Осенью открылась вакансия подполковника, и Гордон получил очередной чин. Сие сразу освободило Патрика от множества хлопот по снабжению полка. Оные свалились на капитана Мензиса, занявшего место Гордона. Пол только что женился, и выгоды, всегда сопряжен­ные с ведением интендантства, пришлись ему весьма кстати.

Получив прибавку к жалованию, Патрик перебрался в Немецкую слободу поближе к приятному обществу. Теперь он жил в одном доме с полковником Томом Кроуфордом, старшим братом полкового коман­дира.

За последние годы в Москву приехало множество иноземных офицеров с семьями и без. Зимой у всех было куда больше свободного времени — можно и повеселиться.

До Рождества в Немецкой слободе сыграли шесть свадеб. На че­тырёх Патрик был резчиком⁴², на одной — посажённым братом же­ниха. За неделю до святок полковник Патберг предложил Патрику и ещё двум офицерам устроить танцевальный машкерад или балет. Каж­дый должен был найти и пригласить даму. Впрочем, с этим трудностей не возникло. Патрик хорошо танцевал мазурку, полонез, краковяк. Полковник несколько лет жил в Париже, знал менуэт и другие при­дворные танцы. Аптекарь собрал небольшой оркестр. Четыре вечера офицеры упражнялись, готовились. Балет имел огромный успех! Их наперебой приглашали из дома в дом — две недели веселились.

В то же время в слободе произошли четыре дуэли. За картами полковник Мевис поссорился с ротмистром Бернетом. Перед рассве­том офицеры вскочили на коней и поскакали стреляться. Гордон до­гнал соперников:

—             

Господа! Как можно без секунданта?!

Уговорил спорщиков обойтись без дуэли. Офицеры помири­лись.

В Немецкой слободе все и всё обо всех знали. Стоило молодому офицеру лишний раз зайти в гостеприимный дом, как бдительные фрау замечали это, оценивали и делали выводы:

—             

Четвёртый раз за две недели! Видно, подцепила Клерхен сего молодца. Невелика добыча: лейтенант, худ, как щепка, и беден, как цер­ковная крыса. Да Клерхен не до выбора. Скоро девятнадцать, прослы­вёт старой девой.

—

Вы правы, фрау Шнупке! К тому же приданое у Клерхен ма­ленькое, а род не из знатных. Объявят ли о помолвке до Крещенья?

На завидных женихов, а из них Гордон едва ли не первый — знат­ного рода, подполковник, двадцать восемь лет, прекрасно воспитан, — шла форменная охота с загонщиками, засадами, внезапными нападе­ниями.

Патрику пришлось употребить всё своё искусство, дабы сохра­нить свободу, и при сем не навлечь на себя ни вражды, ни ненависти. Не впервой! Сколько его сватали ещё в Польше, да за каких невест! От цепей Гименея оберегали любовь к свободе да забота о том, сможет ли он содержать супругу подобающим образом.

Ныне Патрик призадумался: «И в женатой жизни есть свои пре­лести и удовольствия». Особо манил свой дом. Собственный! И дети. Последнее время на ребятишек в знакомых семьях Патрик поглядывал с живым интересом. Намедни был он в гостях у приятеля, и пятилет­няя шалунья Эльза залезла к нему на колени, обняла, ласково прижа­лась к щеке. Так сладко заныло сердце!

«Добрая жена — и друг, и помощник! — размышлял Патрик. — Да и не жить в грехе. Мои женатые друзья при том же доходе держат от­крытый дом, хороший стол, добрый выезд». Ночами ворочался в по­стели, не мог уснуть. Наконец, решил:

—             

Пора! Надо жениться!

Невесту Патрик приметил заранее. Фрейлен Катрин, дочь пол­ковника Филиппа фон Бокхофена, высокая, статная, хорошо сложен­ная. Милое лицо. В свои тринадцать лет хорошо воспитана, скромна, набожна. Самое главное — католичка! Отец её, благородный джентль­мен, — старший полковник, любимец царя и знати. Два года назад он попал в плен к полякам в битве при Губарях. Мать Катрин — англи­чанка.

«Ежели свататься, то только к этой девушке!» — решил Патрик.

