Уже один, он тотчас же помчался по направлению к плотине, делая для этого крюк чуть не в сто ярдов. Ярдах в двадцати ниже плотины находилась густая заросль из ольхи и ивняка, сгруппировавшаяся у самого ручья, и Казан тотчас же воспользовался ею. Никем не замеченный, он пробрался на расстояние одного или двух прыжков к самой плотине и залег, готовый броситься вперед при первом удобном случае.
Большинство бобров в это время работало в воде. Четверо или пятеро все еще оставались на берегу, у самой воды. Прождав несколько минут, Казан решил уже пожертвовать всем, чтобы яростно броситься на врагов, как вдруг движение на плотине привлекло его внимание. Три бобра принялись за смазывание цементом центрального сооружения. Быстро, как стрела, Казан выскочил из своей засады и перебежал под прикрытие плотины. Здесь было мелко, так как главная масса воды нашла себе выход около противоположного берега. Когда он стал переходить через воду, то она едва доходила ему здесь до живота. Бобры его совершенно не замечали, и ветер дул в его пользу. Шум бежавшей воды поглощал собою малейший посторонний звук. Вскоре он услышал, что бобры работали уже над его головой. По веткам сваленных берез он вскарабкался наверх. Моментом позже его голова и плечи уже показались над самой вершиной плотины. Почти тут же, всего в аршине расстояния, Сломанный Зуб пригонял к месту трехфутовый чурбан от тополя толщиной с руку. Он так был занят своим делом, что даже и не видел, и не слышал, как подбирался к нему Казан. Другой бобр сделал предостережение, громко бросившись в воду. Сломанный Зуб поднял голову, и его глаза встретились с оскаленными зубами Казана. Он бросился было назад, но было уже поздно. Казан навалился на него всем телом. Его острые клыки вонзились Сломанному Зубу прямо в затылок. Но старый бобр все-таки стал увертываться назад, чтобы лишить Казана точки опоры. В этот же самый момент его похожие на долото резцы крепко ухватились за отвисшую шкуру на горле у Казана. Затем оба свалились с плотины в воду и пошли на самую глубину.
В Сломанном Зубе было полтора пуда веса. Упавши в воду, он оказался в своей сфере и, все еще не разжимая той хватки, которую ему удалось сделать на шее Казана, он потянул его книзу, как железная гиря. Казан оказался совсем под водой. Вода ринулась ему в рот, в уши, в глаза и в нос. Он не мог ничего видеть, и все его чувства пришли в смятение. Но вместо того, чтобы стараться освободиться, он задержал в себе дыхание и еще глубже вонзил свои зубы в затылок бобру. Оба они коснулись мягкого илистого дна и на минуту погрузились в тину. Только теперь Казан разжал свои челюсти. Он должен был бороться уже за свою собственную жизнь, а не искать смерти Сломанного Зуба. Всеми своими силами он старался отделаться от хватки бобра и выбраться поскорее на поверхность, к свежему воздуху и к жизни. Он сжал челюсти, зная, что сделать дыхание — для него значило бы умереть. На суше он без всяких усилий мог бы отделаться от хватки Сломанного Зуба. Но под водой эта его хватка могла оказаться еще более гибельной, чем когти рыси на берегу. Вдруг почувствовался вокруг Казана круговорот воды — это к боровшейся паре подплывал второй бобр. Если он присоединится сейчас к Сломанному Зубу, то всем стараниям Казана должен прийти немедленный конец.
Но природа все предусмотрела в борьбе бобров с хищными животными. Престарелому патриарху не было никакого расчета держать Казана под водой. К тому же он не был мстителен. Он не жаждал крови и смерти. Почувствовав, что Казан от него уже отцепился и что это страшное животное, которое уже два раза набрасывалось на него, уже больше не способно причинить ему какого-нибудь вреда, он разжал свои челюсти. Это он сделал, впрочем, не сразу. Казан совсем уже ослабел, когда выплыл на поверхность. Находясь тремя четвертями своего тела в воде, он кое-как успел уцепиться передними лапами за тонкие ветки, вылезавшие из плотины. Это дало ему время вздохнуть как можно глубже и выкашлять из себя воду, которая чуть не сделалась его могилой. Около десяти минут провисел он на этих ветках, прежде чем рискнул напрямик переплыть к берегу. Добравшись до него, он еле имел силы выбраться на сушу. Все его силы оставили его. Члены его тряслись. Нижняя челюсть отвисла. Он потерпел поражение, был побит в полном смысле. Унижен. Животное без всяких клыков чуть не погубило его. Он чувствовал над собой все его превосходство. Мокрый, с поджатым хвостом, он возвратился к своему валежнику, растянулся на солнце и стал поджидать Серую волчицу.
