Изменить стиль страницы

   В горле застрял комок, уголки глаз увлажнились, было обидно до слёз: они всё знали и просчитали, только мы одни с Дианой смотрели в будущее с надеждой, хотя нам уже давно выписали смертный приговор. А Лизочка? Раз у нас появился ребёнок, значит, мы верили, что сможем выжить, спастись от этого безумия; только мы втроём и верили в счастье, хотя остальные лишь посмеивались над нами. И эта Тень: если знала, что нас ждёт, то почему не предупредила, почему позволила завести ребёнка? Я в отчаянии покачал головой. Выходит, эта мразь специально тешила нас надеждой, чтобы мы продолжали плясать под её дудку, кормила как забойных свиней. Чем Тень тогда лучше Дениса? Ненавижу обоих!

   Боже, как же всё поменялось за четыре дня. Мои руки - даже они изменились после обращения, стали больше и грубее. Я сидел на кровати и смотрел перед собой. На противоположной стене висело небольшое зеркало. В нём отражалась кровать, светло-коричневые обои и всё. Меня нет, я пустое место, никто, вычеркнутый из жизни человек, без прошлого, будущего и настоящего. Воображение нарисовало в зеркале тощего черноволосого мужчину лет тридцати с карими глазами, с немым упрёком уставившемуся на меня в упор. Это я, я уже видел себя в одном из воспоминаний. Мужчина поднялся с кровати, подошёл к стене и приложил ладони к зеркалу с противоположной стороны. Я замер от страха - слишком реалистичное видение. О боже, стекло даже начало запотевать от его дыхания, будто бы он действительно стоял с другой стороны. Мужчина смотрел на меня, казалось, целую вечность, а затем, когда стекло полностью запотело, и его силуэт размылся, начал выводить буквы. Я не мог прочитать то, что он писал, с этой стороны получались какие-то каракули. Мужчина закончил и отступил назад. Я боялся пошевелиться, даже сделать резкий вздох. Всё стихло: мы смотрели друг на друга сквозь буквы - единственные неразмытые клочки на зеркале. Мужчина сделал шаг ближе и толкнул зеркало, оно развернулось вокруг оси и показало обратную сторону с написанными на ней словами. Я ахнул и прочитал на запотевшем стекле оставленное послание: "А кого представляешь себе ты, когда смотришь в зеркало?".

   Вздрогнув, я очнулся на той же кровати, на которой прилёг с рассветом. Вокруг было темно и тихо.

   Зеркало - вспомнил я и посмотрел на противоположную стену. Да, оно там висело, но в нём невозможно было что-либо разглядеть. Дав глазам привыкнуть к темноте (на это потребовалось всего несколько мгновений), я поднялся и подошёл к стене, но увидел лишь слабые очертания комнаты - ни отражения, ни чего бы то ни было ещё. Я снял зеркало, опустил его на пол и внимательно прощупал стену - она заплесневела, кое-где отошли обои, но стена была цельной, за ней никого не было, да и кто смог бы так ловко развернуть зеркало. Показалось...

   Что это было? Что значит, кого я там представляю? Уж точно не бледную мумию, которая устраивает такие фокусы.

   - Я представляю себя, обнимающего Диану и держащего на руках Лизочку, - вот что представляю, понял? - прокричал я зеркалу, лежащему на полу.

   Мне всегда казалось, что сны - суть отражение душевного состояния, симбиоз самых больших страхов и радостей. Снов я не видел, только воспоминания и видения, созданные моим не вполне здоровым разумом, и если с воспоминаниями всё было более-менее понятно, то вот с видениями... Нет, к чёрту видения, нельзя заострять внимание на том, что произошло, пока оно не свело меня с ума.

   Я поспешил выйти из комнаты и посмотрел в другой конец коридора, из которого исходил резкий трупный запах. Борис рассказал всё, что мог, теперь очередь Конвейерщика. Раз снабжал кровью и стоял на очереди к обращению, значит, может вывести на вампиров. Вполне возможно, Конвейерщик лично знаком с Горбышем и знает, где того можно найти, - хотелось бы в это верить. Теперь оставалось понять, где найти самого Конвейерщика. Где-то в этом городе и не так далеко отсюда, раз Борису дали только десять минут на то, чтобы прибыть на фабрику. Где узнать адрес этой фабрики?