Он пришёл к Катрин после Крещенья. Девушка сделала книксен:

—             

Будьте добры, посидите. Я сейчас схожу за матерью.

—             

У меня дело к Вам, Кэтти.

Дома её звали Катринхен, но Патрику больше нравилось назы­вать её Кэт.

Девушка потупила глазки, с поклоном по местному обычаю под­несла гостю чарку водки. Патрик поднял чарку:

—             

Пью за здоровье Вашего милого!

—             

Но у меня нет милого, герр подполковник.

—             

Значит, мне повезло. Выходите за меня замуж, Кэт!

Девушка покраснела:

—             

Если разрешат родители, Патрик.

Назавтра у Кэт был день рождения. Патрик купил на рынке, самые лучшие перчатки, лент набрал разных. Мать согласилась сразу, однако поставила условие: свадьба — после возвращения отца из плена.

Гордон стал женихом Кэтти. Вот тут и начались мучения.

Война с Польшей тянулась по-прежнему, и конца ей видно не бъшо. По­ляки всё пытались закрепиться на левом берегу Днепра. Русские воеводы каж­дый раз вышибали их обратно. Памятуя о недавних поражениях, генеральной баталии избегали. Ян Казимир с большим войском осадил Глухов.

Однако русские защищали город отважно. Все штурмы отбили с боль­шим уроном для поляков. Король ушёл несолоно хлебавши.

С великим трудом и огромными потерями весной 1664 года польский король отвоевал Могилёв

—

единственный успех за два года войны.

Тем временем на Украине шла бесконечная грызня за булаву гетмана. За титул «гетман всея Украины» каждый полковник готов был чёрту душу от­дать.

Царь указал окольничему, князю Гагину, с шестью полками идти в Нежин и учинить Раду. Явились два претендента, оба со своими полками

—

Брюховецкий и

Самко.

Два дня князь и епископ Мефодий уговаривали сопер­ников прийти на Раду без оружия —

пустое дело. В первый же день гайдамаки

Самко

вытащили сабли и выкликнули своего полковника гетманом. Тут до­стали оружие и запорожцы Брюховецкого —

свалка, хоть святых выноси. Пол­ковник Штрасбург, метнув в толпу несколько ручных гренад, остановил бойню. Наутро Рада объявила гетманом Брюховецкого. На Евангелии он тор­жественно поклялся в вечной верности царю.

Самко

бежал, но его выдали свои, и новый гетман, после краткого суда, отрубил ему голову.

В полк пригнали 1200 солдат на обучение. Через три дня на­значили смотр и примерные стрельбы перед государем. С рассвета и до темна на Неглинном ручье Гордон учил новичков. Благо, Инозем­ный приказ пороху и свинца отпустил в достатке. На обед Патрик давал час отдыха.

В поле перед Новодевичьим монастырём для царя и бояр по­строили возвышение. Полки выстроились шпалерами, Стремянной полк — у царского места. Наконец, прибыл государь, уселся в кресло, махнул платочком:

— Начинайте!

Первым стрелял Стемянной, потом прочие стрелецкие полки. Впрочем, весьма не дружно. Наступил черёд полка Кроуфорда. Выпа­лили из шести пушек, потом стреляли залпом, побатальонно, словно единым выстрелом. Государю весьма понравилось. Указал выпалить ещё раз. Дали четвёртый залп, не хуже первых. Полковник Кроуфорд, отнюдь не утруждавший себя обучением мужичья, получил за отлич­ную стрельбу

вельми

щедрую награду. Гордон и прочие офицеры — цар­ское спасибо и добрый обед.

В феврале в Москву прибыл британский посол, граф Карлайл. Англия мечтала возобновить привилегию, данную ещё Иваном Гроз­ным: тогда торговать в Архангельске могли токмо британские купцы.

После казни Карла I сия привилегия была утрачена. Место анг­личан заняли голландцы. Старания графа Карлайля оказались тщет­ными. Так и уехал он в Лондон, не подписав никакого трактата.

Всё это время в Смоленске генерал Драммонд договаривался с польскими уполномоченными об обмене пленных. Гордон много раз писал генералу, умоляя помочь с освобождением фон Бокхофена. Ка­залось, вот-вот храбрый полковник вернётся в Москву. Но поляки вы­ставляли всё новые условия.