Тощий, жилистый аквилонец, который дрался с Троцеро, тоже кинулся прочь. Четверо их летели по лесу, словно листья, подхваченные ураганом. Пятый лежал на бурой земле, и по белой накидке медленно расползалось кровавое пятно.

— Гремио! — закричал граф. — Возьми своих солдат и в погоню! Хоть одного, но возьми живьем!

Троцеро вернулся туда, где смятая трава хранила безмолвные следы яростной схватки. Еще раз взглянув на лежащего аквилонца, граф приказал проверить, жив ли враг.

Один из разведчиков спешился, а другой сказал:

— Нет, господин, я сам проткнул его насквозь.

— Он мертв, — подтвердил первый, на минуту склонившись над телом.

Троцеро выругался:

— Нам позарез необходимо кого-нибудь допросить.

— Смотрите! Тут один из их пленников! — воскликнул, разведчик, опускаясь на колени рядом с нагим существом, бездыханно лежащим поперек упавшего дерева. — Наверное, его задело копытом во время свалки.

Троцеро в задумчивости прикусил нижнюю губу.

— Наверное, — машинально повторил он, а потом добавил: — Значит, это и есть тот самый сатир из деревенских сказок.

Тем временем сатир, маленькие кулачки которого были связаны тонкой веревкой, пришел в себя, увидел перед собой страшных, огромных всадников и кинулся было наутек. Но стоявший тут же разведчик быстро ухватил конец свисавшей с шеи веревки.

Троцеро спросил:

— Скажи, умеешь ли ты говорить, лесное создание?

— Ага. Хорошо говорить. Хорошо на моем, чуть-чуть на твоем, — ответил пленник с неимоверным акцентом. — Что ты сделать мне?

— Это решит наш главный воин, — ответил Троцеро.

— Не резать глотку, как другие?

— Лично у меня нет ни малейшего желания резать тебе глотку. С чего ты взял, что это кому-то нужно?

— Нужно. Для колдовства.

Граф покачал головой.

— Понятно, — сказал он. — С нами этого можно не бояться. Однако придется отвести тебя в лагерь. Есть у тебя имя?

— Я Гола, — ответил сатир тихим голоском.

— Ну, Гола, придется тебе сесть на лошадь позади одного из моих людей. Понимаешь?

Сатир опустил глаза:

— Я бояться лошадь.

— Придется потерпеть, — ответил граф и сделал знак первому разведчику.

— Ну-ка давай, — усмехнулся разведчик и одним махом поднял легонькое существо. Снял с шеи веревку, крепко привязал один конец к седлу, а другим обмотал сатира вокруг пояса. — Так будет надежней, — хмыкнул солдат и вскочил в седло.

Разведчики, посланные в погоню, увидели только спины аквилонцев, как раз въезжавших в ущелье под Зубом Великана. Побоявшись засады, воины вернулись ни с чем.

Немного погодя граф Троцеро уже рассказывал о лесной стычке в шатре, где собирались все вожди повстанцев.

Конан осмотрел пленника и сказал:

— Похоже, эта веревка режет тебе руки, друг Гола. Нам она ни к чему.

Он достал из ножен кинжал и подошел к сатиру, который забился в смертельном ужасе и закричал:

— Нет-нет! Не режь! Человек обещал! Не тронь глотку!

— Не нужна мне твоя глотка! — рявкнул Конан и сгреб одной рукой кулачки сатира. — Я не сделаю тебе ничего дурного. — Он перерезал веревку и отвернулся, а сатир, всхлипывая, принялся растирать пальцы.

— Ну что, так лучше? — хмыкнул Конан, сел за грубо сколоченный стол и похлопал по скамье, приглашая сатира сесть рядом. — Скажи, любишь ли ты вино, друг Гола?

Сатир улыбнулся и кивнул.

— Конан! — воскликнул Публий. — У нас вина только два меха! Мы все пьем пиво.

— Неважно, — сказал Конан. — Нам нужно именно вино. У немедийцев есть поговорка: «Истина в вине». И я намерен сейчас это проверить.

Публий обменялся взглядами с Троцеро и Просперо. Конан мгновенно проникся симпатией к этому диковинному созданию. Словно пожалел несчастного сатира, вырванного из своего леса безжалостной рукой цивилизованного человека, чьи поступки и мысли были для него непостижимы.

