Три громких свистка сопровождали зычное «Становись!» сержанта. Чип смотрел сверху из комнаты совещания, как строились его люди. На них была форма, защитные шлемы, кобура и патронная сумка в руках, полицейские дубинки, противогаз, висевший упакованным в сумку через плечо. Восемь человек из его первого отделения принесли щиты, которые положили у ног. За ним последовали второе, третье и четвертое отделения с ракетницами полуторадюймового калибра со слезоточивым газом, деревянными пулями и автоматами. Менее нагруженные полицейские первого отделения грузили резервное вооружение в транспорт взвода — три темно-голубых грузовика и «лендровер».

Когда они были готовы, Чип спустился и отдал приказ садиться по машинам. Его люди побежали к закрепленным за каждым местам — по два отделения на грузовик. Чип сел рядом с водителем «лендровера», взводный сержант и адъютант — позади него. Маленькая колонна выехала на улицу — до Натан-роуд было пять минут езды. Остальные взводы исчезли, отправившись на другие улицы.

Чип оглянулся и посмотрел на сержанта — кантонца, крепкого как бронепоезд, и своего хмурого ординарца — человека, от которого он будет зависеть, если станет горячо.

— Тебя что-то гложет, мистер Ли?

— Эти ублюдки из иммиграционной службы в Нью-Йорке меня завернули.

— Да, Нью-Йорк для тебя закрыт.

— И теперь мне некуда уехать.

— Не волнуйся. Ты далеко пойдешь в Гонконге.

— А я вовсе не хочу идти далеко в Гонконге, старший инспектор. Моя подружка нашла работу — устроилась переводчицей в ООН.

— Я видел ее, — пробасил сержант. — Такие девицы превратят твою драгоценную нефритовую мужскую гордость в шанхайскую лапшу. Лучше найти девушку попроще и подобрее. Правда, старший инспектор?

— Да уж, такая скрутит, — согласился Чип.

Ординарец был достаточно несчастен, чтобы нагрубить в ответ.

— А ты небось скучаешь по своей английской вдовушке?

Казалось, сержант был готов вышибить зубы ординарцу Ли, но Чип только улыбнулся. Сколько ни старайся, от этих китайцев ничего не утаишь.

— Да, мне она небезразлична.

— Вот так же и я отношусь к своей подружке. Но дело не только в разлуке.

Все замолчали. Чип знал, о чем они думают. Ординарец затронул больную тему для всех китайцев, служивших в армии. В полиции уже начались первые сокращения. Но где все они окажутся, если каэнэровцы совсем распустят гонконгскую полицию, о чем жужжали упорные слухи? На улице. Одни. Без полицейского удостоверения, с одними только воспоминаниями.

Плотный поток такси вытекал из опасной зоны, когда они приближались к Натан-роуд. Со слепящими голубыми огнями и воющими сиренами они завернули за угол. «Господи Боже! — подумал Чип. — Да в этой толпе не меньше десяти тысяч голов». Издалека эта масса народа казалась рисовым полем, колыхаемым ветром.

— Остановись здесь, — сказал он шоферу, указывая на место примерно в ста пятидесяти ярдах от толпы. Другие взводы должны были подтянуться с боковых улиц.

— …Здесь! Адъютант, разведайте обстановку.

Мистер Ли спрыгнул вниз с автоматом и занял позицию около дверцы, лицом к толпе. Он обежал глазами улицу и крыши домов. Лавина сновала внутрь и наружу из развороченных магазинов, блокируя путь от тротуара к тротуару. Звон разбиваемого стекла и зловещие горловые выкрики доносились из этого месива.

Когда ординарец доложил, что их позиция безопасна, Чип встал позади него и повернулся к грузовикам.

— Выходите из машин.

— Лок че, — рявкнул сержант, повторяя команду на кантонском.

Полицейские слезли с грузовиков и построились около них в колонну из четырех цепочек по восемь человек в каждой. Тяжело вооруженное четвертое отделение зарядило винтовки, автоматы и дробовики и повернулось к грузовикам, охраняя, тогда как остальные три встали лицом к толпе.

