Сухой, металлический и бесстрастный голос вещал по-аквилонски с легким чужеземным акцентом. Прежде, еще при дворе, Конан видел мага в тронном зале не раз, но ему никогда не доводилось слышать его голос. И все же он догадался, что собеседник Альцины именно Зуландра. Голос продолжал:

— …Я не знаю, кто меня предал, но кто-то должен был предупредить варвара.

Альцина сказала в ответ:

— Это вовсе не обязательно, хозяин. Чутье у этой свиньи тоньше, чем у лесного зверя. Он мог и сам почувствовать надвигающуюся опасность по дрожанию воздуха или земли. Что еще скажешь?

— Мне придется нянчиться с этим болваном Нумитором, пока не подойдет граф Раманский. Звезды говорят, что он будет здесь через три дня. А я устал. Вызывать духов земли тяжелая работа. И пока я не приду в себя, я не могу колдовать.

— Тогда, прошу тебя, возвращайся! — воскликнула призрачная Альцина. — Все равно мятежникам не подняться наверх за три дня. А мне нужна твоя защита и поддержка.

— Защита? От кого?

— Его чертово величество не оставляет меня в покое. Мне страшно.

— Что понадобилось от тебя этому мешку с экскрементами?

— Ему нужна я, хозяин. Конечно, мне приходилось, подчиняясь твоей воле, отдаваться кому попало, но только не этому! Этому я не могу.

— Сэт и Кали! — воскликнул сухой злобный голос. — Когда я покончу с этим коронованным мерзавцем, он сам у меня попросится в преисподнюю! Утром же я отправлюсь в Тарантию!

— Будь осторожен. Не попадись мятежникам в руки! На Королевской дороге появились какие-то банды. А варвар вполне может совершить дерзкий налет…

В ответ раздался сухой смешок:

— Не бойся за меня, прекрасная Альцина. Я и в теперешнем состоянии уничтожу любого, кто посмеет ко мне приблизиться. А теперь — прощай!

Голос стих, и видение исчезло. Конан затряс головой, словно очнувшись от сна. Если завтра Зуландра уедет, а до прибытия графа Раманского не меньше трех дней, у мятежников есть надежда разбить Нумитора наголову… если, конечно, они смогут подняться.

Конан вышел из шатра вдохнуть свежего воздуха. Телохранители, которых ему приставил Просперо, так увлеклись какой-то игрой, что ни один не заметил, как легко, будто тень, киммериец проскользнул мимо.

Внешняя охрана, привычная к его ночным прогулкам, решила, что предводитель отправился проверять посты. Они отдали честь, а потом долго смотрели, как варвар миновал границу лагеря и вошел в лес. Киммериец с ехидством подумал, что Просперо, узнав о том, как командующий снова удрал от телохранителей, просто полезет на стену.

Конан достал из кармана подарок Голы и повертел в пальцах. Сатир говорил, что, когда понадобится помощь лесных человечков, надо подуть в дудочку. Так он и сделал — приложил к губам и дунул. Ничего не произошло. Нетерпеливо Конан дунул еще раз.

Может, после землетрясения сатиры ушли из леса? А может, слышат, но издалека, и нужно подождать немного. Конан ждал, в нетерпении похлопывая себя по ноге, прислушиваясь к жужжанию ночных насекомых и шелесту ветерка. Время от времени он подносил к губам немую дудочку.

Наконец он различил в кустах какое-то движение.

— Кто тут играть лесная дудочка? — спросил на ломаном аквилонском тоненький голосок.

— Гола? — вместо ответа сказал Конан.

— Нет, я Чудик, хозяин. А ты кто? — Кусты раздвинулись.

— Я Конан-киммериец. Ты знаешь Голу? — Теперь, когда глаза свыклись с темнотой, Конан различил старого, согнутого годами сатира.

— Да, — ответил сатир. — Гола говорить про тебя. Спас его и еще четыре. Что ты хотеть?

— Чтобы убить колдуна наверху, мне нужна ваша помощь.

— Как Чудик помочь большой человек?

— Ущелье завалено. Ты знаешь другую дорогу?

В тишине звенела ночная мошкара. Потом медленно сатир сказал:

— Есть маленькая дорога. Вон там, — и показал на восток.

— Далеко?

Сатир забормотал что-то по-своему, и голос у него стал похож на воронье карканье.

