Белл вдруг затрясся в безудержном смехе. Не в силах остановиться, он опустился на колени и, стоя в этой позе, громко хохотал, хлопал Поттса по щекам, дергал за руки, в общем, пытался привести его в чувство. Наконец Поттс открыл глаза, и Белл с двумя солдатами потащили его, весело смеясь, на батальонный медпункт. Заразившийся их веселым смехом, врач наклеил Поттсу белую нашлепку на лоб, отсыпал пригоршню таблеток аспирина и отправил назад в роту. Там раненый улегся в сторонке, надвинув каску на лицо, и спокойно отдыхал до самого выхода, довольный тем, что так легко отделался, да к тому же еще наверняка теперь получит медаль «Пурпурное сердце». Правда, у него жутко разболелась голова, и он вовсе не считал, что подобный случай может служить основанием для смеха. До самого вечера он ныл и ворчал, да только на все это ребятам было наплевать, и все они от душа покатывались всякий раз, когда кто-нибудь заводил разговор об этом происшествии.

Наконец рота двинулась в путь. В истории боевого пути их полка (и дивизии тоже) этот бросок получит наименование «Большой гонки» или «Гран При». Иногда его будут именовать также «Пробежкой в дальний угол». Однако в тот момент все это было еще в будущем, никто вообще не знал, что происходит. Когда первый батальон с третьей ротой в качестве головной вышел из джунглей и двинулся по высокой траве в сторону высоты 250 (так именовалась та часть «Креветки», которая была как бы ее хвостом), обходя ее левее, все вокруг казалось тихим и безмятежным. Во всяком случае, никаких признаков самих японцев не обнаруживалось, были лишь некоторые признаки их присутствия — вся местность была изрыта отлично замаскированными японскими окопами. Всех это удивляло и крайне беспокоило. Куда же делся противник? Почему он решил уйти?

Осторожно пробираясь вперед по открытой местности, они шли и шли и два часа спустя, совершенно выдохнувшиеся и без капли воды во флягах, добрались до подножия высоты 253 — «головы Креветки».

Не все было, конечно, так просто и легко. Соседняя рота, двигавшаяся правее, неожиданно нарвалась на японскую засаду. Японцев было человек двадцать — тридцать. Сидели они у подножия высоты 251, являющейся одной из «ножек» этой самой «Креветки». Японцев перебили минометным огнем, третья рота, находившаяся несколько повыше, хорошо видела все, что было. День выдался отличный, солнце сияло вовсю. Только вот идти по высокой траве было трудно. Зато не надо было прятаться. По тому, как солдаты шли, спокойно расправив плечи, чувствовалось, что это дело им по душе, однако вслух никто ничего не говорил, чтобы не сглазить, ведь и так в любую минуту все могло обратиться в ад кромешный.

Второй взвод, как было приказано командиром роты, снова шел головным, его солдаты чувствовали себя чем-то вроде дозорных. Но Беку это, в общем-то, не очень нравилось, он без конца ворчал, а когда разговаривал с отделенными, даже ругался, и они были с ним полностью согласны. Солдаты медленно брели сквозь высокую, чуть ли не в рост человека, траву, все время высматривая в ее чаще, не прячется ли там противник, и выставляя вперед винтовки.

Неожиданно шедший впереди других Кэрри Арбр остановился, обернулся назад, как бы выжидая, когда Долл подойдет к нему. Все это время, после того случая в джунглях, когда Долл свалился на него, он явно избегал своего командира отделения, а вот теперь, видно, собрался что-то ему сказать. Несколько минут они молча шагали рядом, поглядывая по сторонам, нет ли где окопчика и не сидит ли там японец, потом Арбр сказал:

— Все хочу спросить тебя, чего это ты вдруг передумал тогда брать меня с собой, ну, когда с гранатами на япошек собирался?

Любой посторонний, увидев этого солдата с его приятным лицом, похожим на девичье, и открытым взглядом, непременно подумал бы, что этот парень, наверное, будет и поумнее, и необразованнее других. На самом деле все было наоборот. Учился он в школе мало и плохо, гораздо меньше, чем сам Долл.

— Сам не знаю, Кэрри, — ответил сержант. — Просто так получилось. Будто кто меня подтолкнул тогда, что ли…

— Ну и зря. Я ведь не хуже других могу…

— А кто сомневается, парень? Конечно, можешь. — На какое-то мгновение Доллу даже захотелось положить ему руку на плечо, но потом он передумал — надо было винтовку держать все время обеими руками, а то не ровен час…

— Знаешь, Кэрри, — снова заговорил он через минуту, — я сейчас все думаю об этом. Может, мне пожалеть тебя тогда захотелось?

