Люди тут же зашептались меж собой, но когда ведьмак с Вечеславом, а следом и голова, вышли, все разом умолкли, со вниманием глядя на появившихся. Справа, метрах в двух, Вечеслав увидел волхва, привычно опирающегося на посох, а слева Игната с Людотой, вокруг которых плотно стояло ещё с десяток крепких мужей, довольно-таки серьёзно одоспешенных. Почти у всех к поясам были приторочены ножны с мечами, а в руках они держали шлемы и сулицы.

— Совсем Игнат с дуба рухнул, — шёпотом ругнулся голова, хотя в глазах явно читалось противоположное мнение. Даже до Вечеслава сразу дошло, к чему всё это, и на сердце стало спокойнее. Есть у него друзья здесь, не отдадут просто так на смерть.

— Как бы не зароптали остальные на Игнатовы выкрутасы, — тихо проговорил волхв, подойдя ближе. — На вече одоспешенными… не нужно бы.

— Чего шепчетесь там? — раздался из полукольца людей недовольный голос с хрипотцой. — Всем говорите, али без нас решить удумали?

— Решать без вас мы не можем, Кетай, — громко ответил Кузьма Прокопыч. — Вервь решает, сам знаешь.

— Так чего ж шушукаетесь? Что Будимир-батюшка сказал-то, а?

— Да спросил токмо, чего это Кетай ещё голоса не подал, а ты тут как тут, — вдруг влез в разговор Игнат, и половина стоящих в полукольце людей громко рассмеялись.

— Ты, Игнат, вообще молчал бы, — зло зыркнув в его сторону, бросил Кетай. — Додумался, на вече во оружии[*] прийти. Разе ж по законам это нашим? Скажи Будимир-батюшка, разе ж не должен он сейчас же покинуть место светлое, и не вернуться уже без оружия?

— Мы во оружии, потому как под стенами нашими ворог, — сквозь зубы ответил Игнат.

— Кто это сказал, что ворог? Ты?

Стоявшие вокруг Кетая, стали сдвигаться ближе, показывая, что и они не лыком шиты, и если не оружием, то числом в превосходстве находятся. И в довольно-таки солидном превосходстве, раза в три-четыре. Но и Игнатовские в долгу не остались, положив ладони на рукояти, они изготовились к бою.

— Богами нашими заклинаю, — громко заговорил волхв, видя, что недалеко и до свады, да ещё и до кровавой, — Прекратите эту вражду. Разе ж время таперича? Стерпи ты, Кетай, неправый поступок Игната, не с умыслом он, как я понимаю. Да и ты, Кетай, не отрок шалый, а муж, жизнью ученый. Разе ж достойно тебе самому супротив порядка идти? А свада на вече — непорядок великий. Давайте миром, да разумом брать станем. Тем боле, что истец вот он, — волхв указал на Вечеслава. — И говорить за себя готов.

— Пусть говорит… Остынь, Кетай… Дайте пришлому слово… — послышалось с разных сторон.

— Давай, — шепнул ведьмак, — Говори правду.

Вечеслав неуверенно шагнул вперёд, краем глаза следя за Кетаевскими то ли родичами, то ли просто держащими его сторону, и скрестив руки за спиною, обвёл взглядом толпу, пытаясь оценить количество сочуствующих ему. Но все взгляды были одинаковы — хмурые и внимательные, и стало предельно ясно, что всё зависит от его речи. Скажет верно — чаши весов качнутся в нужную сторону, а нанесёт хрени, тогда уже без вариантов. Как говориться, пиши пропало.

Потому собравшись духом, он заговорил громко, не пряча глаз от замеревшей толпы, и начав с клятвы, о которой по всей видимости в пылу, да горячке позабыли.

— Клянусь жизнью своей пред богами нашими, что сказаннное мною будет правдою, а иначе пусть доля моя будет незавидной, и род мой на мне оборвётся.

По толпе пробежал довольный шёпот. Раз пришлый не воспользовался забывчивостью остальных, и сам молвил страшную роту[*], значит кривить не собирается.

