Джексон не узнавал меня до тех пор, пока профессор не провел перекличку. Затем я почувствовала на себе его взгляд, но старалась не смотреть в его сторону, упорно не сводя глаз с профессора, который раздавал нам программу курса. Джексон заерзал на стуле, а затем открыл упаковку жвачек и протянул ее мне. Я решила, что это своего рода уловка: возьмешь жвачку — глянешь на того, кто угощает.

— Нет, спасибо, — ответила я. Через минуту до меня донесся аромат зеленого яблока.

Я твердила себе, что партнера по лабораторным работам видишь куда реже, чем соседку по комнате, и что ему просто не под силу отвлечь меня от моей мечты — сосудистой хирургии. Да и вообще беспокоиться не из-за чего: он же еще в школе начал встречаться с длинноногой блондинкой по имени Мэри Элизабет, которую, однако, все называли Пышкой. Она носила заколки для волос с камнями в двадцать четыре карата, а ее отец работал проктологом в Куквилле.

Весь сентябрь мы с Джексоном сидели за одним микроскопом, изучая дрозофил, зараженных сифилисом. Как-то раз я одолжила ему свой конспект, и в благодарность он подарил мне букетик крошечных полевых цветов. Их неоново-желтые лепестки были чуть изогнуты, словно ресницы. Он сразу признался, что выкрал их с ботанической выставки в находившемся по соседству биологическом корпусе, но я все равно была очарована. После занятия он засунул букет в мой учебник, между пятой и шестой главами.

— На удачу, — сказал он и заглянул мне прямо в глаза.

— Она никогда не помешает, — согласилась я. И хотя мой средний балл был где-то около пяти, я вдруг испугалась, что скачусь на двойки. Вернувшись домой, я поставила букетик в вазе на стол. Копить вещи — не в моих правилах: и потому, что я не люблю беспорядок, и потому, что не хочу к ним привязываться. Слишком больно их потом терять. В тот вечер ко мне заглянула малышка Джо-Нелл с учебником химии в руках. Пока я решала ей уравнения, она уселась на стол и красила ногти на ногах кричаще-фиолетовым лаком. С ее уходом цветы исчезли. Решив, что они просто упали на пол, я все исползала на четвереньках, но нашла лишь пару помятых лепестков.

На следующий день я шла к зоологическому корпусу, изо всех сил надеясь, что мой сосед прогуляет самоподготовку. Но Джексон уже сидел за партой и рассматривал препараты. Я хотела шмыгнуть обратно в коридор, однако тут он поднял глаза. За его спиной было залитое солнцем окно, и золотистые потоки света озаряли его с ног до головы.

— Что-то я побаиваюсь зимней сессии, — признался он, — если не поступлю в медицинский, папаша просто убьет меня.

— Да ладно тебе, — ответила я, подходя к нашей парте. Взяв один из препаратов, я посмотрела на него против света. — Твой отец — добрейший человек. Ты в курсе, что он лечит мою бабку?

Джексон встал из-за парты, обошел ее кругом и обнял меня за талию. А потом погладил по щеке.

— В чем дело? — спросила я, прикинувшись дурочкой.

— Фредди, ты мне нравишься, — ответил он и потерся носом о мой подбородок. — Очень нравишься. По правде говоря, я просто без ума от тебя.

— От меня? Мне казалось, ты без ума от Пышки!

— Мы с ней расстались.

— Но почему?

— Потому что я хочу быть с тобой.

Начав целоваться, остановиться мы уже не могли. Нас мотнуло назад, и мы опрокинули пару стульев, а затем нырнули прямо на кафельный пол, подняв целое облако мела.

Тут зазвонил телефон, и я сразу же поняла, что это Сэм.

— Здравствуй, солнышко, — проворковала я в трубку.

— Прости, я тебя, наверное, разочарую, — ответил мне женский голос. — Позови, пожалуйста, Фредди Мак-Брум.

— Это я.

— О, привет! Это Сисси Олсап, в далеком прошлом Сисси Браунинг. В школьные годы мы вместе ходили в «Гли клаб»!

— Чему обязана? — Я надеялась, что мне удалось произнести это крайне неприветливо. Тогда, в школе, Сисси Браунинг даже не посмотрела бы в мою сторону. Она пользовалась оглушительной популярностью, но, несмотря на давно утраченную девственность, каким-то образом сохраняла безупречную репутацию. Я же была синим чулком и к тому же не могла себе позволить модный костюм «юбка-джемпер», как у Бобби Брукс.

