Изменить стиль страницы

Кузьма Прокопыч снова уставился на Вечеслава. Как назло, тот только что проглотил разжёванное мясо и отмазаться набитым ртом возможности не было. Вопрос поставил в тупик. Не помнил он из школьной программы ни про какие мосты и падения. А кроме школьной программы, откуда ж ещё взяться всей этой истории.

— И как же ж оно случилось-то эдакое? — Кузьма Прокопыч, не удержавшись, слегка подался вперёд, с интересом уставившись на Вечеслава.

Хм, не известно нихрена, а промолчать всё равно хуже будет. Махнув внутренне рукой, и ругнувшись, Вечеслав выпалил скороговоркой:

— Да как-как. После дождя доски мокрые были, вот и поскользнулся.

Закончив фразу, Вечеслав снова впился в мягкое печённое мясо, бросив косой взгляд на ведьмака. Того словно столбняк хватанул. Значит, судя по нему, ляпнул он охренительную глупость.

Выход из этой ситуации был один. Он снова перевёл взгляд на недоумённое лицо Кузьмы Прокопыча, и проговорил набитым ртом:

— Пофутил я. Футка это такая.

— А чего ж мы тут рассиживаемся? — спохватился вдруг ведьмак, пытаясь замять казус. — Люди там почитай уже седьмым потом умылись, а мы тут в тенях квасок хмельной попиваем. Нам всё равно ж сёдьни, да завтра делать нечего, подсобить можем.

— А? Да, — Кузьма Прокопыч кивнул с немного отрешённым взглядом, видимо всё ещё переваривая сказанное Вечеславом. — Шутка. Хех, — он вдруг улыбнулся. — Да и то поди верно.

— Так чего голова, показывай, где у вас гумно[*].

— Так вон там, — Кузьма Прокопыч махнул рукой вперёд себя, — К закату по мыску. Мы в том месте городище ставить удумали со временем, а пока два гумна с овинами у нас там. А твоему родичу гоже ли будет на гумне руки мозолить?

— А чего ж не гоже? — пожал плечами ведьмак. — Ратную службу он теперь решил оставить. У нас в Ладоге воевода из поморских варягов, христианской греческой веры человек, так под его рукой служить многие наши вои отказались. Вот и родич мой служить не станет.

— А в Новгороде чего? — спросил голова. — Там-то поди нема такой напасти?

— Да что ли служба краем стала? — улыбнулся ведьмак. — Ты б знал Кузьма Прокопыч, какие в нашем роду мастера по кедровым кадям. Будешь гостить в Ладоге, спроси, тебе любой укажет, где нас сыскать. Вот и Вечеслав бондарем решил стать, родовое наше ремесло до самого донышка постичь.

— И-то дело, — с уважением кивнул голова, поднимаясь из-за стола. — Знатный бондарь завсегда имовито сидит. Да как и любой другой, у кого руки из правильных мест растут.

Кузьма Прокопыч выйдя из под холстины, вскинул взгляд в небо. Там, курлыча и присвистывая, кружилась стайка птиц, которые время от времени застывали на месте, распуская против ветерка красивые, оранжевого цвета крылья.

— Ишь, щуры своих деток летать учат. Видать осень скоро пожалует. Ну, так чего, идём, али передумали?

17

— Скоро все старые хаты на избы сменим, — говорил голова, широко вышагивая впереди.

Вечеслав с ведьмаком поспешали следом, слушая воодушевлённые речи Кузьмы Прокопыча по поводу будущего Рязанской веси. И судя по словам головы, будущее должно было быть радужным.

— У вас ильменских все поди в таких живут? — спросил Кузьма Прокопыч, и не дожидаясь ответа, продолжил. — Вот я сам из вятичей, отцы и деды мои всё по старинке жили. А я как в весь эту пришёл, гляжу, а тут у Елизара избы высоченные стоят. Не избы, а хоромы, ей-богу. Он сам из радимичей, но на меже с кривичами сидел, там и перенял мастерство хоромы такие ставить. Упросил я его помочь мне, и сел не по-дедовски, а по-новому. А таперича меня и калачом обратно в старые «низёхи» не заманишь. Вот новые лядины в будущем лете засеем, да за построй возьмёмся всем миром. Борти тоже удвоим. Шибко хорошо воск берут в Муромах, абы потом в Царьграде сбывать. Идут муромские Волгой через булгар, там волочатся на Дон, и дале уже в Сурожское море. Самим бы нам так же, да не дают муромские мимо них проходу, пакости грозят утворить. А так бы, понастроили лодей, да в путь.

