— Да, знаю я об этом, — признался он.

— Почему же мне не показали? Потому что отклик отрицательный?

— Послушайте, всем известно, что Стефан Рейли левый агитатор, который ни о ком и ни о чем слова доброго не скажет. Он паршивый писатель, чего еще?

— Я не интересуюсь вашими литературными суждениями, Пит. Я хочу знать, что вы предлагаете сделать?

— Я предлагаю проигнорировать ее, поскольку она этого заслуживает, — сказал Пит с чувством.

— Это и есть ваше предложение?

— Угу.

— Хорошо. Дайте ее сюда. Посмотрим ее вместе.

Спокойно расхаживая по кабинету, Александр начал читать ровным голосом, без эмоций:

— "Голливуд — это место, где гении встречаются не так редко, как можно предположить, просматривая их фильмы. Только на днях в городе было пятеро из них. Пользуясь правом выбора, я решил сосредоточить свое внимание на одном, на Александре Сондорфе, не только потому, что он самый молодой — по возрасту он соответствует Леонардо да Винчи, Гете и, конечно, Эдисону, — поскольку он вряд ли старше подростка, но так же потому, что нам преподали его, как образованного гения, а это делает его исключением, так как такая заявка не применялась к другим гениям Голливуда.

Я сосредоточил свой интерес на нем еще и потому, что некоторые давние друзья и коллеги, которых я прежде не подозревал в подхалимстве и нечистоплотности, объединились во всеобщей истерической гонке в похвалах, чтобы провозгласить "Жизнь богача на широкую ногу" первым фильмом, сделанным Александром, вернее под его покровительством, в Голливуде. Фильм был показан в мавзолее, который м-р В. Сейерман воздвиг на Седьмой авеню и Сорок девятой стрит и который мы должны будем окупить, хотя бы частично, если он уже не похоронил своего основателя.

Этот фильм основан на довольно хорошем романе Харленда Сталя, инсценировка осуществлена четырьмя писателями, режиссер Дэвид Уоттертон и главный герой — Адольф Менджау. С ним работают совсем немного актеров, а если вы посмотрите список, кому объявлены благодарности, вы найдете в нем имена людей ответственных за грим, костюмы, операторов, монтажеров, тех, кто делал декорации и осуществлял их перевозку. Но нигде вы не найдете указания, что конкретно сделал Сондорф в этой картине. А между тем на фасаде кинотеатра Сейермана огромная световая реклама, гласящая: «Александр Сондорф. "Жизнь богача на широкую ногу"», и никаких упоминаний об авторах, режиссере, главном исполнителе и людях, которые перевозили декорации с места на место.

Но я не был бы абсолютно честен, если бы не упомянул, что Сондорф внес все же определенный вклад в этот фильм, судя по сообщениям. Он обеспечил концовку. В романе разоблаченный мошенник предпочитает кончить жизнь самоубийством, чем жить без блеска и славы, которые были у него в прошлом, и мальчик, его протеже, поклонявшийся ему, как прирожденному представителю стиля и обаяния, присущих высшему классу, цинично отправляется продолжать дело своего воспитателя и учителя, потому что он теперь непригоден ни для какой другой карьеры, кроме надувательства. А что происходит в фильме? В фильме, — и в этом предположительно проявился гений Сондорфа, — обманщик не обращает внимания на свое разоблачение и позор, а удостоверившись, что он направил своего подопечного на путь истинный, к исправлению, уходит и продолжает мошенничать, возможно, не на таком высоком уровне, но не менее обаятельно и подкупающе. У Сондорфа другие требования к славе, это человек, который, работая простым личным помощником Г.О. Хесслена, взял на себя смелость уволить Вальтера Стаупитца. Он выгнал его из студии и позволил студийному копу избить его, после чего он пригласил другого режиссера закончить фильм "Ночь во время праздника". Если такие поступки дают право называть его гением, то надо называть гениями чернорубашечников Муссолини. То, что Сондорф явно симпатичный молодой человек с репутацией маменькиного сынка, обладающий шармом, кажется, ослепило множество людей, привыкших встречаться только с более грубым типом голливудского магната.

Его способности обнадеживающе заурядны…"

Александр сделал паузу.

