Стюарды в Хересе сочли происшедшее гоночным инцидентом, но президент Автомобильной федерации Макс Мосли так не считал. Он просмотрел множество негативных отзывов в прессе и понял, что из-за решения стюардов руководящий орган выглядит безответственным и слабым. Шумахера вызвали на специальное дисциплинарное слушание, куда он должен был явиться через месяц. Он прекрасно помнил о событиях 1994 года и о дисквалификации, которую до сих пор считал необоснованной. Очевидно, что FIA и на этот раз собиралась действовать решительно. Монтедземоло быстро среагировал, организовав пресс-конференцию в Маранелло. Он хотел устроить демонстрацию покаяния в чисто итальянском стиле. Помня о том, как не любит Шумахер показывать эмоции на публике, можно сделать вывод, что эта пресс-конференция стала одним из самых ужасных событий в жизни немца. Он появился в темном костюме, с виноватым видом и сказал:

«Я не пытался вытолкнуть Вильнева с трассы. Я просто хотел выиграть титул чемпиона мира. Я совершил ошибку, переоценил свои возможности и готов к последствиям. Люди ждут, что я не буду совершать ошибок. Но тем не менее реакция была неадекватной. В автогонках случались вещи и похуже, чем этот инцидент в прошлое воскресенье. Что касается столкновения с Хиллом в 1994 году, там были совершенно другие обстоятельства и я тогда не выступал за Ferrari.

Надеюсь, что, если я покажу себя с лучшей стороны, этот эпизод забудется. Я скажу FIA то же самое, что и вам сегодня. Я хочу, чтобы меня поняли. И прошу прощения за то, что не сказал это сразу».

Когда СМИ покинули зал, Пино Алливи, один из лучших журналистов в Формуле-1, заметил в толпе старого приятеля. Это был экс-чемпион мира по мотогонкам Умберто Ма-зетти. «Пино, — сказал он, — со мной произошло то же, что и у Вильнева с Шумахером. В Спа в 1952 году я боролся с одним парнем, и он выставил ногу, пытаясь сделать так, чтобы я упал. После гонки он подошел ко мне, извинился и сказал, что сделал это ненамеренно. «А ты что?» – спросил Алливи. «Я ему врезал», — ответил старик.

Шумахеру врезала FIA. На дисциплинарном слушании его лишили второго места в чемпионате. За всю историю Формулы-1 у гонщика впервые отобрали все очки в чемпионате за неспортивное поведение. FIA ясно показывала, что Формула-1 изменилась и намеренные столкновения больше терпеть не будут. Это задело Шумахера за живое – его снова наказали за то, что позволялось еще несколько лет назад Айртону Сенне.

Но многие придерживались мнения, что Михаэль легко отделался. Некоторые даже считали, что FIA должна дисквалифицировать его на пару-тройку гонок в сезоне-1998, но этого федерация делать не планировала. Посмотреть на Шумахера приезжали фанаты со всего мира, «сметая» билеты в кассах. FIA обвиняли в том, что она ставила коммерческие цели превыше спортивных, но, как прагматично заметил Берни Экклстоун: «Да обвиняйте меня, пожалуйста. Мне нужно думать о промоутерах и телевидении. Михаэль повел себя глупо, но его хотят видеть на каждой гонке. Люди очень скоро забудут о случившемся».

Я несколько раз встречался с Шумахером зимой, перед началом сезона-1998. Он тестировал болид на трассе Ferrari в Мюджелло, Тоскана. У него было время поразмыслить о своем наказании. Он казался бодрым, смирился с тем, что произошло. «В прошлом так все делали, — сказал он. — Иначе вас бы критиковали за то, что вы этого не сделали. Однако времена меняются».

