— Слушайте, Штиммер, вам не надоело чистить штиблеты своему полковнику? Может быть, вы хотите немножко повоевать?

— Я не совсем вас понимаю, — бледнея, ответил Штиммер.

— Не совсем понимаете? Бог мой, какой же вы непонятливый человек, лейтенант! — Раух закурил сигарету, предложил помощнику коменданта. — Курите. Я слышал, Штиммер, что у вас есть кое-какие личные счеты с некоторыми партизанами. Это правда?

— Есть, господин Раух, — сказал Штиммер. — И если бы мне удалось встретить кого-нибудь из них, я бы...

— Чудесно, мой дорогой лейтенант! — засмеялся Раух. — Я не ошибся, думая о вас, как о храбром человеке. Слушайте меня внимательно, Штиммер: через пару часов наши солдаты будут погружаться на самоходные баржи и отправятся в бухту Светлую. Не за рыбой, конечно! — Раух посмотрел на Штиммера и опять улыбнулся. — Какая уж там рыба, не так ли, Штиммер?! Солдаты отправятся для разгрома партизан. И вам, мой дорогой лейтенант, представляется шанс встретиться в бухте со своими старыми друзьями. Представляете, лейтенант, как хорошо все складывается!

— Конечно, господин Раух, — еще больше бледнея, пролепетал Штиммер. — Я с удовольствием. Но...

— А, понимаю вас, Штиммер. Вы беспокоитесь, что ваш шеф может не отпустить вас на эту операцию... Ничего, мой дорогой лейтенант, это я беру на себя. Вы, конечно, можете подумать: «Чего это Раух так старается?» Открою вам маленький секрет, Штиммер: с самого детского возраста я страшно неравнодушен к смелым людям. И всегда старался сделать для них приятное. Вот и теперь мне хочется сделать для храброго человека что-нибудь хорошее... Нет-нет, не благодарите меня, Штиммер! Мы люди свои. Тем более, что я и сам думаю отправиться в эту экспедицию, а для меня такой компаньон, как вы, лейтенант, настоящая находка. Итак, через час в порту, Штиммер. Я вас встречу там...

С потушенными топовыми огнями у причала покачивались два самоходных транспорта. Одна за другой подходили машины, и солдаты из эсэсовской дивизии молча, без обычного шума и суеты, группами входили на палубы. Втаскивали пулеметы, минометы, небольшие пушки, в ящиках вносили ручные гранаты.

Раух стоял в стороне, изредка поглядывая на часы. Погрузка уже заканчивалась, когда капитан увидел машину Штиммера. Помощник коменданта вылез из машины и растерянно осматривался по сторонам. На шее у него висел автомат, к поясу был прикреплен морской кортик.

— Штиммер! — окликнул его Раух.

Штиммер подошел к гестаповцу, и тот, взяв его под руку, увлек на один из транспортов. Рауха многие эсэсовцы знали, но сейчас так были увлечены делом, что никто даже не приветствовал его. Он повел Штиммера на корму и там, устроившись прямо на палубе, сказал:

— Слушайте, Штиммер, я уверен, что сегодня мы должны накрыть шхуну. Она там, в бухте, больше ей негде быть, понимаете? И самое главное для нас с вами — поймать Шорохова. И Краева по возможности. Вы ведь хорошо знаете Шорохова?

— Знаю, господин капитан.

— И других людей шхуны?

— Да, конечно...

— Ну, вот и прекрасно. Через них мы легко доберемся до Краева...

— Ночью нелегко будет разыскать кого-нибудь, господин капитан.

— Не найдем ночью — найдем днем. На этот раз мы прикончим это гнездо. Но главарей мы должны взять живьем, Штиммер. Понимаете? Только живьем!

Транспорты отошли от причалов и, выйдя за пределы мола, взяли курс на бухту Светлую. Ветер был встречный, волны в открытом море быстро неслись одна за другой, и на палубу летели пена и брызги. Несмотря на то, что ночь была теплой, Штиммер поднял воротник и зябко поежился.

— Холодно, Штиммер? — усмехнулся гестаповец.

Лейтенант промолчал. Он стоял у борта и всматривался вдаль. В темноте берега не было видно, однако он угадывался по мутным огонькам, которые, точно светлячки, прыгали по земле. Но вот в ночном небе послышался гул самолетов, и светлячки мгновенно угасли.

Штиммер долго стоял у борта, потом обернулся и взглянул на Рауха. Тот, подложив под голову руки, безмятежно спал. Штиммер снова стал смотреть на море. По бокам, впереди и сзади транспортов на волнах прыгали небольшие катера-конвоиры. Стук их моторов заглушался гулом моря, и казалось, что это бесшумно плывут парусные яхты...

