Люди отшатнулись от окна, рефлекторно закрывая лица от брызнувших в комнату осколков.

— Что это?.. — нерешительно чуть отвел руку от перекошенного лица черноволосый. — Что происходит?!

Король, не задавая вопросов, кинулся грудью на подоконник, усеянный остатками драгоценных витражей, оперся о него руками, не обращая внимания на впивавшиеся ему в ладони стекла, и подался вперед, балансируя едва не на краешке.

И тут же еще один огненный сноп выметнулся из-под земли, чуть поодаль, там, где по его расчетам был Штаб гвардии. И еще — в районе биржи… И еще один, другой, третий — в квартале менял и ростовщиков… И еще, и еще, и еще…

Утробный хтонический рев почти беспрестанно наполнял теперь воздух города вместе с разлетающимися сгустками пламени, резким запахом горящего камня и паническими воплями людей и животных. Черное и оранжевое, оранжевое и черное, цвета мести и смерти щедро окрашивали синий еще несколько минут назад бархат ночи, и оранжевые блики играли черными тенями на бескровных лицах людей.

— Боги всемогущие… — не в силах больше взирать на гибель столицы, прошептал Тис, белый, как все саваны Белого Света и сполз обратно в зал, сжимая кулаки так, что застрявшие осколки вдавливались в плоть еще глубже.

Быстрые струйки крови текли из ранок, пачкая одежду и пол, острые края разрезали мясо до кости, но Тис не чувствовал боли: взгляд его, остановившийся и полубезумный, не отрывался от расцветавшего огненными фонтанами погибели Атланик-сити, а непослушные дрожащие губы шептали, словно заклинание: — Боги всемогущие… Боги… Боги и демоны… Город… Мой город… Боги… Боги… Боги…

В отличие от впавшего в прострацию короля, Кречет, хоть и бледный как сама смерть, что радостно металась сейчас по раздираемому неизвестным врагом городу, сумел заметить хладнокровие там, где его не должно было быть.

— Что происходит? — обернулся он резко на Земгорана. — Ты знаешь?

— Знаю, — не видя причин и пользы в запирательстве, кивнул тот и величаво скрестил руки на груди. — Помнишь, я тебе говорил, что заручился поддержкой горных демонов и шептал для Избавителя Мира?

— При чем тут?.. — не разжимая сведенных непонятным гневом челюстей, прорычал Кречет.

— Это — цена, — философски пожал плечами Земгоран. — Они потребовали ее — и я заплатил. Цель всё же оправдывает средства, что бы ты ни говорил. Один город — даже такой большой, как этот — ничто по сравнению со всем Белым Светом. Чтобы выиграть в главном, мы должны пожертвовать малым. Ах, да. Я забыл сказать, кажется, что мне очень жаль.

— Но линия Кипариса!.. — истерично, не владея больше ни собой, ни голосом, взвизгнул король.

— Больше не работает, ваше величество, — учтиво сообщил ренегат.

— Но город!!!..

— К утру его не будет. Но дворец останется цел — это было моим условием. Можете не беспокоиться.

— Не беспокоиться? Не беспокоиться?!

— Не беспокоиться?!?!?.. — взревел Кречет…

Агафон даже не увидел — почувствовал как, структура воздуха вокруг черноволосого изменилась, и поэтому удар невидимого кулака не застал его врасплох.

В отличие от того, в кого этот удар был нацелен.

Перекувыркнувшись в воздухе, словно бумеранг очень странной конструкции, Земгоран обрушился спиной на диван в дальнем конце зала и сполз головой вниз, ошарашенный и оглушенный.

— Не беспокоиться… — прорычал черноволосый, точно тигр перед финальным прыжком, и тут же новое заклинание покинуло вытянутые пальцы и, рассыпая лиловые искры, устремилось к противнику.

Не откатись он в последний момент направо, шансов выжить у него оставалось бы не больше, чем у многострадального дивана, взлетевшего к потолку в облаке деревянных и железных осколков и обрывков бежевой кожи.

— Не беспокоиться!!! — выплюнул, как в лицо врагу, Кречет и рванулся вперед.