— А с булгарами как? — спросил ведьмак. — Пошлину небось за проход немалую потребуют.

— Мурома пошлину хакану их Алтышу, что в Булгарграде столует, платит, и не в накладе, — ответил Кузьма Прокопыч. — По три с половиной гривны серебра с лодьи дают, и всё одно выгода немалая выходит. Эх, — он тяжело вздохнул, — Ежели б мы ниже их по реке сидели.

Кузьма Прокопыч остановился у небольших воротец, в которые упиралась окружная дорога. Возле воротец никого не было, и голова собственноручно отворил одну из небольших створок, после чего выжидательно замер, пропуская гостей вперёд.

— Вы поберегитесь, тут ступени у нас шаткие. Временно ставлены, — предупредил он и стал объяснять. — Скоро эту часть тына вовсе снесём и продолжим его на полтораста саженей.

Ведьмак пошёл первым, Вечеслав вслед за ним, и едва ворота остались позади, как он восхищённо ухнул от того, что увидели его глаза. Раскинувшийся во всю ширь и мощь безмерный простор, который только слева упирался в лесную гряду, а впереди и справа не имел преград, тут же опьянил похлеще хмельного кваса. На душе вдруг стало радостно, уголки губ невольно поплыли вверх, а глаза принялись жадно пить прозрачную даль, словно холодную, ключевую воду. От голубой ленты Оки, мирно текущей по правую сторону, ветерок принёс влажную прохладу, и мягко коснулся лица и волос. Вечеслав глубоко вздохнул и невольно приосанился, расправляя плечи, словно желал как можно более соответствовать широте простора. Или хотя бы той чайке, что парила над играющей бликами водой, вольготно раскинув белые крылья.

И как не хотелось ему отводить взгляд от увиденной красоты, но всё же пришлось посмотреть под ноги, чтобы не промахнуться мимо деревянных ступеней. Спускались они на огромную площадку насыпной земли, бывшей ниже возвышенности, на которой стояла весь, метра на полтора. Однако с правой стороны, на небольшом участке, земли уже было накидано почти вровень с весью, и Вечеслав понял, что площадка эта только подготавливается для будущего строительства.

— Вот тут и городище станет, — громко, с гордостью проговорил Кузьма Прокопыч, закрывая створку ворот.

Сходя по ступенькам, Вечеслав стал с интересом вглядываться в два бревенчатых строения впереди, стоявших почти в конце насыпи. Венчали их высокие двускатные крыши, а возле, кропотливо занимаясь делом, суетились люди от мала до велика. Увидев голову, от работающих отделился один из мужчин, и приветственно помахав рукой, заспешил навстречу.

— Дождь заходит, — громко проговорил он, подходя. — Как бы сеногной[*] не зарядил.

— Да типун тебе на язык, Прокл, — досадливо ответил Кузьма Прокопыч. — У нас ещё и сено в стога не уложено, и рожь не вся в риги свезена.

— Эт я понимаю, да токмо у бабки Матрёны вон спину скрутило, а у неё оплошки в сём прорицании не бывает, — Прокл улыбнулся. — Я две дюжины парубков отсель к пажитям отправил, абы скопом стоговали. Може и поспеем к дождю.

— А я вот подсобничков веду, — Кузьма Прокопыч кивнул в сторону ведьмака с Вечеславом. — Сами вызвались, не поскупились на помощь.

— Лишние руки нам не помешают, — с пониманием закивал Прокл. — А куда ж определить-то их? Вы молотить сумеете?

Вечеслав помотал головой, извинительно улыбнувшись. Чего-чего, а молотить ему не доводилось. Да и смешно сказать — где б оно довелось в городе двадцать первого века? Хотя по молодости на мельнице поработал маленько, дак там автоматизировано всё было, он к зерну и не прикасался даже. Ведьмак же к его удивлению молотить умел.

— Ну, тогда ты зерно на подводы кидать будешь, а ты заменишь кого в риге, — распределил Прокл работу и они вчетвером зашагали к гумнам.

Подходя ближе, Вечеслав стал невольно вслушиваться в замысловатый ритм ударов, которые доносились из обеих построек. Удары эти стали слышны ещё раньше, сразу, как голова открыл воротца, но теперь они слышались громко и отчётливо, удивляя слаженным и очень сложным ритмическим рисунком. Похоже это было на мощный драм-энд-басс, усиленный бесконечными тамовыми сбивками.