Вдруг далеко за волнами, там, где должен быть берег, кверху взметнулся высокий столб огня, а через несколько секунд рядом с ним вспыхнул еще один гигантский костер. Яркие полосы протянулись на темной воде, на мгновение волны стали кроваво-красными.

Штиммер испуганно отошел от борта и сел рядом с Раухом.

— Два костра! — облегченно вздохнул Иван Глыба. — Значит, тральщиков нет!

Он подвернул шхуну правее, ближе к берегу, и позвал Сашу.

— Минеры на месте? — спросил он.

— Прилаживают доску к корме, — ответил Саша. — Странные люди. Час уже как в море, и все молчат. Держатся за свои мины. Юрка с ними там возится. В помощники записался.

Подошел Ляшко с трубкой в зубах.

— Не курил бы ты, Василий, — заметил Иван.

— А в трубке и табаку нету, — ответил Ляшко. — Это по привычке.

«Мальва» шла под одним гротом и кливером. Килевая качка мало действовала на шхуну, и она плавно скользила по волнам, перегоняя их. Сплошные облака закрыли звезды, и вода казалась совсем черной. Иван Глыба пристально всматривался вперед. Нет, кроме белеющих гребней волн, ничего не было видно. Но вот Саша толкнул Василия Ляшко в плечо, спросил:

— Слышишь?

И Ляшко, и Иван Глыба прислушались. Сквозь посвист ветра и шум разбивающихся о шхуну волн издалека донеслись неясные, приглушенные звуки моторов.

— Идут! — воскликнул Глыба. — Поднять фок, живо!

Ляшко и Саша, Нина и Юра бросились к фок-мачте.

Поднятый фок надулся ветром, и «Мальва» еще быстрее понеслась навстречу приближающимся транспортам и катерам.

— Пулемет к правому борту! — приказал шкипер.

Старый грек больше не покидал шхуны. Комиссару он сказал:

— Назад я теперь не пройду, а вот рядом с сыном еще повоюю. И прошу вас разрешить мне пойти на шхуне для перехвата транспортов. Я хоть и старик уже, но глаз у меня зоркий. Думаю, пригожусь шкиперу.

Артем Николаевич понимал: останься грек на берегу — изболеется душой по сыну, пока вернется с задания шхуна. И он разрешил ему идти в этот опасный рейс.

Теперь гул моторов слышался яснее, и все напрягали зрение, чтобы различить катера и транспорты. Только минеры оставались совершенно спокойными и, прикрепив к корме доску в виде желоба, по которой они собирались спускать в море мины, сидели молча, ни на что не обращая внимания.

Иван Глыба тем временем все круче и круче подворачивал шхуну к берегу. Самое главное теперь заключалось в том, чтобы по звуку моторов определить, когда передовые катера минуют шхуну и пройдут вперед. Тогда одним рывком надо будет положить «Мальву» на правый борт и, проскочив между катерами и транспортом, оставить за собой мины.

План был очень прост, но в то же время малейшая ошибка в действиях шкипера могла привести к катастрофе. Если бы немцы заметили шхуну раньше времени, ей не удалась бы уйти от них.

Положение, однако, облегчалось тем, что немцы тоже не хотели обнаруживать себя раньше времени и не включали ни один из прожекторов, находящихся на транспортах.

Теперь даже минеры, бородатые, молчаливые, почувствовав близость противника, поднялись на ноги и приготовились.

— Вон! — Нина хотела показать Глыбе на чуть заметные искорки, вылетающие из выхлопных труб катеров, но Иван уже всем телом навалился на штурвал, и «Мальва» легла на правый борт. Казалось, она вот-вот зароется в воду, и волны обрушатся на палубу, сметая все на своем пути. Но уже через мгновение шхуна выпрямилась и понеслась к берегу, перерезая путь транспортам.

Нина и Юра, как всегда в минуту опасности, стояли рядом.

Юра в эту минуту думал о ней, о Нине. Ему трудно было понять: откуда в ней, в этой обыкновенной девчонке, столько силы и столько мужества? Ведь Юра хорошо помнил: все они — Нинки, Верки, Алки, Людки — страшные плаксы. Стоило подставить ей ножку, толкнуть, дернуть за косу, как сразу же слышалось: «Вот я скажу Александру Петровичу, что ты хулиганишь, вот я пожалуюсь Федору Николаевичу...»