Сатир опорожнил целый мех вина, поведав в перерывах между глотками, что наверху стоят две когорты королевской конницы. Но не сразу на выходе из ущелья, а чуть подальше, на расстоянии двух-трех полетов стрелы — может, в четверти лиги. Они появились на плато несколько дней назад и все это время охотились за лесными сатирами. Каждый день отряд охотников спускался вниз и обшаривал лес поблизости от ущелья. Тех, кого удавалось поймать, охотники тащили живьем в свой лагерь, а там, связанных, запирали в сложенном из бревен доме.

— Мой народ уходить теперь от Зуб, — грустно заметил Гола.

Оставив без внимания это странное замечание, Конан спросил:

— А почему ты решил, что людям понадобится для колдовства кровь твоих сородичей?

Сатир бросил на Конана исподлобья долгий взгляд.

— Мы знать, — буркнул он. — Мы тоже колдовать. Там наверху большой колдун.

Конан задумался.

— Гола, — проговорил он, наконец, не отводя внимательного взгляда от лица маленького создания. — Гола, а ведь если мы прогоним с плато плохих людей, вам можно будет опять ничего не бояться. Если вы нам поможете, мы нам оставим ваш лес.

— Как знать, что сделать большой человек? Большие люди резать наших.

— Нет, мы друзья. Смотри, ты свободен и можешь уйти. — Конан откинул полог и показал, что путь свободен.

Курносое личико вспыхнуло счастливой улыбкой. Конан подождал, пока его собеседник опомнится от радости, и продолжал:

— Можем ли мы попросить у вас помощи за то, что спасли уже нескольких твоих сородичей от ножа волшебника? Как мне тебя найти?

Сатир снял с шеи маленькую костяную дудочку, висевшую на виноградной плети.

— Идти в лес и дуть, — сказал он, приложил дудочку к губам и подул.

— Но я ничего не слышу, — сказал Конан.

— Я знаю, — ответил сатир, — но мы слышать. Бери.

Конан с интересом рассматривал подарок, такой крошечный в огромной лапе варвара. Товарищи же его хмурились, считая про себя, что киммериец попусту теряет время. Конан убрал игрушку в карман и с серьезным видом произнес:

— Благодарю тебя, мой маленький друг. — Потом он подозвал оруженосцев и оказавшегося поблизости часового: — Проводите его к ближнему лесу да смотрите, чтобы кто-нибудь из наших суеверных соратников не принял его за злого демона и не причинил ему вреда. Прощай, Гола.

Когда сатир ушел, Конан обернулся к товарищам:

— Нумитор встал лагерем недалеко от Зуба и только и ждет, чтобы мы попытались подняться. Что скажете на это?

Просперо пожал плечами:

— По-моему, он больше надеется на «большого колдуна», королевского мага, чем на себя.

Троцеро покачал головой:

— А по-моему, он нарочно встал в стороне, чтобы дать нам подняться и сражаться честно, на равных. Он настоящий дворянин и ведет войну по законам чести.

— Но он же знает, что мы превосходим его числом, — с сомнением в голосе произнес Публий.

— Ну и что, — не сдавался Троцеро. — Зато аквилонцы лучше обучены, и наша толпа не стоит и половины королевских солдат. Нумитор наверняка рассчитывает на выучку…

Спор длился долго и безрезультатно. Когда сумеречный свет превратился в густой мрак, Конан со стуком поставил на стол свой кубок:

— Мы не можем вечно сидеть и гадать, что у Нумитора на уме. Мы готовы к встрече. Завтра попробуем подняться.

Глава 10

КРОВЬ САТИРОВ

Герцог Нумитор бродил по лагерю. В походной кухне догорал огонь, солдаты готовились ко сну. На небе зажглась молодая луна, и звезды медленно проплывали по темному, почти черному, своду к западу, словно алмазы на платье танцовщицы. На западе сумеречную полоску света рассекала громада похожих на крылья летучей мыши гор.

Герцог проверил посты и направился к краю плато, где стоял шатер Зуландры Тху. Чуть подальше вперед начинались откосы. Сразу за лагерем темнел густой лес. Слева чернела пропасть Зуба Великана.

Ни единого звука не доносилось из глубокого ущелья, но что-то тревожило герцога, хотя он и сам никак не мог понять причины беспокойства.