То, что напарник не просто срывает на нем непонятную злость, Земгоран окончательно понял, только когда вокруг Кречета стало быстро расти и вытягиваться веретеном черное облако. Лишь поставленный наспех кособокий щит неуклюже отклонил удар, в последнюю секунду перенаправив его в стену, и горящие обломки кладки, мебели и портретов брызнули в разные стороны, щедро осыпая неподвижных пленников.

Последнее разрушение вывело из шока замершего у окна короля. Словно очнувшись от дурного сна, чтобы оказаться в реальном кошмаре, он стремительно огляделся, и так же стремительно остатки краски сошли с его лица, а глаза расширились от ужаса. Пригнувшись, он кинулся к выходу, перепрыгивая через наваленные на его пути тела, но ответная атака Земгорана превратила двери в раскаленный стальной монолит прямо под его руками. Тис хрипло взвыл, прижимая обожженные ладони к себе, рухнул на пол — самое разумное, что может сделать человек во время магической дуэли не на жизнь, а на смерть — заполз под кушетку и притаился.

Пленники лежали, не в силах шевельнуть даже пальцем, и единственным способом отгородиться от носящихся над их головами молний, сгустков огня и материализующихся стихий было закрыть глаза.

Давно уже тлел, обращаясь в синий пепел, ковер под ними. Многоцветный наборный паркет — шедевр леваррских мастеров — медленно поддавался лиловому огню, испуская терпкий дым с запахом конского пота. Осколки камней, куски штукатурки, обломки мебели и фрагменты декоративных доспехов и вооружения то и дело обрушивались на пленников, и каждый раз те радовались, что пока в дуэли двух чародеев, разошедшихся по разным концам зала, не было недолетов и рикошетов.

Агафон оказался чуть поодаль от друзей, распластавшись на краю погибающего ковра, головой к двери, ногами ко всему остальному. И если сваленные нарочно ли, случайно ли в одну кучу товарищи могли видеть или ощущать друг друга, то в поле зрения мага не попадало ничего, кроме паркета, плинтуса и небольшого кусочка выщербленной стены, и живы ли его спутники, или погибли под непрестанной бомбардировкой, ему оставалось только гадать.

Говорят, для медитации необходимо отсутствие внешних раздражителей.

Самобичеванию Агафона не мешал даже разразившийся в одной комнате с ним локальный конец света.

Скрипя стиснутыми не по выбору — по воле магии зубами, он дотошно припомнил себе всё, от нелепого — теперь видно! — решения оставить посох в башне и до идиотского доверия — кому?! — Тису!.. Далее, недолго думая, он обвинил себя во всех неудачах экспедиции, всех провалах, всех ляпах, всех злоключениях и осечках, наделил себя всеми недостатками, присущими человеческой натуре, и остановился лишь, когда не осталось больше греха на Белом Свете достаточно отвратительного, чтобы удостоиться чести быть сваленным на его затекшие, саднящие и ноющие плечи.

Поиску грехов рангом пониже погруженному в медитативное самоедство волшебнику помешало разорвавшееся рядом заклинание. Ударная волна вперемешку с искрами и кусками паркета обрушилась на его многострадальную голову, сознание, погасло, точно раздавленный светильник, но вместо того, чтобы погрузиться во тьму, окружающее неожиданно предстало в неестественном тусклом свете.

Время остановилось внезапно, мир потерял краски, словно на рисунок мелом выплеснули ведро воды, стал серым и линялым, и лишь яркие пятна магии окрашивали его теперь: алые траектории огненных заклинаний, голубые отпечатки ледяных чар, зеленые — кислоты или ядов, лиловые дыры там, куда ударили атакующие заклятья, золотистые полосы — где строилась защита, и еще, что-то большое, сине-золотое, чуть в стороне…

Призрачная красота открывшейся картины заставила мага ахнуть в изумлении… и тут же всё пропало, точно испугавшись его хриплого дыхания.

В уши снова ворвался грохот боя, вспышки заклятий резанули полуоткрытые глаза — но признаки жизни окружающего мира доносились теперь до Агафона словно с другого конца города. Потрясенный мимолетным видением, он неожиданно осознал, что это было, и поразился — не столько увиденному, сколько тому, что смог это увидеть. Попасть туда. Почувствовать это. Ведь это…

Следующая мысль снова заставила его задохнуться — но уже от сумасшедшей надежды и страха, что она окажется пустой, что он больше не сможет, не сумеет, не осилит, что случайного повторения чуда не будет…