— Яйцо засохло, так просто не отдерёшь. Разве что с шерстью. А её и так немного…

Волк недовольно чихнул.

— Налево пойдёшь — к русалкам попадёшь, — отозвался камень.

— Ну, ты думай что предлагаешь! — обернулась я. Память располагала приличным объемом информации об этих зловредных существах, подчерпнутым из тех же сказок, а потому, связываться с ними не хотелось абсолютно. — Опять на берёзу лезть?

— В озеро ручей впадает, там русалок я не видел, — донеслось из норы.

— Толстяк, покажешь дорогу? — выразительное фырканье явно обозначило отрицательный ответ. — Ладно, сами найдём.

Волк раздражённо рыкнул и поднялся. Как только мы вступили на левую тропинку, вокруг сгустился сосновый бор. Чудеса, да и только. Нет, всё-таки я не в моём лесу. За ним такого не водится.

Ручей мы нашли быстро и с водичкой дело пошло веселее. Слегка увлёкшись, я умудрилась запихать в воду волка целиком и даже причесать — в меру возможностей антикварной расчёски. Блох на нём, кстати, не нашлось ни одной. А вот шкуру кто-то как следует попортил. Хаотично пересекающиеся шрамы от плохо заживших глубоких разрывов создавали такое впечатление, что его долго и методично драли кинжально-острыми граблями. Даже представить страшно, что это было за животное, и что они не поделили. Когда разомлевший зверь спохватился, я уже закончила симпатичный „ирокез“ на его пушистой башке и втихаря подумывала о косичках. Легко выпрыгнув из ручья, он встряхнулся, обдав меня веером брызг, ткнулся носом в воду и замер, неверяще глядя на своё отражение.

„Ты что сделала?!“ — разъярённо зашипело у меня в голове.

— Причёска, называется, — стараясь не фыркнуть, я шагнула назад. — По-моему очень стильненько получилось.

„Я тебе сейчас руки пооткусываю!“

Я инстинктивно отшатнулась и с визгом рухнула в воду.

— Что тебе не нравится? — не очень приятно купаться одетой и отползать вглубь, сидя на заду и чувствуя себя парикмахером-стилистом, не угодившим важному клиенту: волк уже залез в ручей по брюхо и останавливаться на этом явно не собирался.

Я осеклась: жёлтые глаза сверкнули, а старательно уложенная мною шерсть встала дыбом. За спиной мягко плеснуло. Волк немыслимо стремительным выпадом цапнул меня за шиворот, вышвырнул на берег и, не прекращая угрожающе ворчать, попятился сам.

Вытаращив глаза, я смотрела, как в том месте, где я от него „спасалась“, медленно опускается под воду сине-зелёная… Какой ужас! Вот уродливее и не придумаешь: зубы, как иглы во рту у Буратино, носа нет, морда как блин, глаза светятся жёлтым и раздвоенный, как у варана, язык.

Даже не знаю, как и назвать эту страшилу. Русалкой — язык не поворачивается.

Злобно зашипев сторону волка, оно нырнуло, мелькнув на прощание рачьим хвостом. Не отрывая от воды взгляда, мой — уже — спаситель выбрался на берег и, повернувшись ко мне, сел. Поза вышла донельзя директорской. Не хватало лишь очков, стола и пальцев — чтобы по нему побарабанить.

А я, между делом, прикидывала, не впасть ли мне в истерику. Обстоятельства располагают, и даже требуют.

Куда же меня занесла нелёгкая? Камни разговаривают, коты с дубами в Копперфильда играют, волки, русалки, и все сожрать норовят. Искоса взглянув на вышеупомянутого, я поправилась: конкретно этот меня есть, вроде бы, уже передумал, только сверлил взглядом школьного учителя, выразительно подняв бровь (ну и мимика!), что почему-то успокоило.

Из-за деревьев выглянуло солнце.

Сообразив, что, сидя в мокрой одежде, никогда не высохну, я начала стягивать куртку, а потом не менее мокрые кеды с носками.

Волк нервно фыркнул и уставился на меня вновь округлившимися глазами: видно, до меня ни одна жертва, дабы разнообразить культпрограмму, ужин стриптизом по собственной инициативе ещё не предваряла.

— Жуткие у вас русалки. Спасибо, — вежливость ещё никому не повредила, а мне в моём положении — так и вовсе. Потом, пораскинув мозгами — голос в голове звучал, как ни крути, мужской — я добавила: — Мог бы и отвернуться.

