— Решили, — ведьмак внимательно посмотрел на Кузьму Прокопыча. — Али не по сердцу тебе такое решение? Може лишние руки помешают?

— Лишние руки не помешают, — голова скинул со взгляда хмарь, и поглядел уже добрее. — Чудно токмо, — повторил он слова, уже однажды сказанные им после судилища. — Чудно, что вы и вправду в делах наших более нашего участвуете. С чего бы оно?

Разговор прервал один из дозорных, которых выставили ещё с утра, заодно проводив в сторону своей веси принёсшего новость паренька. Паренёк отказался почивать и сразу же после того, как Любава Власовна напоила и накормила его, запросился обратно, боясь досидеться ненароком до прихода кметей, или попасться им по дороге. Поэтому паренька повели в обиход, звериными тропами, да по над Окой, а заодно и расставили дозоры в лощинниках у основной дороги.

Дозорный, крепкий парень лет двадцати пяти, не спешиваясь миновал ворота и рысью прошёлся на своём вороном по одной из улиц до самой площади. Взгляд его был возбуждённым, губы сжаты в тонкую полосу. Спрыгнув почти на ходу, он уцепился в уздечку, и рывком останавив коня, громко выдохнул.

— Видал их. В десяти верстах уже. Одоспешено идут, красиво, — не удержался он от похвалы.

— И того уже не буде. Вёрст пять-шесть небось осталось, — задумчиво проговорил Кузьма Прокопыч, и тут же стал резко отдавать приказы. — Ворота запереть на два засова, Мстивой, рассаживай свою ватагу по крышам. В лазы пусть мужи с рогатинами ползут, да под тыном хоронятся. Так, Игнат, к воротам живо. И ты, Годславич, ступай видимо, а я Будимира-батюшку обожду и придём мы следом.

Площадь тут же пришла в движение, люди в полном молчании заспешили по улицам к лицевой стороне веси, и лишь Игнат громко окликал тех, кто должен быть лезть в лазы.

Вечеслав с ведьмаком, дождались когда из копища появился волхв, и вчетвером, вместе с головою, двинулись вслед за остальными.

— Странно, — стал говорить Будимир, поглядывая на ведьмака. — Умолчал Перун, не дал знака, прольётся кровь али нет.

— Тем и лучше, Будимир-батюшка, — тут же отозвался голова. — Заране знать ежели, поджилки трястись начнут.

Вечеслав шёл позади остальных, невольно оглядывая весь, выглядевшую теперь совсем опустело без ушедших женщин и детей, которых оказалась большая часть, и ему вдруг стало интересно, а сколько в веси осталось мужчин? Количество противника было известно, а вот количество защитников… Но спросить он не успел.

Подходя к огибающей улице, ведущей по над тыном, Кузьма Прокопыч задрал голову, и глянув на крышу одной из угловых изб, громко спросил у сидевшего там парня, не видать ли кметей. Парень на пару секунд бросил взгляд вдаль, отвлекаясь от натягивания тетивы на кибить[*], и потом посмотрев на Кузьму Прокопыча, отрицательно помотал головой.

— Не торопи, ещё успеем увидать, — выдохнул Будимир. — Ох, гляжу я, дума у тебя Кузьма к одной сторонке прибивается. Токмо ты на рожон не лезь, за тобою людские жизни стоят. Да и слыхал же, половина почитай, не хотят ратиться. Одно чую верно ты мыслишь, кметей в весь не пускать, — волхв приостановил голову за локоть посредине дороги и продолжил речь. — Знаешь ты не хуже моего урманей, да и варязе нынешние не те, что при Светославе. Тогда они на жопе сидели, а таперича князьками глядят. А в весь ежели зайдут, то и вовсе укороту им не буде. Сами же зацепят кого из наших горячих, Игната того же, али Мстивоя, да потом уже, аки комом снежным беда с горки покатится. Токмо в веси нам с ними не управиться уже буде, посекут нас, аки детей малых.

— Это ты верно говоришь, — кивнул голова. — Да токмо сдаётся мне, что они с самого начала идут, абы сваду затеять, иначе зачем было пятью десятками тащиться. Ежели слово наше князю передать надобно токмо, то и десятка с головой хватило б.