— А мне ничьей жалости не надо… Ни жалости, ни покровительства!

— Как же это так, Кэрри? Всем это надо. И тебе тоже. — Улыбнувшись, он поглядел на шагавшего рядом солдата. Тот ничего не ответил, нахмурившись, вглядывался в густую траву.

— Будь она неладна, война эта, — наконец проворчал Арбр. — Да только воевать я буду, как все. А помогать, конечно, нужно. Только всем, а не мне одному…

Поглядев через плечо, он двинулся в сторону. Долл бросил вслед быстрый взгляд, потом снова перевел глаза на бесконечную поросль слегка колыхавшейся высокой травы. Сколько же еще они будут так вот брести?

В тот же миг все вдруг увидели, как из группы кустов, росших немного левее и впереди них, выскочили трое японских солдат — грязных, взъерошенных, насмерть перепуганных. Выскочив из укрытия, они двинулись навстречу американцам, с трудом переставляя ноги, спотыкаясь о кочки и что-то лопоча по-своему. При этом они высоко поднимали руки, показывая всем своим видом, что сдаются. Один из солдат даже слегка подвывал от страха, раскачиваясь из стороны в сторону. Долл резко вскинул винтовку, выстрелил несколько раз, на лице у него расплылась широкая довольная улыбка. За ним принялись стрелять и остальные, японцы попадали как подкошенные, они и десятка шагов сделать не успели. И снова наступила тишина; спокойно, как и прежде, сияло в вышине яркое солнце. А головной взвод, остановившись, вслушивался в эту тревожную тишину, вглядывался в медленно покачивавшуюся под едва ощутимым ветерком высокую траву. Затем не спеша они двинулись дальше, туда, где круто поднимался вверх склон высоты, что была «головой Креветки». Ни они, ни шедшие следом другие взводы даже головы не повернули в сторону убитых японцев. Правда, бумажников и кошельков на трупах уже не было…

Сержант Чарли Дейл, тоже командир отделения в этом взводе, был таким же проворным, как и Долл. Он выстрелил почти одновременно с ним, и из троих убитых японцев один наверняка был его жертвой. Дейл и раньше не верил в то, что пленным надо оставлять хоть какой-то шанс, а повоевав с десяток дней, окончательно убедился в своей правоте. Да и кого жалеть? Таких, как тот, который одной ногой уже стоял в могиле, а все же попытался бросить гранату в Куина, когда они в тот раз ворвались в японский тыловой лагерь? Подонки они все, нет у них ни совести, ни чести, чего там говорить!

Размышляя таким образом и самодовольно ухмыляясь от чувства собственного превосходства, Дейл быстро добежал по высокой траве до убитого им японца. Ничего толкового у него он не нашел. Грязный бумажник весь уже истлел от сырости и плесени, прямо в руках развалился, да и внутри ничего не было, одна только фотография какой-то японки. Хотя бы уж голой была, а так — грош ей цена. Он все же забрал фотографию (у него их собралась уже целая коллекция), спрятал в карман рубашки, бумажник же выбросил. Другие убитые оказались такими же пустыми. Только у одного кто-то, скорее всего сам Долл, вытащил спрятанный на теле маленький японский флажок (у японцев было принято носить флажок именно так). «Значит, Доллу повезло, — подумал Дейл, — а я вот без трофеев остался. Невезучий какой-то». Во рту у японца, когда Чарли разжал ему челюсти, тоже ничего не было — ни золотых зубов, ни коронок.

Когда у них была неделя отдыха, Дейл на свои трофеи выменял у кого-то с аэродрома маленькие пассатижи. Теперь он все время таскал их в брючном кармане. Болтают ведь, что у морских пехотинцев иногда на тысячу долларов золотых зубов да коронок набирается. Чарли Дейл никак не хуже этой погани. Сейчас ему как раз и выпал первый удачный случай опробовать свои щипчики, да только не повезло. Что же касается двух других трупов, то их осмотреть как следует не удалось — послышалась команда продолжать движение, и откуда-то выскочил Бэнд. Пришлось подчиниться. Ругаясь про себя на чем свет стоит, Дейл повел отделение вперед. Шагая, он обдумывал отличный, но его мнению, просто грандиозный план.