Тася заколебалась.

Воспрянувшая духом, Дарья Петровна зачастила:

— Наташенька так и велела сказать: пусть на все соглашается, она нужна мне очень — дело большое на воле есть.

С ужасом Тася подумала:

«А ведь, действительно, так можно погубить Наташу. Слишком крепкие нити связывают нас. Умнее выйти на свободу и вместе с Наташей решить, как жить дальше».

— Вернуться сюда никогда не поздно, — вслух сказала Тася.

В тот же вечер Тася пошла на квартиру Глинских. Последнее время она избегала бывать там из-за немецких офицеров. Но сегодня ей было необходимо срочно повидаться с Наташей.

Горячо целуя девушку, Наташа со страхом спросила:

— Ну, как ты? Трудно пришлось?

— Трудно, Наташенька! Все мне казалось, не так я себя держу, как надо. Ведь комсомолка я. Дать бы им это почувствовать по-настоящему. Да нельзя — других провалить могу. А ни в чем не повинную изображать — очень уж тошно. Виктор… Благодетель! Ох, и ненавижу я его!

Тася тут же спохватилась. По неписанному закону они не говорили о Викторе. Наташа поняла, и суровая складка залегла между густыми ровными бровями.

— Говори, Тася. Говори все.

— Сердце жжет! — чистосердечно призналась Тася. — Не могу я примириться, что он одним с нами воздухом дышит. Не успокоюсь, пока не уничтожу его! Вот пойти бы на эту вечеринку и насыпать ему яду в стакан с вином.

Наташа подавила вздох. Складка между бровями так и не разошлась.

Подробно расспросив Тасю, как она провела эти два страшных дня и что она собирается делать дальше, Наташа тихо сказала:

— Где наши больные, там и наше место.

— Скорее бы только! — вырвалось у Таси.

Дарья Петровна с удивлением наблюдала за дочерью, уже третий раз менявшей прическу. Во всяком случае в последнее время это на неё было совсем непохоже. Наконец Тася уложила косы короной, заколола их шпильками. Разглядывая себя в потускневшем от времени и сырости дешевеньком трюмо, она тихонько вздохнула: красота не приносила ей радости.

Сейчас, собираясь на бал, Тася вспомнила Виктора и ощутила почти физическую боль.

Когда-то у нее была вера в счастье, в большое, настоящее чувство. Резкий, неуступчивый юноша рядом с нею становился мягким как воск.

Когда Виктора не было, мысль о предстоящей встрече согревала ее. Казалось, у Виктора черпает она силы для нелегкой борьбы с деспотизмом матери.

Мысль, что она любила и человек, которому отдала целиком свое чувство, оказался предателем, вызвала взрыв такой боли, что Тася не выдержала и застонала.

— Что с тобой, Тасенька? Не заболела ли?! — тревожно спросила Дарья Петровна, заглядывая в комнату дочери.

— Я укололась булавкой, — сказала Тася.

Когда молодой унтер-офицер с розовым, чисто выбритым лицом ломаным русским языком сообщил, что он явился за фрейлен Тасей, чтобы отвезти ее на бал, и машина ждет около дома, — Тася уже успела взять себя в руки. Она сдержанно-спокойно простилась с матерью. Дарья Петровна залюбовалась дочерью, — никогда еще она не видела ее такой красивой.

Тася ушла, сопровождаемая унтер-офицером.

Дарья Петровна не знала, радоваться ей или горевать. Вдоволь наплакавшись, она уже собиралась ложиться спать, когда в дверь резко постучали. Вошел незнакомый немецкий солдат, высокий, с длинным угреватым лицом.

— Господин лейтенант Киреев приказали фрейлен Тасе сейчас же ехать на бал. Она слишком долго заставляет себя ждать! — заявил он, нагло рассматривая испуганную старуху. Видимо, гитлеровец выпил лишнее: его маленькие серые глазки мутно блестели, а угреватое лицо нездорово лоснилось.

Старуха сначала растерялась, а потом набросилась на солдата:

— Как так заставляет себя ждать? Да Тасенька, почитай, два часа как уехала. От нас до Кузьминых рукой подать. Я пешком хожу минут пятнадцать — двадцать, а она на машине. Небось, давно натанцевалась…

Солдат не настолько хорошо понимал русский язык, чтобы разобраться в щедро сыпавшихся словах. Он тупо помотал головой и повторил:

— Приказано фрейлен Тасе немедленно ехать!

