Изменить стиль страницы
  • Фанфаро схватился за голову.

    — Каким образом это произошло? — спросил он после небольшой паузы.

    — Виконт вместе с господином де Собранном принес в свой дом раненую женщину…

    — Что такое?

    — Слушайте, хозяин, не перебивайте. Да, впрочем, вот сам Кукушка, он вам все расскажет подробно.

    Подоспевший зуав на вопрос Фанфаро передал все обстоятельства того рокового вечера, когда из дома виконта исчезла раненая девушка, а за нею, неизвестно куда, скрылся и сам виконт.

    Фанфаро внимательно выслушал и спросил:

    — Ты не знаешь, как звали эту девушку?

    — Нет, господин, но вот что я нашел на ковре около ее постели.

    И с этими словами зуав подал бывшему гимнасту небольшой конверт с той запиской, в которой Гонтран де Собранн благодарил артистку за ее любезное предложение. На конверте значилось: «Госпоже Дженни Зильд».

    — Дженни! — воскликнул Фанфаро.

    За его спиной раздался крик. Дверь была отворена, и на пороге с помертвевшим и бледным лицом стоял Ансельмо:

    — Дженни! Дженни! Так ли вы сказали?

    Он зашатался, и Фанфаро поддержал его.

    — Не беспокойтесь обо мне! — крикнул Ансельмо.— Отвечайте мне… не ослышался ли я? Вы сказали… Дженни?

    — Да, это имя написано вот на этом конверте,— ответил Фанфаро. Бывший каторжник выхватил у него из рук конверт и прохрипел:

    — О дя, я не ошибся! Дженни! Это она… Моя Дженни, моя…

    Слово «дочь» замерло на его губах.

    — Итак,— произнес Фанфаро,— вы знаете эту молодую девушку?

    — Знаю ли я ее? Но она, значит, не утопилась, значит, не ее я спас!

    — Нет, но ради Бога, успокойтесь. Надо, чтобы вы припомнили все, так как над той, что вам так дорога, собралась гроза.

    — Дженни в опасности? — вскричал Ансельмо.— О, пустите меня! Я хочу уйти отсюда, я хочу…

    Он задыхался, шатался как пьяный, и лишь с помощью Фанфаро устоял на ногах… Закрыв лицо руками, он громко зарыдал.

    — О, почему я не предвидел этого раньше, Боже? — кричал он. — Злой рок снова преследует меня с тех пор, как я снова столкнулся с этим злодеем Бенедетто!

    — Кто тут говорит о Бенедетто?

    Эти слова были сказаны глухим голосом.

    Все обернулись.

    Это была помешанная старуха. Ее лохмотья, седые всклокоченные волосы, исхудалое, искаженное безумием лицо — все наводило ужас.

    Ансельмо страшно вскрикнул и отшатнулся, как будто увидел привидение.

    — Она! Она! — шептал он.— Неужели мертвые выходят из могил?

    Помешанная, не сводя глаз с Ансельмо, приближалась к нему. Она своей костлявой рукой коснулась его груди, злобно расхохоталась и выкрикнула:

    — Каторжник! Это он!

    И затем, задрожав всем телом, повторила:

    — Бенедетто! Кто тут говорил о нем?

    — Что все это значит? — спросил Фанфаро.

    — Я сознаюсь во всем,— прошептал, склонив голову, Ансельмо. — Да, я был каторжником, и эта женщина сказала правду… но она знает, что я лично никогда не причинял ей зла… Слушай, смотри на меня! Разве я покушался на твою жизнь?

    Помешанная, распахнув рубище, обнажила свою грудь, со страшным широким шрамом.

    — Да, меня пытались убить! Я много выстрадала… и моя голова… в огне!

    — Но кто нанес тебе удар? Скажи, назови его!

    Помешанная почти неслышно прошептала:

    — И назову! Его звали Бенедетто! И он был… моим сыном!

    Все вскрикнули от ужаса.

    — Да,— твердым голосом произнес Ансельмо,— есть на свете негодяй, жизнь которого была бесконечной цепью преступлений… Этот человек убил свою мать… Как восстала она из могилы — надо спросить у нее самой… И он, этот проклятый Бенедетто, теперь здесь, в Париже, прибыл сюда для того, чтобы отомстить графу де Монте-Кристо!

    Помешанная содрогнулась.

    — Монте-Кристо! — сказала она.— Этот человек простил меня.

    Больше от нее ничего добиться не могли. На расспросы Фанфаро Ансельмо честно рассказал все, умолчав лишь о том, что Дженни была его дочерью.