— Я узнала, что ты в городе, — сюсюкала Сисси. — Мэри Джун сказала мне, что встретила тебя в больнице. У меня там, кстати, работает муж, доктор Билл Олсап. Вот я и сказала себе: «Сисси, ты просто обязана ей позвонить!» Да, я слышала о том, как не повезло твоей сестре! Билл сказал, что она в реанимации.

— А мне казалось, ты вышла за Джимбо Шримплетта, — пробормотала я, а про себя добавила: «Всего через месяц после окончания школы. Роскошное было венчание в Первой пресвитерианской церкви».

— Ой, мы с Джимбо уже семь лет как развелись. Хотя, может, и шесть… Но это неважно! Звоню-то я, чтоб пригласить тебя на свою вечеринку в субботу. Знаю, никто еще не отошел после Нового года, но в последние дни так холодно, что мне захотелось повеселиться. Народу будет немного, тем более что у меня пока что полный бардак. Даже рождественские гирлянды еще не убраны. Это такая морока, а мою домработницу как раз положили на удаление матки. Короче говоря, я хочу, чтоб ты пришла. Джексон Маннинг тоже заглянет.

— Кто, прости?

— Джексон Маннинг, педиатр. Я слышала, вы с ним встречались. Теперь он в разводе.

— Я и не знала…

— Он был женат на одной обалденной красотке из Мемфиса, Изабелле Фамилию-не-помню. Не слыхала про нее? Кажется, она работала фотомоделью. Ну а потом прошел слушок, что у Джексона шуры-муры с какой-то медсестрой. Может, ничего там и не было, но Изабелла тут же собрала шмотки и удрала. С тех пор Джексон обращается с бабами как мартышка с бананами: чуть попробует и сразу же бросит.

— И он больше не женился? — сказав это, я невольно поморщилась.

— Нет, но перепробовал уйму бананов. Его последней подружкой была агент по недвижимости, обладательница миллионного состояния, Джулианна Хауэлл. Она в разводе и с ребенком на руках, кажется мальчиком. При этом чуток нагловата — ну, ты понимаешь, как все риелторы. Да и по происхождению она, прямо скажем, не из сливок здешнего общества: ее отец работал на бензоколонке. Короче, не чета Маннингам. И все же надо отдать Джулианне должное: миллион долларов есть миллион долларов. Я была уверена, что он на ней женится, но Джексон из тех мужиков, которых мне просто не понять. Хотя я все равно пытаюсь. Уверяю тебя.

Я все думала, как бы от нее избавиться, но тут она изрекла:

— Ну, а теперь выкладывай: ты-то как живешь?

— Я? Да так, потихоньку…

— То есть сестра в автокатастрофе — это «потихоньку»?! — захохотала Сисси. — Все мы слышали, что ты изучаешь китов и живешь в Калифорнии. Это же просто восхитительно! Потому-то я тебе и звоню. Хочу, чтоб ты пришла на вечеринку и рассказала всем о своих приключениях. Ты же знаешь, какая в Таллуле тоска; все занимаются тем же, что и раньше, и изо всех сил стараются обойти своих же знакомых.

Я молчала, задумавшись о Сэме и Нине и стараясь подсчитать, который час теперь в Нижней Калифорнии. Прямо сейчас звонить, наверное, не стоило — они, скорее всего, еще в лагуне.

— Ну так что, ты придешь? — спросила она, и я очнулась.

— Куда?

— На мою вечеринку! К семи часам по адресу Аппоматокс, дом 502. Если надо, я за тобой заеду.

— Знаешь, я вряд ли…

— Нет! Отказа я не приму! Ты должна прийти — должна, и точка!

— Я постараюсь, — соврала я. Моя рука уже легла на рычаг, и мне безумно хотелось надавить на него. — Слушай, спасибо за приглашение, но, видишь ли, я жду звонка из Мексики.

— От своего таинственного «солнышка»? — захихикала она.

— Да, от моего мужа, — ответила я и приготовилась к очередному залпу вопросов.

— Ой, как мило! Но смотри, не забудь про вечеринку!

— Не забуду, — кивнула я и, не дав ей прибавить ни слова, повесила трубку. У меня не было ни малейшего желания идти ни на ее, ни на чью-либо еще вечеринку в Таллуле. Не такой я человек.

ДЖО-НЕЛЛ

Подошло время обеда, и по коридорам загремели тележки с едой. Их колеса противно скрипели, а сама пища воняла подгорелой говядиной и дешевым покупным соусом, из тех, что подают в школьных столовых.