделали без зла,

Невинно и непоправимо.

— Я Вашей юностью была,

Которая проходит мимо.

25 октября 1914

5. «Сегодня, часу в восьмом…»

Сегодня, часу в восьмом,

Стремглав по Большой Лубянке,

Как пуля, как снежный ком,

Куда-то промчались санки.

Уже прозвеневший смех…

Я так и застыла взглядом:

Волос рыжеватый мех,

И кто-то высокий — рядом!

Вы были уже с другой,

С ней путь открывали санный,

С желанной и дорогой, —

Сильнее, чем я — желанной.

— Oh, je n’en puis plus, j’etouffe![20] —

Вы крикнули во весь голос,

Размашисто запахнув

На ней меховую полость.

Мир — весел и вечер лих!

Из муфты летят покупки…

Так мчались Вы в снежный вихрь,

Взор к взору и шубка к шубке.

И был жесточайший бунт,

И снег осыпался бело.

Я около двух секунд —

Не более — вслед глядела.

И гладила длинный ворс

На шубке своей — без гнева.

Ваш маленький Кай замерз,

О, Снежная Королева.

26 октября 1914

6. «Ночью над кофейной гущей…»

Ночью над кофейной гущей

Плачет, глядя на Восток.

Рот невинен и распущен,

Как чудовищный цветок.

Скоро месяц — юн и тонок —

Сменит алую зарю.

Сколько я тебе гребенок

И колечек подарю!

Юный месяц между веток

Никого не устерег.

Сколько подарю браслеток,

И цепочек, и серег!

Как из-под тяжелой гривы

Блещут яркие зрачки!

Спутники твои ревнивы? —

Кони кровные легки!

6 декабря 1914

7. «Как весело сиял снежинками…»

Как весело сиял снежинками

Ваш — серый, мой — соболий мех,

Как по рождественскому рынку мы

Искали ленты ярче всех.

Как розовыми и несладкими

Я вафлями объелась — шесть!

Как всеми рыжими лошадками

Я умилялась в Вашу честь.

Как рыжие поддевки — парусом,

Божась, сбывали нам тряпье,

Как на чудных московских барышень

Дивилось глупое бабье.

Как в час, когда народ расходится,

Мы нехотя вошли в собор,

Как на старинной Богородице

Вы приостановили взор.

Как этот лик с очами хмурыми

Был благостен и изможден

В киоте с круглыми амурами

Елисаветинских времен.

Как руку Вы мою оставили,

Сказав: «О, я ее хочу!»

С какою бережностью вставили

В подсвечник — желтую свечу…

— О, светская, с кольцом опаловым

Рука! — О, вся моя напасть! —

Как я икону обещала Вам

Сегодня ночью же украсть!

Как в монастырскую гостиницу

— Гул колокольный и закат —

Блаженные, как имянинницы,

Мы грянули, как полк солдат.

Как я Вам — хорошеть до старости —

Клялась — и просыпала соль,

Как трижды мне — Вы были в ярости! —

Червонный выходил король.

Как голову мою сжимали Вы,

Лаская каждый завиток,

Как Вашей брошечки эмалевой

Мне губы холодил цветок.

Как я по Вашим узким пальчикам

Водила сонною щекой,

Как Вы меня дразнили мальчиком,

Как я Вам нравилась такой…

Декабрь 1914

8. «Свободно шея поднята…»

Свободно шея поднята,

Как молодой побег.

Кто скажет имя, кто — лета,

Кто — край ее, кто — век?

Извилина неярких губ

Капризна и слаба,

Но ослепителен уступ

Бетховенского лба.

До умилительности чист

Истаявший овал.

Рука, к которой шел бы хлыст,

И — в серебре — опал.

Рука, достойная смычка,

Ушедшая в шелка,

Неповторимая рука,

Прекрасная рука.

10 января 1915

9. «Ты проходишь своей дорогою…»

Ты проходишь своей дорогою,

И руки твоей я не трогаю.

Но тоска во мне — слишком вечная,

Чтоб была ты мне — первой встречною.

Сердце сразу сказало: «Милая!»

Все тебе — наугад — простила я,

Ничего не знав, — даже имени! —

О, люби меня, о, люби меня!

Вижу я по губам — извилиной,

По надменности их усиленной,

По тяжелым надбровным выступам:

Это сердце берется — приступом!