Практически сплюнув, Серый, а вернее, Чёрно-облезлый, исчез за кустами, на которые незамедлительно полетели блузка и штаны. Предусмотрительно положив рядом с собой пару увесистых булыжников, я быстро ополоснулась в прибрежной водичке и полезла назад на берег — сушиться.

Солнышко припекало, шмотки и я — сохли, а в голове царила полная неразбериха почти по Грибоедову. Что делать, как вернуться в родную деревню? Если в бункер назад залезть, то что-то не верилось в подобную лёгкость решения проблемы. По законам жанра мне следовало какую-то задачу из разряда невыполнимых решить: туда, не знаю куда, пойти, лягушку поцеловать, принцессу спасти или шайтана там, посрамить. На худой конец, свалиться на злого колдуна и прибить его домиком. В любом случае, всегда предполагался некий глобальный квест: читала я много и на память не жаловалась. С воображением тоже всегда был порядок, хотя, в настоящий момент, оно благополучно отказало. Если злокозненным колдуном случайно является наш председатель колхоза (пренеприятный тип, между прочим), то я готова была на всё согласиться — перекопать и прополоть колхозное поле, переловить всех пауков в окрестных кустах смородины и даже простить долг Пашке-алкоголику.

Стоп. Что-то меня куда-то не туда фантазия занесла. При чём тут Пашка? И вообще, где я? Столько раз читала придуманные истории о путешествиях между мирами, посмеиваясь про себя. Досмеялась.

Треск кустов вырвал меня из полудрёмы, заставив подскочить на месте. Выломившись на берег ручья, как мамонт из джунглей, волк наткнулся взглядом на замершую в позе „Атлет, метающий диск“ меня в одном нижнем белье и булыжником в руке, и затормозил всеми четырьмя лапами, изрядно пропахав когтями скудную растительность. Я с облегчением бросила камень и торопливо натянула полусырую одежду. Волк наблюдал, склонив голову. Могу поклясться, что в жёлтых глазах играли весёлые искорки. Но сказать — ничего не сказал и даже вслух не подумал, а, дождавшись, пока я полностью оденусь, нырнул назад в кусты, показывая дорогу.

— Жива, — прокомментировал барсук, сидя возле камня в платочке.

— Угу, — я присела рядом и кивнула на волка. — У него хорошие манеры, даром, что кожа да кости и характер мерзкий.

Предмет обсуждения предупреждающе зарычал. Вот кто не терпит конструктивной критики.

— Неужели с дичью так туго, что на девиц охотиться приходится? — не особо впечатлившись, хихикнула я. Хотел бы вправду съесть — съел бы раньше, — Вот откормить его, витаминов побольше, к ветеринару, причесать — такой красавец получится — хоть на выставку за медалью.

— Не откармливать его надо, а мёртвой водой лечить, — каркнул со своей ветки ворон. — Тогда и здоровье и сила волшебная вернётся. Он раньше первейший чернокнижник был.

— М-да, воды много понадобится, — я оценивающе осмотрела Серого. Тот вновь недовольно заворчал.

— Чего опять психуем? — я привалилась спиной к берёзе. — В зеркало на себя давно смотрел?

„Да ты на себя посмотри! — зеркало треснет“ — отозвалось в голове. Кажется, с хорошими манерами я погорячилась. Один-один.

— О! Да мы никак на личности перешли? Сам, наверное, ты в бальном платье сорняки ходишь полоть? — обиделась я. Ладно, шмотьё страшное, но сама-то я очень даже ничего, даже со скидкой на похмелье. У нас, в Раше, по-моему, непривлекательных девчонок и нет. А если встретишь какое-нибудь чучело на улицах Питера — девяносто девять процентов — туристка из Европы. Там они, судя по всему, что такое зеркало вовсе не знают. И вообще, в душу смотреть надо, там вся красота находится, а не на внешность… Тут я слегка этой самой душой покривила: при виде асоциальных элементов, представленных в Питере во всём своём многообразии, мне бы и в голову не взбрело поближе с оными познакомиться, в попытках вышеупомянутую красоту поискать. — Знала бы, что меня к вам таким привередливым забросит, оделась бы пошикарнее.

Волк помотал головой, словно отгоняя непрошеный глюк.