Последовали дни, в которые желание погубить всех бобров во всей их массе превратилось в Казане в сжигательную страсть и цель всей его жизни. А плотина с каждым днем становилась все неприступнее. Цементные работы в воде производились бобрами быстро и в полной безопасности. Вода в запруде с каждыми сутками поднималась все выше и выше, и самый затон становился все шире и шире. Поверхность воды расширилась в своем разливе уже настолько, что стала окружать валежник со всех сторон и через неделю или через две, если бобры будут продолжать свою работу, грозила уже превратить ее в островок в центре широкой водной равнины, заменившей собою все болото сплошь.
Теперь Казан охотился только для того, чтобы быть сытым, а не для удовольствия. Без устали он выжидал удобного случая, чтобы напасть на подданных Сломанного Зуба, когда они менее всего будут этого ожидать. На третий день после схватки под водою Казан загрыз взрослого бобра, который неосторожно подошел поближе к зарослям ивняка. На пятый день два молоденьких бобра бродили по затопленным местам недалеко от кучи валежника, и Казан схватил их прямо в воде и разорвал на куски. После таких успешных нападений с его стороны бобры перешли на работу, главным образом, в ночное время. А это было для Казана как нельзя более кстати, потому что он был вполне охотником. В две следующие ночи он убил еще по одному бобру. Таким образом, считая и бобрят, он истребил всего семь штук, когда пришла к нему на помощь выдра.
Никогда еще Сломанный Зуб не находился между двух таких смертных и непримиримых врагов, какими были эти два его преследователя. На суше Казан был мастером своего дела благодаря своей быстроте, собачьему чутью и умению изловчаться. Но зато в воде выдра представляла еще большую угрозу. Там она была еще быстрее, чем рыба, которой она питалась. Ее зубы были, как стальные иголки. Она была такая гладкая и такая увертливая, что бобры едва ли сумели бы вцепиться в нее своими похожими на долота зубами, даже если бы ее поймали. Как и бобры, выдра не обладала жаждой крови. И все-таки на всем севере не было более пламенного истребителя их породы, как она, даже еще большего, чем человек. Она являлась и уходила, как чума, и самые большие истребления приносила с собою в самую холодную пору зимы. В такие дни она не трогала бобров в их уютных жилищах. Она делала то, что люди исполняют теперь динамитом, а именно приводила в негодность их плотины. Она прорывала в них дыры, вода моментально понижалась, лед проваливался, и в жилища бобров высовывались изводы наружу. Вследствие этого бобры начинали погибать массами от голода и стужи. Благодаря отсутствию воды вокруг их жилищ, накопляющимся хаотическим количествам сломавшегося льда и температуре, которая опускается на сорок и пятьдесят градусов ниже нуля, они умирают в два-три часа. Потому что бобр, несмотря на свою теплую шубу, более чувствителен к холоду, чем даже человек. В течение всей зимы окружающая его жилище вода составляет собою то же, что и печь для жилища человека.
Но теперь было лето, и Сломанный Зуб, и вся его колония не очень-то испугались прибытия выдры. Конечно, им во что-нибудь обойдется починка плотины, но на дворе стояло еще тепло и запас пищи был еще значителен. Целых два дня выдра производила исследования вокруг плотины и измеряла глубину воды в запруде. Казан принял было ее за бобра и тщетно старался придушить ее. Она тоже, со своей стороны отнеслась к Казану подозрительно и приняла против него меры предосторожности. Ни тот, ни другая даже и не предполагали, что имеют друг в друге союзников. А тем временем бобры стали продолжать свои работы уже с большей осторожностью. Вода в запруде поднялась теперь уже настолько, что инженеры приступили к постройке трех жилищ. На третий день в выдре заработал ее инстинкт разрушения. Она принялась за обследование плотины у самого ее основания. Найдя в ней наиболее слабое местечко, она с помощью своих острых зубов и маленькой, похожей на пулю головы принялись за свои сверлильные операции. Дюйм за дюймом она проникала в нее, прокладывая сквозь нее туннель и перегрызая ветки, и внедрялась в нее сама. Круглый ход, который она прокладывала, был в семь дюймов в диаметре. За шесть часов работы она проникла вглубь плотины на целых пять футов.