— Да говорю же я тебе, бестолковый, — рассердилась Лукина, — Тася моя уже часа два на балу.

Гитлеровец вдруг скрипуче расхохотался и направился к внутренней двери, которая вела в спальню.

Дарья Петровна решила, что он заблудился и, остановив его за рукав, указала на выход.

Грубо оттолкнув старуху, солдат рванул дверь спальни и вошел туда. Дарья Петровна поспешила за ним, ничего не понимая. Она со страхом смотрела, как он присел на корточки и заглядывает под кровать.

«Неужто Таську ищет? До чего ж бестолковый! Никак с ним не договоришься. А не случилось ли что с Тасей? На машине поехала, может, разбилась? Сходить самой узнать?»

Она спросила у солдата, прилежно заглядывавшего за небольшой платяной шкаф, стоящий в углу спальни:

— Где господин Киреев? У Кузьминых? — и, получив утвердительный ответ, решительно потребовала: — Веди меня к нему, я сама все расскажу.

Солдат снова захохотал. На этот раз даже с каким-то присвистом.

— Куда нужна старая господину лейтенанту? Дочку давай!

Лукина с трудом уговорила отвести ее к Виктору.

Квартира Кузьминых была залита огнями. У подъезда и в переулке стояли машины. Сопровождаемая солдатом, Лукина прошла с черного хода.

Она ждала Виктора в темном коридорчике около кухни.

До нее доносились звуки музыки, громкие голоса, смех…

«Ишь, проклятущие, — с неожиданной злобой подумала Дарья Петровна. Ей стало жаль свою дочь. — Пьяные ведь они, противные!»

Виктор вышел к ней, слегка покачиваясь, удачно играя роль сильно выпившего человека. Мундир был расстегнут, и Дарья Петровна увидела под ним ослепительно белое шелковое белье.

Глаза Виктора блестели возбужденно и сердито:

— Зачем вы явились? Где дочь? Все миндальничает! До каких пор ее будут ждать?!

В коридор вышел и остановился рядом с Киреевым молодой красивый немецкий офицер. Мундир на нем был застегнут на все пуговицы.

— Что вы, язык проглотили? — крикнул Виктор дрожащей старухе.

Та с трудом выговорила:

— Тася же здесь. Она два часа как уехала.

— Что? — еще громче заорал Виктор. — Издеваться вздумали? Где Тася?

Дарья Петровна ничего не понимала. «Может, спьяну ему мерещится, что Таси нет здесь?» — пришло ей в голову.

Она заговорила просящим тоном:

— И чего вы беспокоитесь? Разве посмела бы Тасенька канителиться? Как только приехали, она скорей пальто и шаль на себя накинула, и пошли. Минуты он ее не ждал.

— То есть как это не ждал? — недоумевающе спросил Виктор.

— Мигом собралась, шаль на ходу накинула, — повторила Лукина.

— Куда же она делась? Сквозь землю провалилась, что ли? — снова закричал Виктор.

— Успокойтесь, господин Киреев, — веско сказал немецкий офицер. — Мы разберемся, в чем тут дело, Задержите старуху и выясните, где ваша машина, посланная за фрейлен Тасей.

— Вы правы, господин Ауэ! — ответил Виктор. — Старуху следует хорошенько допросить. Я сам займусь этим. Но моей машины и шофера нет около дома Лукиных и вообще в этом районе. Ганс проверил все близлежащие переулки, когда вел сюда эту старую ведьму.

— Может, машина разбилась и Тасенька вместе с ней? — плачущим голосом спросила Лукина.

— Странная история! — Ауэ пожал плечами.

— Я ничего не понимаю, — растерянно сказал Виктор. Он, по-видимому, уже протрезвился.

— Поймете после, — зло усмехнулся Ауэ. Виктор удержал резкое слово, готовое сорваться с его губ. Вместе с Ауэ он расспросил Дарью Петровну о мельчайших подробностях Тасиного отъезда. Виктор посылал за Тасей своего шофера. Шофер был уже пожилой человек и совсем не походил на описанного Лукиной молодого немецкого унтера.

— Черт возьми! Какая-то мистификация, — крикнул Ауэ, — откуда взялся этот розовый молодчик?

— Поедем сейчас же по свежим следам, проверим, — предложил Виктор.

Взяв с собой Дарью Петровну, они поехали на квартиру Лукиных. Сзади шла грузовая машина с автоматчиками.