Шумахер также заявил, что случившееся только укрепило его во мнении, что пресса разбивает всех на два лагеря. Это работа СМИ – закрутить сюжет, придать событиям определенную интригу, но многие, особенно таблоиды, заходят слишком далеко. Люди вроде Мосли и ди Монте-дземоло восприимчивы к тому, что говорится в прессе, так как стремятся защитить репутацию своего спорта или своего бренда. Им приходится реагировать, когда заголовки становятся действительно ужасными. А Шумахер и в большей степени даже Жан Тодт более устойчивы к такого рода критике. Они привыкли не выдавать эмоций, не признавать свою вину. Их меньше трогают переменчивые взгляды газетчиков.

Однако принудительное «публичное покаяние» Шумахера перед журналистами укрепило его решимость никогда больше не оказываться в подобной ситуации. Он признал свою вину, но не хотел больше вспоминать об этом эпизоде. Шумахер начинал сезон-1998, глядя в будущее с оптимизмом, надеясь, что публика забудет прошлогодние события, как забыл о них он.

«Настоящие фанаты – это те, кто останется с тобой вне зависимости от того, побеждаешь ты или проигрываешь. Я не думаю, что моя репутация будет перечеркнута из-за одной гонки. Этот сезон для меня плохо закончился, но я должен смотреть в будущее. Я совершил ошибку и не могу ее исправить. Но одно я сделать могу – выиграть титул чемпиона и вернуть долг команде.

Я действительно наломал дров. Это нормально, что меня критикуют за Херес, но я не Бог и не конченый идиот. Я ровно посередине. Мне есть что исправить, это ясно, но с другой стороны, я не буду ни о чем сожалеть. Если смотреть на весь сезон в целом, у меня были очень неплохие выступления. Я не провалил чемпионат, я напортачил всего лишь в одной гонке. Никто бы и глазом не моргнул, если бы это было сражение за десятое место. Но в Хересе речь шла о титуле чемпиона мира, и каждый на моем месте использовал бы все средства, чтобы одержать победу».

В Хересе немца впервые поймали с поличным. В Аделаиде все было иначе, поступок с Хиллом сошел ему с рук. В 1994 году все внимание было приковано к тому, как виртуозно его команда играла с правилами, пользуясь размытыми понятиями и неоднозначными трактовками. Но в Хересе репутация Шумахера закрепилась.

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

Человек эпохи возрождения

Карьеру Шумахера в Ferrari можно условно поделить на две фазы. Четыре безуспешных года, с 1996 по 1999-й, когда он либо упускал титул в последней гонке, либо оказывался не в состоянии за него бороться. А затем невероятный прорыв в 2000 году, пять титулов подряд и беспрецедентное доминирование в спорте.

На ранних этапах было сложно представить, что Ferrari добьется такого успеха, хотя у команды имелись все инструменты. Есть давняя поговорка: «Посмотрите на Ferrari со стороны, и вы удивитесь, почему они не побеждают в каждой гонке. Посмотрите изнутри, и вы удивитесь, как им вообще удается побеждать». Другими словами, предприятия команды и другие объективные ресурсы, такие как трасса для тестов рядом с заводом, всегда соответствовали высочайшим стандартам, но на самом заводе наблюдался полный беспорядок, что не шло ни в какое сравнение с четкостью и профессионализмом ведущих британских команд, таких как Williams и McLaren.

Под управлением Жана Тодта все изменилось. Ferrari стала хорошо организованной и структурированной командой с четкими целями и направлением развития, строгой дисциплиной и ясным пониманием дела. Существенным достижением Тодта было то, что он избавил команду от политики и столкновений с прессой. Как великий руководитель, он переложил это на собственные плечи, тем самым оградив команду от вмешательств извне и обеспечив пространство для работы.

До того как Тодт взял на себя отношения со СМИ, команда была похожа на решето – сплошные утечки информации. Всевозможные истории и сплетни обо всех областях ее деятельности постоянно просачивались в итальянскую прессу. Это подрывало уверенность внутри команды и сдерживало прогресс. Ferrari казалась тростинкой на ветру критики. Тодт принял удар на себя и назначил одного из своих самых верных подопечных Клаудио Берро руководителем пресс-службы. Позднее Берро сменил Лука Коладжанни, сын коммуниста-министра в итальянском правительстве и искусный манипулятор.