    — Нельзя сомневаться,— сказал Фанфаро, выслушав со вниманием его рассказ,— что все это — дело рук Бенедетто… Необходимо его найти и изобличить в этом новом преступлении… Ансельмо, хотите ли вы искупить вашу вину?

    — Я ваш телом и душой. Спасите Дженни, затем возьмите мою жизнь.

    — В таком случае,— с непоколебимой энергией произнес Фанфаро,— приготовимся к ожесточенной борьбе. Сегодня же я уведомлю обо всем графа, который будет здесь через три дня, и к этому времени мы должны встретить его словами: «Граф, ваш сын нами спасен!».

    — Тысяча чертей! — вскричал зуав.— Мы это выполним, или я прострелю себе голову!

    — Итак, за дело,— сказал Фанфаро и поднялся.— Вы, Ансельмо, пройдете в мой кабинет, мне необходимо еще кое о чем вас расспросить…

    Он обратился к помешанной-и положил ей на голову руку.

    — Кто вы такая и как вас зовут? — спросил он.

    Старуха покачала гололвой и с идиотским смехом ответила:

    — У меня нет имени, я умерла!

    13. Гонтран и Кармен

    Поцеловав впервые Кармен, Гонтран де Собранн стал другим человеком. Он осознал, что с этой минуты всецело принадлежит обожаемой им девушке и решил объясниться с ней окончательно.

    «Медлить нельзя! — сказал он сам себе.— Я отправлюсь к ней и открою ей свое сердце»…

    В это время в дверях показался слуга.

    — Что тебе надо? — спросил художник.

    — Час тому назад к вам приезжала дама,— ответил слуга.— Вас не было дома, и она оставила письмо.

    Подав письмо, лакей удалился.

    Де Собранн вскрыл розовый надушенный конвертик и прочел следующее:

    «Мой добрый друг! Простите мне это фамильярное обращение, но дело приняло серьезный оборот, и в письме я вам объяснить ничего не могу. Мне необходимо немедленно повидаться с вами. Жду вас сегодня вечером к одиннадцати часам.

    Позвоните с бокового подъезда. Вас встретит моя камеристка. Приходите обязательно. От этого свидания зависит наша судьба и участь тех, кто дорог вам. Кармен де Л…»

    Гонтран был поражен содержанием письма. В назначенный час он был на месте.

    Камеристка с лукавой улыбкой ввела его в будуар и удалилась. Минуту спустя в комнату вошла Кармен. В скромном черном платье, с бледным лицом, она была обворожительна.

    Гонтран с почтительным поклоном подошел к ней. Кармен протянула ему руку.

    — Благодарю, что вы пришли,— сказала она.— Я не смела надеяться…

    — Нет, и вам не грешно сомневаться во мне? В том, что я послушаюсь вас?

    — Нет, я не сомневаюсь в вас,— с грустной улыбкой ответила Кармен,— и сейчас же докажу, насколько я доверяю вам.

    Она придвинула Гонтрану стул, а сама опустилась на кушетку. Наступило томительное молчание… Вдруг Кармен подняла голову и в упор взглянула на художника.

    — Любите ли вы меня, Гонтран? — спросила она.

    — Люблю ли я вас? — прошептал де Собранн.— Но разве с того вечера…

    — Когда я поддалась влечению сердца, да? Но знайте, вашей женой я никогда не буду.

    Гонтран встал.

    — Вы звали меня только за этим? — горько спросил он.

    — Женой вашей я никогда не буду,— повторила Кармен,— потому что вы честный человек, а я… недостойна вас.

    — Что вы говорите, Кармен?

    — Я люблю вас,— продолжала молодая женщина,— горячо и беззаветно люблю, но я не имею права. Мне нельзя вас любить.

    Она склонила голову, и крупные слезы покатились по ее лицу.

    — Вы плачете?

    — Да, я плачу, оплакивая мою загубленную молодость и опозоренную жизнь… Да, Гонтран, не быть мне вашей женой, забудьте об этом…

    — Почему же?

    — Потому что я не дочь, а любовница господина де Ларсанжи.

    Болезненный крик вырвался из груди Гонтрана, и он закрыл лицо руками. В таком положении он выслушал грустную историю той, которую полюбил.

    Окончив свой рассказ, Кармен сообщила Гонтрану о заговоре, направленном против виконта, в котором участвовали Ларсанжи и синьор Фаджиано.

    — Вы видите теперь,— заключила она,— что я позвала вас недаром.

    — О нет,— вскричал молодой человек.— Не знаю, как и благодарить вас! Конечно, в вашем рассказе я не все уяснил себе, но со временем… Виконта Сперо я люблю как брата… для его спасения охотно пожертвую жизнью. И горе тем, кто вызвал нас на эту борьбу!