Киммериец озадаченно спросил:

— Для нас это день пути или больше?

— Быстро идти, тогда день.

— Ты покажешь дорогу?

— Хорошо. Если до солнца.

Через некоторое время Конан нашел Публия.

— Мы уйдем по тропе сатиров затемно, — сказал он. — Фургонам там не пройти. Бери обоз и двигай назад к Педассе, а оттуда прямо на Хорог. Если мы разобьем Нумитора, встретимся на тарантийской дороге, если нет… останешься один.

Второе ущелье оказалось намного уже. С плато его не было видно из-за деревьев и нависавших скал. Всадники медленно двигались вверх вдоль звонко журчавшего ручейка. То и дело какая-нибудь лошадь, испугавшись все тесней надвигавшихся базальтовых стен, с тонким ржанием пятилась назад, дико вращая глазами.

Даже шедшие сзади гуськом пехотинцы временами задевали камень плечами. Ночью, когда стало совсем уж темно и страшно, Конан приказал держать друг друга за ремни. Так и шли всю ночь. Утром подъем одолел последний солдат.

Пока армия отдыхала, Конан отправил разведчиков уточнить расположение частей Нумитора. Они отсутствовали недолго.

— Лагерь стоит в нескольких лигах отсюда, в лесу у дороги.

Конан вопросительно посмотрел на своих капитанов.

— Не понимаю, — сказал Паллантид. — Нумитор, хоть и не слишком умен, трусом до сих пор не был.

— Скорее всего, — вставил Троцеро, — он узнал, что мы нашли другую дорогу, и испугался, как бы мы не сбросили его вниз.

— Его колдун предупредил, — предположил Просперо.

— Но это не все, господин, — продолжал разведчик, обращаясь к киммерийцу. — К ним подошли четыре когорты пехоты. Мы узнали знамена.

Конан кивнул:

— Значит, он снял из Вестермарка весь легион и границу теперь там защищают только местные волонтеры. Опять мы проигрываем в числе. К тому же пограничные войска неплохо дерутся. Я отлично их помню. — Он помолчал. Потом спросил, обращаясь сразу ко всем: — Помните, Гола говорил что-то о том, что против врага у них есть свирели? Что бы это значило, как по-вашему?

Никто не знал. Тогда Конан сказал:

— Что ж, придется еще раз позвать сатира.

Когда наступили сумерки, Конан отправился вниз по узкой тропе. Он стоял один в глубине Броселлианской чащобы. Вновь и вновь прикладывал он к губам костяную дудочку и наконец услышал шаги. Перед ним вновь появился седой сатир. В ответ на вопрос киммерийца Чудик сказал:

— Да, свирели иметь. Вели солдат твой затыкать уши.

— Заткнуть уши? — недоуменно переспросил Конан.

— Да. Пчелиный воск, глина. Тогда мы помогать.

Пограничные части герцога Нумитора встали полукругом у тарантийской дороги. Герцог, похоже, решил занять оборонительные позиции до прихода Ульрика Раманского. Солдаты его уже начали возводить земляной вал.

Армия Конана незаметно, скрываясь в подлеске, широкой цепью приблизилась к лагерю. Но вдруг один из часовых заметил движение среди кустов и поднял тревогу. Люди побросали лопаты, схватились за оружие и выстроились.

Конан махнул рукой оруженосцам, те передали команду лучникам, и тотчас зазвенели тетивы и запели стрелы. Но никто из солдат киммерийца этого не услышал.

А до слуха легионеров долетел вдруг странный, тревожный, неизвестно откуда взявшийся звук. Словно кто-то неведомый играл на свирели. От этого звука начинали ныть зубы, а в душе поднимался непостижимый, беспричинный ужас. Солдаты бросали оружие, зажимая уши руками. Одни хохотали, другие плакали.

Звук приблизился, и поднявшееся желание бежать пересилило годы военной выучки. Один за другим легионеры бросались прочь, подальше от этого страшного места, и вскоре от ровного строя не осталось и воспоминания. Легион превратился в толпу испуганных насмерть людей. Конница Троцеро настигала бегущих, многих брали в плен.

— Ну что ж, — сказал Конан, глядя на опустошенный лагерь. — Разбить неприятеля не разбили, зато оружия у нас теперь хоть отбавляй. Можно опять принимать наемников.