   Ответы должны лежать где-то в записях Бориса. Несмотря на то, что уже вчера всё здесь обыскал, я подошёл к столу и принялся внимательно осматривать обломки в надежде найти хоть что-то, чего не заметил вчера, но ничего полезного не нашёл. Как же так? Неужели толстяк полагался только на свою память? Я обернулся и увидел два стальных шкафа. Они были заперты. Искать ключи в карманах мертвеца не хотелось, уж лучше потерпеть боль. Несколько ударов по замку и стальная дверца вогнулась. Ещё удар и замок с треском вошёл внутрь. Илье Муромцу, пожалуй, хватило бы и одного удара, но ничего, вампиром тоже быть неплохо. Я посмотрел на окровавленную руку, слегка дрожащую от боли, и с наслаждением принялся наблюдать, как она заживает. А ведь регенерация тоже доставляет удовольствие. Конечно, не такое сильное, как высасывание крови, но очень даже приятно.

   Кровь полностью впиталась, я сжал пальцы в кулак и разжал их, сжал и разжал. Почему за десять лет мне ни разу не пришла мысль обратиться и стать вампиром? Хотя нет, наверняка, эта мысль приходила и не раз, но что тогда помешало? Не нашёлся вампир, который бы меня обратил? Или не позволила Тень?

   Стальная дверца отъехала в сторону, противным скрежетом напоминая о моём желании её открыть. Я увидел перед собой полки, доверху заставленные старыми видеокассетами, с подписанными маркером названиями фильмов. Я стряхнул видеокассеты, но за первым рядом стоял точно такой же второй. Я начал вышвыривать из шкафа всё, но ничего, кроме видеокассет, не нашёл. Ни-че-го!

   - Мне нужна адресная книга, - прошептал я, оглядываясь. - Если здесь нет, то где? Комната, где-то должна быть комната Бориса.

   Я быстро её нашёл, впрочем, толку от этого не было. Борис занимал первый номер в своей гостинице. Но здесь ничего, кроме вонючего туалета, грязной душевой, продавленной кровати, да телевизора с видеомагнитофоном, не было. В гардеробной висели вещи, но ни в одном из многочисленных карманов не было ни записки, ни блокнота. Я уже начал злиться и терять терпение - не может быть, чтобы Борис хранил все адреса в голове. Его память была захламлена ворохом просмотренных фильмов, где уж там взяться месту для чего-то другого. Я вернулся к журналам и ещё раз перелистал их. В списке посетителей пытался найти Конвейерщика, но как его узнать, - имя-то неизвестно. Возле некоторых посетителей были проставлены пометки "на фабрику" - вот и всё, что удалось найти.

   Где находится сама фабрика? В порыве отчаяния я даже решился пойти обыскивать труп Бориса, как вдруг вспомнились слова Конвейерщика: "точка сбора - набережная у северного причала". Это оставалось последней зацепкой - вот туда и пойдём. Я вернулся к столу, развернул карту и нашёл нужную точку: речных причалов было всего два, один на юге, другой на севере - то, что нужно, ошибиться невозможно. Я поставил маркером два крестика: у северного причала и у гостиницы, провёл между ними линию, свернул карту и сунул во внутренний карман куртки. Перед выходом инстинктивно остановился у зеркала, захотелось взглянуть на себя, чтобы оценить внешний вид, как это делал раньше, когда был человеком. Сейчас это было особенно важно, хотелось понять, подхожу ли я на ту роль, которую должен сыграть. Одежда новая и дорогая - я украл её из хорошего дома, деньги тоже имелись - спасибо Борису, но вот остальные детали образа: лицо, глаза...

   Я пригладил волосы мокрой расчёской, отпустил пару гневных слов по поводу четырёхдневной щетины, которую почувствовал, когда провёл рукой по подбородку, и направился к выходу.

   Открыв дверь, я увидел перед собой человека и невольно вздрогнул от неожиданности.

   - Здравствуйте, извините, это гостиница?

   И тут я понял, что мне действительно не хватает для законченного образа богатенького наркомана - на госте были круглые чёрные очки, которые очень хорошо бы скрыли от любопытных взоров мои полные ненависти...