— Ну, пропустим о моих способностях, — сказал он. — Как утверждает Рейли, они обнадеживающе заурядны. Прочитаем теперь это: "Более того, он знает, о чем с кем говорить. В обширном интервью, которое он дал корреспонденту "Нью-Рипаблик", Александр Сондорф чувствительно и даже интеллигентно разглагольствует об искусстве кинематографии и не упоминает о деньгах. Но если вы возьмете "Варьете", вы обнаружите его точку зрения, также выраженную с чувством, на то, как можно увеличить кассовые сборы от фильмов, и не найдете упоминания об искусстве. И там и там, он производит впечатление знающего человека, и он так же свободно рассуждает: в первом интервью, цитируя слова Э.М. Форстера[51] о романе, во втором — ссылаясь на кассовые сборы, он обращается к десяти заповедям. Самое ужасающее в Сондорфе не то, что он делает то же самое, что и каждый киномагнат, а именно — деньги для себя и своих пайщиков, а то, что он успешно вводит в заблуждение некоторых людей, преподнося себя новатором в области культуры и уверяя, что он создает в Голливуде новую атмосферу. Если эта немощная юность является единственным хранилищем надежд нашей культуры в области механизированных искусств, тогда перспектива весьма мрачная".

Александр положил статью и поднял глаза.

— Ну, Пит? Эту статью вы предлагаете игнорировать?

— Как я сказал, Рейли только левый агитатор.

— Не хотите ли вы сказать, что эта статья оправданна? Что это честный, правдивый комментарий?

— Оправданна? — неуверенно повторил Пит Фентон.

— Это не честный вопрос, — вставил Пауль. — Он работает на вас. Неужели вы думаете, что он скажет вам, что статья оправданна?

— А что вы думаете, Пауль?

— Я думаю, что он сделал несколько ценных замечаний.

— Ценных замечаний?! — взорвался Пит Фентон. — Господи!

— Каких, Пауль?

— Относительно анонса на фасаде кинотеатра.

— Угу. Еще что?

— Изменение концовки.

— Есть ли в статье что-нибудь, что вы считаете нечестным?

— Возможно, он не знает всех обстоятельств в деле со Стаупитцем, и тон всего этого… ну, недружелюбный. Он берет частный случай и подгоняет факты под этот случай. Вы можете взять эти же факты и сделать из них совсем другой вывод. Это зависит от того, кому вы симпатизируете.

— От начала до конца, — сказал Пит Фентон, — эта статья — скопище искажений и неверных истолкований. Это пятно на вашей личной репутации. Это издевательство над вашим вкладом… Это клевета. Мы можем подать в суд…

— Мы не собираемся подавать в суд, — сказал Александр.

— Вы можете внести его в черный список, это хочет сделать Вилли. Рейли — писатель, и он никогда не сможет продать свои произведения в Голливуд. Так надо поступать с этими сволочами.

— Что мы собираемся сделать, — сказал Александр, — это пригласить его сюда в гости.

— Этого подонка? Вы хотите пригласить сюда этого подонка?

— Слушайте внимательно, — перебил его Александр, когда на нас нападает человек масштаба Стефана Рейли, мы должны сделать выводы. Он прав насчет анонса и он прав насчет способа, каким ваши мальчики из рекламы обходятся со словами вроде "гений". Вся его статья основана на том, что люди столкнулись с завышенными притязаниями с моей стороны. Это моя ошибка. Я должен был это прекратить. Он ошибается по поводу концовки "Жизни богача на широкую ногу", и он заблуждается относительно Стаупитца, не прав он еще в одном-двух пунктах, но это его законная точка зрения, и когда на нас нападает такой человек, мы должны принять его замечания, мы не можем не обратить на них внимания. Я не хочу, чтобы вы прятали от меня такие вещи, Пит. Я хочу знать, кто нас атакует и почему, и когда нападки исходят от влиятельных газетчиков и писателей, я не хочу вносить их в черный список, или разоблачать, или делать что-нибудь вроде этого. Напротив, я хочу предоставить им все возможности подробно узнать, как мы работаем, и что мы делаем, и в чем наши трудности, и чего мы пытаемся добиться. И если после того, как они все увидят сами, они все же нападут на нас, — это их право. Вам же надо проследить, чтобы слова вроде "гений" и "Чудо-Мальчик" не применялись ко мне ни в одном материале, выходящем из этой студии. Я считаю, хорошо бы выпустить статью, разъясняющую обязанности шефа студии, так, чтобы люди поняли, почему мое имя помещено в верхней части афиши.