Первое отделение, стоявшее в авангарде, было предназначено для арестов. Чип стоял непосредственно позади этих парней. Его рост давал ему преимущество хорошо видеть поверх голов полицейских-китайцев. По бокам от него стояли сержант и ординарец мистер Ли — оба с винтовками. Они внимательно изучали крыши домов, полускрытые за наворотами неоновой рекламы. Сзади стояли второе и третье отделения со слезоточивым газом и деревянными пулями, и замыкало колонну четвертое отделение, охранявшее их единственное средство спасения в случае отступления.

Толпа заметила их.

За те полминуты, которые потребовались взводу, чтобы выгрузиться из машин и построиться в колонну, гул превратился в рев во все глотки. Хотя было еще довольно светло, грузные неоновые огни над головой, словно размываемые в воздухе моросящим мелким дождем и туманом, окрашивали мокрую улицу в красный цвет. Чип отметил странное отсутствие машин и такси. Далеко в конце толпы он увидел автобус, врезавшийся в здание. Если не считать этого инвалида, вокруг было только людское море — плотная масса шириной в сотню футов, от здания к зданию, которая стала постепенно приближаться ко взводу. По крайней мере, тысяч десять, заключил он, и все новые и новые люди накатывали со станций метро и близлежащих улиц.

Он поднял мегафон, висевший на шее, и его усиленный передатчиком голос гулко отозвался среди зданий:

— Расходитесь! Расходитесь с миром!

Адъютант Ли поднял транспарант, на котором китайскими иероглифами был написан приказ расходиться, а потом перевел на китайский еще и через громкоговоритель — как и все команды Чипа по-английски в дальнейшем.

— Цин бин янь кван во! Пинг саан хой!

Чип был отлично вышколенным знатоком своего дела — он служил в полиции всю свою взрослую жизнь. Но его не могло не поразить то, как на него надвигается стена их десяти тысяч безликих в ярости голов, выкрикивающих кровавые угрозы. Он повторил приказ расходиться, и Ли снова перевел…

— Пинг саан хой!

С винтовками наперевес взвод двинулся вперед, твердо ступая по мостовой. Чип позволил им пройти пятнадцать ярдов и крикнул:

— Стой!

Толпа, сначала застывшая, поползла вперед, как только полицейские остановились. Они подбирались слишком близко, сквернословя, хватая кирпичи и распаляя свою злость. Нахрапистость и безрассудная храбрость озверевшей китайской банды — штука, способная просто потрясти. Никто не забудет, как восемь лет назад подобная лавина бросалась с голыми руками на танки в Пекине.

— …Пинг саан хой!

Когда Чип впервые приехал в Гонконг — бывалый сержант английской полиции, служивший ее величеству королеве в Родезии, Адене и Сингапуре, прошедший подготовку в школе антиповстанческой службы в Фэн Лин, — он казался самому себе матерым служакой. Сегодня Чип понял, что он — большой, крепко сложенный парень, с громким голосом, румяными, как от джина, щеками, в хорошо подогнанной форме, — еще никогда не попадал в такую жаркую переделку. Он сжимал в руке дубинку, которой время от времени ударял по ладони для пущей выразительности.

— Ваша банда, — прогремел он с заметным йоркширским акцентом, — отличается от законопослушной толпы тем, что вы утратили чувство ценности и важности, — хлоп дубинкой. — Нет больше никакого уважения к закону, — хлоп. — Нет страха перед последствиями нарушения закона, — хлоп. Вы превратились в бандитов и совсем помешались — все, сразу.

Он замолчал, посмотрел на обожженные солнцем молодые лица и продолжил доверительным тоном:

— Поодиночке каждый из вас — неважно, китайцы или англичане — может быть вполне цивилизованным человеком. Но вместе, в банде, вы становитесь дикарями. Варварами. Дело полиции, парни, — напомнить каждому впавшему в слабоумие существу, что он — личность. Человек. Человек, который может чувствовать боль, у которого кровь может потечь из раны и который не хочет провести ночь в полицейском участке. Короче говоря, парни, расходитесь.

Конечно, парни, иногда обстоятельства заставляют нас силой разгонять тела — чтобы мозги проснулись и пошли за своими головами…

Он опять замолчал, повертел дубинку в руках и скомандовал: