Быстро развился Бари из смаковавшего только кровь во вполне плотоядное животное. Одна за другой тайны жизни усваивались им — отвратительная ночная брачная игра серых сов, треск упавшего дерева, раскаты грома, рев бегущей воды, вой водяного кота, мычание волчихи и отдаленные зовы волков. Но самой высшей тайной из всех, которая уже сделалась в нем частью его инстинкта, была тайна обоняния. Однажды он зашел за пятьдесят ярдов от логовища под валежником, и его маленький носик уже различил запах кролика. И вдруг без всякого рассуждения и без малейшего дальнейшего процесса в его воспитании он постиг, что для того, чтобы добыть мясо и кровь, которые он так полюбил, необходимо было руководствоваться именно обонянием. Он медленно заковылял вдоль следа, пока не добрался наконец до большого упавшего дерева, через которое учился перепрыгивать взад и вперед кролик, и от этого дерева он повернул обратно. Каждый день после этого он самостоятельно стал отправляться в экскурсии. В первое время он походил на исследователя, попавшего в незнакомую и неизведанную еще страну без компаса. Каждый день он наталкивался на что-нибудь новое, то приводившее его в удивление, то наводившее на него страх. Но его страхи становились все меньше и меньше, а уверенность в самом себе все росла и росла. Когда он убедился, что ни одно из тех существ, которых он боялся, не причиняло ему зла, он все более и более наглел в своих похождениях. Изменилась в нем и его наружность соответственно с его взглядом на вещи. Его круглое, как барабан, тело выровнялось и приняло другие формы. Он стал гибким и быстрым. Желтизна его шерсти побурела, и вдоль затылка обозначалась серовато-белая полоса, как это было у Казана. Он унаследовал от матери подбородок и красивые формы головы. Во всем остальном он представлял собою точную копию Казана. Его члены давали надежду на будущую силу и массивность. Он был широкогруд. Глаза у него были широко открыты, с небольшой краснотой во внутренних углах. Лесные жители отлично знают, чего можно ожидать от маленьких щенков, которые в таком раннем возрасте уже имеют в глазах подобные красные точки. Это было доказательством тому, что здесь не обошлось дело без дикого зверя и что либо мать, либо отец такого щенка обязательно должен бы быть волком. А в Бари эти точки другого значения иметь не могли: ведь он был только полусобакой и дикая кровь осталась в нем навеки.

Только со дня этого первого своего поединка с несчастным живым существом Бари стал проявлять вовне то, что унаследовал от матери и от отца. Он стал уходить от логовища дальше, чем обыкновенно, — на целые сотни ярдов. На своем пути он встретил новое чудо. Это был ручей. Он и раньше слышал его журчание, так как уже видел его издалека, с расстояния, по крайней мере, в пятьдесят ярдов. Но на этот раз он осмелился и дошел до самого ручья и простоял около него долгое время, вслушиваясь в его рокот под своими ногами и вглядываясь через него в открывшийся перед ним новый мир. Затем осторожно он стал идти вдоль ручья. Не прошел он и дюжины шагов, как около него вдруг раздалось какое-то трепыхание. Прямо на пути у него оказалась хищная большеглазая северная сойка. Она не могла летать. Одно крыло у нее не действовало вовсе и волочилось по земле, вероятно, изломанное в борьбе с каким-нибудь небольшим хищным животным. Но в первую минуту это показалось для Бари самым страшным и роковым для жизни моментом.

Серая полоса у него на спине ощетинилась, и он отправился далее. Сойка где-то притаилась, когда он прошел мимо нее всего только в трех шагах. Короткими быстрыми скачками она стала убегать от него. Тотчас же вся нерешительность Бари разлетелась в пух и в прах, и, охваченный налетевшим на него порывом возбуждения, он бросился на раненую птицу. После двух-трех приемов страстной борьбы Бари вонзил в ее перья свои острые зубы. Птица стала долбить его клювом. Сойка — ведь это король среди маленьких птиц. В брачный сезон она убивает воробьев, синичек и снегирей с кроткими глазами. Раз за разом она поражала клювом Бари, но сын Казана уже достиг того возраста, когда уже стал понимать толк в борьбе, и причиняемая ему боль от ударов только заставляла его вонзать зубы поглубже. Наконец он добрался до ее тела и с детским ворчанием схватил ее потом за горло. Только пять минут спустя он высвободил из нее свои зубы и отступил на шаг, чтобы взглянуть на свою помятую, недвижимую жертву. Сойка была уже мертва. Он выиграл свое первое сражение. И с первой победой для него настал удивительный рассвет того великого инстинкта, самого величайшего из всех, который подсказал ему, что он уже не был трутнем в великом механизме еще не испорченной человеком жизни и что с этой минуты уже стал составлять собою его составную часть, потому что он убил.

Через полчаса по его следу пошла Серая волчица. Сойка была разодрана на куски. Ее перья разлетелись кругом, и маленький носик Бари был в крови. Бари с торжеством победителя лежал около своей жертвы. Серая волчица тотчас же поняла, в чем дело, и стала его радостно ласкать. Когда они возвращались обратно к логовищу, то Бари нес в зубах трофей.

С этого часа его первого убийства охота сделалась главной страстью в жизни Бари. Когда он не спал на солнце или ночью под валежником, то он разыскивал живые существа, которые мог бы погубить. Он погубил целое семейство лесных мышей. Он разделался с горностаем, хотя этот лесной беззаконник и нанес ему сперва поражение. Это поражение несколько сократило в Бари его пыл в следующие дни, но научило его понимать, что и у других животных тоже были когти и клыки и что среди других живых существ тоже были кровожадные.

Все дальше и дальше стал уходить Бари от своей кучи валежника, все время придерживаясь ручья. Иногда он пропадал целые часы. Сначала Серая волчица беспокоилась о нем, когда он долго не возвращался, но с течением времени привыкла и успокоилась. Природа совершала свою работу быстро. Теперь уже пришла очередь беспокоиться Казану. Наступили лунные ночи, и желание бродить становилось в нем все сильнее и сильнее. И Серая волчица тоже испытывала странную тягу, влекшую ее в великое мировое пространство.

Наступил наконец день, когда Бари отправился на свою самую продолжительную охоту. Пройдя с полмили, он загрыз своего первого кролика. Здесь он оставался до сумерек. Взошла луна, полная и яркая, распространяя по лесам, долинам и холмам свой прозрачный, почти дневной свет. Это была роскошная ночь. И Бари нашел луну и позабыл о своих жертвах. Направление, в котором он отправился далее, было как раз противоположно дому.

Всю ночь Серая волчица не спала и ожидала. А когда наконец луна стала спускаться к юго-западу, она села на задние лапы, подняла слепую морду к небу и в первый раз со дня рождения Бари завыла. Природа совершала свою работу и над нею. Далеко-далеко ее услышал Бари, но не послал ей ответа. Перед ним открывался новый мир. Он навеки сказал «прощай» валежнику и дому и убежал.

ГЛАВА XVIII

КОЛОНИСТЫ

Был тот восхитительный сезон между весной и летом, когда северные ночи блистают звездами и луной, и в него-то Казан и Серая волчица и отправились на продолжительную охоту в долину между двух горных кряжей. Это были для них первые дни их желания бродить, которое всегда охватывает пушных и хищных зверей пустыни немедленно же после того, как рожденные ранней весной дети покидают своих отцов и матерей навсегда, чтобы идти уже своей дорогой в этом громадном, просторном мире. От своего дома под валежником они направились к западу. Они охотились главным образом только по ночам и оставляли позади себя след, который обозначался недоеденными трупами кроликов и куропаток. Это был сезон не голода, а истребления. В десяти милях к западу от болота они загрызли молодую лань. Их аппетиты удовлетворялись только самым теплым мясом и самой горячей кровью. Они разжирели, и шерсть на них стала лосниться, и каждый день они все более и более разнеживались на солнце. У них было мало соперников. Рыси уже ушли в более густые леса к югу. Волков не было. Водяной кот, куница и норка еще держались в больших количествах вдоль речек, но охотиться на них было неинтересно, да и забияки они были плохие. Однажды они наткнулись на старую выдру. Она была гигантской для своей породы и с наступлением лета стала даже вся светло-серой. Разжиревший и обленившийся Казан посмотрел на нее свысока. Слепая волчица почуяла от нее рыбный запах, распространявшийся в воздухе. Для них эта выдра не представляла собой никакого интереса — она плавала, была животным своего рода, питалась рыбой, — и они продолжали свой путь, совершенно даже и не предполагая, что это неизвестное создание с черными перепонками на лапах скоро сделается их верным союзником в странной и смертной вражде, такой же кровавой в жизни зверей в пустыне, как и смертоноснейшая родовая месть в жизни людей.