— Дело так было, рязанцы, — начал рассказ Вечеслав, как можно ближе подгоняя свою речь под старый язык, чтобы не резануло слух местных незнакомым словцом. — Мы с родичем в Ладогу идём, посуху, дел плохих не верша, да татьбою не промышляя. Одного хотим — домой вернуться. А четыре дня назад тому, нам два воя конных встретились. Навстречу нам шли. Мой родич сразу же сообразил, что по его душу они, да так и вышло. Родич мой, в Ладоге воеводу в дураках оставил, уйдя от смерти неминуемой. Хотел тот воевода убить его за слова правые, о том, что князь Киевский зло вершит, кровью людской веру нашу оскорбляя. Но разе ж не так это, славяне?

Вечеслав перевёл дух и продолжил, чувствуя, как легко и верно плывут мысли в его голове, словно лодьи по глубокой реке. Неужто травяной отвар так хорош, или сам он это?

— Было бы можно укрыться от воев тех, укрылись бы, — продолжил он уже со спокойствием и уверенностью. — Да луг кругом, куда укроешься? Конные увидали нас сразу, да приближаться стали, а приблизившись, речь завели. Только была та речь для отвлечения токмо. Были б вы там, сами всё услышали, да увидели бы. А тот, кого посёк я, меч свой нежданно выхватил, сам не понимаю, как от смерти уйти мне удалось? По голени его ударить сообразил…

Вечеслав вдруг осёкся и тяжело сглотнув, опустил глаза долу. Лёгкость и уверенность в одно мгновение покинули его, потому что он вдруг отчётливо понял — второй удар можно было бы и не наносить. Вой тот, вряд ли, уже представлял опасность, с перебитой-то голенью. Значит, всё же убийца? Головник по-здешнему?

На душе снова стало муторно, как и тогда, когда убитый вой кулем повалился с лошади, а он обессилено опустился на землю и не смог сдержать слёз.

Но ведь был ещё второй, он представлял опасность.

Кривишь, выдало вдруг подсознание, второй бы и так ушёл. Трусоват он оказался, не полез бы в сечу.

Так ведь в тот момент неизвестно ещё было — попытался оправдаться Вечеслав перед самим собою.

— Ну и чего дальше? — громко спросил Кетай, с прищуром глядя на погрузившегося в себя Вечеслава. — Темнишь ты чего-то, паря. Ох и темнишь!

— Я клятву дал, я договорю, — собрался с силами Вечеслав и оторвал от земли, ставший таким тяжёлым, взгляд. — Вот теперь только понял, что второго удара не стоило делать, и оставить воя в живых. Но я его сделал и совершил убийство. Я думал, что второй бросится на меня, но он струсил и не полез в сечу. Всё я сказал, нечего мне боле говорить.

Толпа тут же загудела, послышались злые окрики. Вечеслав обернулся на секунду и поймал недвусмысленный взгляд ведьмака, говорящий о том, что он сглупил.

— Он и не скрывает, что убийство свершил, видали, люди? — заговорил вдруг незнакомый Вечеславу мужик, сделав шаг вперёд.

— А ты чего думал, Трифон? — обратился к нему Кетай. — Что пришлый безвинным окажется? Прав был Завид, да и Отай прав был, оба они виноваты, и Вечеслав и родич его. Отдать их кметям, и вся недолга. Или виру дикую[*] нам за него платить? А, рязанцы?

— Хм, Кетай, — вступил Игнат, — Гляжу я, ты боле за серебро беспокоишься. А я вот чего скажу. На месте Вечеслава, любой бы из нас, и ты Кетай тоже, добили бы напавшего кметя. Или б руки опустили, да ожидали, когда тот оправиться, да посекёт?

— Всё одно, не наше это дело, — лицо Кетая стало злым. — Сколько нам за семь лет урока[*] того вынесут? Гривен по пять на лето положат, и выйдет три десятка с половиной, не так разе? А если головника не отдадим, так нам ещё сверху восемь десятков на горбыну кинут за княжа мужа[*], — Кетай демонстративно ударил себя ребром ладони по затылку. — Оно наше это?

— Не наше, Кетай, прав ты, — добавил Трифон. — Да ежели головника отдать, и вовсе за те семь лет послабление буде. Все ж слыхали?

— Ты веришь этому полусотнику? — усмехнулся голова. — Как чадо неразумное, ей-богу. А головником ты его раньше времени не клич.

— Голову клепати здесь не за что, — вступил в разговор Будимир. — Я хоть и не по воевским делам хытрец, но и дураку ведь ясно, не убийство то было, а защита.

— Так а нам-то чего? — Кетай зло сплюнул под ноги. — Я за пришлого свою долю в общий котёл класть не стану.