— Ну то, что пять десятков их, в том я изначального умысла не вижу. Побили их бы втихую, ежели б они малым числом шли. И вятки, и радимичи обиду свою не забыли поди, скрипят зубами по ночам доселе. Ты ж сам из радимков, разе ж запамятовал?

— Всё помню, — голова прищурился. — Потому и горячусь. Ты прав, Будимир-батюшка, поначалу ерепениться не стоит. Попробуем миром реши…

— Идут! — перебил слова Кузьмы Прокопыча громкий окрик, и он тут же невольно бросился к тыну, а следом заспешили ведьмак с Вечеславом и волхв, тяжело опираясь на посох и мрачно покачивая седою головой.

Кмети шли в два длинных ряда. Вечеслав увидал их, когда из-за поворота, скрытого лесною стеной, появилось уже с десяток конных. Из-за этого поворота ещё совсем недавно вышли и они с ведьмаком, но как же всё изменилось за это время. Теперь он словно был неотъемлемой частью веси, хотя и пробыл в ней всего несколько дней.

Завидев поселение, четверо передних конных тут же съехали на обочину дорожки и один из них принялся раздавать команды, приподнявшись в седле. До веси его голос не доносился, но по властным жестам руки можно было легко догадаться, что командовать этот вой, который скорее всего был полусотником, не просто умеет, а делает это привычно и несуетливо.

Выползающий из-за поворота отряд, похожий на стальную змею, неукоснительно реагировал на указания руки. Некоторым полусотник указывал на поле рядом с дорогой, и те съезжали с дороги и тут же спешивались, другие по указке командира направлялись к лесу, и принимались, не слезая с коней, рубить боевыми топорами нижние, толстые ветки старых деревьев. Вскоре появились и обозы, которые шли медленно, запряжённые кряжистыми, крепкими лошадками. Обозы съезжали в поле и постепенно образовывали большой полукруг, выпирающий дугой в сторону веси. Некоторые из спешившихся уже привязывали к остановившимся обозам поводья своих коней, и принимались сгружать на землю большие холстинные скаты.

Со стороны леса, словно муравьи, потянулись рубщики, таща за собою «добычу». Да и вообще всё это организованное копошение стало похоже на муравейник, в котором каждый беспрекословно выполнял свою функцию, и от этих организованности и беспрекословности грозно повеяло опасностью.

Почувствовав это ощущение опасности внутри себя, Вечеслав обежал взглядом стоявших у тына мужей. Ощутили ли они? Тронул ли их своим ледяным ветерком страх перед этим слаженным воедино муравейником?

И судя по напряжённым взглядам, тронул.

Молчаливое наблюдание того, как кмети разбивают лагерь, длилось минут десять. Никто не хотел, или не мог ничего сказать, погружённый в свои невесёлые мысли. Наконец, громко хмыкнув, голова сплюнул на землю, и как и Вечеслав до этого, с интересом оглядел стоявших вдоль тына.

— Что лбы нахмурили, славяне? — громко спросил он, и остановил взгляд на Игнате. — Осилим, коли чего?

— Осилим, Кузьма Прокопыч, — улыбнулся Игнат. — Хотя окольчужены они крепко, куда рубить, ума не приложу.

— А по рукам, да по ногам, где открыто. Да и бармица не божья десница, от доброго удара не защитит.

— Не бравадься, Кузьма, — тихо, чтобы не слышали другие, выдохнул волхв — Мимо людей сейчас твоя бравада буде.

Полусотник, отдавая поручения, часто поглядывал в сторону веси, и наконец, неспешно двинул свою чёрную лошадку к ней. По обеим сторонам к нему присоединилось по крепкому вою на таких же чёрной масти лошадях, один из которых поднял на вытянутую руку сулицу[*] с привязанной к наконечнику белой тряпицей.

— Говорить едут, — волхв тронул Кузьму Прокопыча за локоть. — Помни, Кузьма, жизни людские на тебе.

— Да помню, — в первый раз не без злобы отмахнулся от слов старика голова.

Стук двенадцати подков по брёвнам мостка неприятно отдался в ушах сливающимся гулом, вдобавок лошадка одного из воев принялась пританцовывать, словно ей нравилось, как громко звучит дерево под её копытами. Полусотник поднял вверх правую руку, показывая, что идёт без оружия и тройка медленно двинулась в подъём по над тыном, словно давая разглядеть себя притихшим вдоль частокола людям.