Чекисты, особенно оперативники, не ведут дневников. Подполковник Иван Романович Серегин много лет, с начала работы в органах, ведет необычные записи в маленькой, повидавшей виды, книжечке. Посторонний человек ничего в них не поймет. Дата, название населенного пункта, имя, какое-то слово… Хозяин книжки, глянув на записи, видит перед собой далекие и совсем близкие картины своей беспокойной жизни.

Иван Романович листает тронутые временем страницы…

На одной из первых страниц заметки:

Я вопросительно смотрю на своего собеседника. Он минуту что-то припоминает, потом рассказывает.

…Было это возле литовского города Паневежис, в 1944 году. Серегина, тогда молодого работника армейской контрразведки, несколько дней как прислали в артдивизион. Часто задумывался над тем, как получше организовать охрану подразделения от вражеских диверсантов.

На рассвете шел с сержантом и солдатом по тылам огневых позиций дивизиона. Думалось: тебе вверена безопасность всех этих людей, ты за них в ответе. Незаметно дошли до опушки леса, невдалеке серебрилась нитка железнодорожного полотна. Тишина, лишь издалека доносятся раскаты артиллерийских залпов. А здесь покой, дивизион отдыхает перед новыми боями.

Вдруг на полотне заметили человека, который, склонившись над шпалами, что-то делал.

Решение пришло молниеносно: сержант с солдатом обойдут слева, сам — справа. Подошли к неизвестному одновременно. Минутку наблюдали. Нет, не обходчик. Минер, враг, уже успел заложить две большие пачки тола, осталось пристроить шнур.

Диверсант был задержан.

Серегин предупредил: чистосердечное признание облегчит участь.

— Вчера сбросили на парашютах. Несколько групп. В моей группе — пятеро. Я заместитель командира. Задача — взорвать железнодорожное полотно… Это все!.. Честное слово!.. Меня теперь не расстреляют?

— Вашу судьбу решит суд.

Диверсант заискивающе смотрел в глаза Серегину. А тот рассматривал лежащие на столе нож, пилку для резки стали, карту, пачку денег. На минуту оторвался от вражеского снаряжения. Из распахнутой полы палатки было видно железнодорожное полотно, по которому мчался на запад воинский эшелон с танками и солдатами. Невольно подумал «Что было бы сейчас с этими людьми, если бы…»

Через несколько дней контрразведчиками полностью была ликвидирована группа диверсантов. Кто-то из товарищей сказал Серегину: «Тебе повезло!» А он отвечал: «Нет, и здесь, в недалеком фронтовом тылу, война. Здесь тоже, оказывается, нужно быть внимательным. Может быть, повезло, а возможно, это результат пристального внимания… Важно, что мы спасли жизнь наших людей, что враг своевременно обезврежен» Да, это главное».

Среди многочисленных боевых эпизодов военного времени запомнился штурм Кенигсберга. Вместе с группой бойцов Серегину поручили блокировать консульство одного из государств, входивших в пресловутую фашистскую ось.

Спецгруппа штурмовала городские кварталы в рядах линейных подразделений. Ожесточенный бой за каждый квартал, дом, этаж. Помнили завет сталинградцев: швыряй гранату, бей из автомата, не забывай о ноже. Это закон боев в населенном пункте.

Ворвались в двухэтажное здание. Из подвала — на первый этаж. Гитлеровцы засели на втором. В это время рухнул соседний дом. Назад путей нет, только вперед, вернее — вверх. Немцы не ожидали решительного натиска, сдалось в плен двадцать фашистов. А у Серегина лишь пятеро бойцов (остальные — в подвале, заваленном развалинами соседнего дома). Вокруг вражеские солдаты. Что делать?

Приказал немцам выбросить затворы винтовок и пулеметов, гранаты. Построил в колонну, наши бойцы посредине. Так и подошли к своему переднему краю. Дали условный сигнал.

В оперативной группе Серегин сказал:

— Докладывать нечего, потерял ребят, в подвале они остались.

Его успокоили: все благополучно возвратились. И вскоре группа Ивана Романовича снова ушла в полыхающие огнем кварталы города. Проводник сказал: вот и консульство. Небольшое полутораэтажное здание. Везде закрыто, тихо. Лишь из подвала слышны голоса. Не открывают. Пришлось вышибать дверь рельсой, оказавшейся во дворе.

Вышел генеральный консул, бледный, растерянный. Через переводчика сказал:

— Наши страны поддерживают дипломатические отношения. Вы понимаете?.. Если с нами что-нибудь случится…

Серегин не выдержал:

— Дипломатические отношения? А вы почему здесь, в осажденном вражеском городе? — Махнул рукой: что толковать зря?! — А о жизни вашей, сотрудников консульства, не беспокойтесь. Это — наша забота.

Вдруг ахнула огромная бомба. Взрывная волна отшвырнула Серегина. Стало тихо, абсолютно тихо: он потерял слух и речь.

Начал слышать лишь через несколько дней в медсанбате. А потом и заговорил.

Вскоре возвратился в строй.

И снова страничка:

Начало 1946 года Серегин встречал в Крукеничах, тогда райцентре Дрогобычской области. Начальник территориального райотдела Иван Иванович Середа, опытный чекист, говорил:

— Обживетесь немного, с людьми и обстановкой познакомитесь, присмотритесь ко всему, а тогда — за дело.

А молодому оперуполномоченному хотелось поскорее в гущу жизни и борьбы. Беседовал со здешним людом. Время было тяжелое: только что закончилась война. Еще не возвратились с нее воины. Вчерашние гитлеровские полицаи, оуновцы и их пособники понимали, что они уже обречены, поэтому и стремились мстить народу, Советской власти. Удирая, гестаповцы оставили националистам склады оружия. То здесь, то там звучали выстрелы: гибли активисты, партийные и советские работники — те, кто прокладывал первые тропы к новой жизни.

Спасти честных людей от бандитского террора — вот цель, которую поставил перед собой чекист Серегин и которая не давала ему покоя ни днем, ни ночью. Необходимо было изучать настроения жителей Крукеничского района, выявлять их отношение к Советской власти, в общем искать себе союзников в этом ответственном деле, за которое он взялся. Приходилось проводить беседы, налаживать связи с трудящимися, которые хотели положить конец всему тому, что мешало жить по-новому.

Как-то разговорился с учительницей из Гориславичей. Это была немолодая уже женщина, хлебнувшая много горя. Она с гневом говорила о лозунге националистов — «За единую и соборную Украину».

— Видели мы ее, «соборную и единую», под фашистским сапогом. Сколько горя натерпелись от ее поборников, бандеровцев! Половина крестов на кладбище — их жертвы. И дети, и старики. Никого не щадят. Слезами заливались. Счастье наше только в Советской Украине…

Сообщила, что в селе сейчас скрывается «нелегал», бандит. Рассказала, где он бывает, с кем встречается.

Иван Романович с солдатами четверо суток просидел в засаде. Уже было подумал — напрасное дело, ошиблась учительница. Ан нет! На пятые сутки взяли бандита. Вскоре он признался, что имеет связь с информатором «районного провода», а тот хорошо знает, где и сам провод находится.

— Завтра должен идти на явку с информатором.

Серегин тоже пошел, но так, чтобы об этом не знал «нелегал». Он слышал, как информатор сообщил: завтра вечером у него встреча с проводом. Даже место назвал.

С полудня в селе — музыка, гульба. Праздник. А группа чекистов засела в овраге. (В Гориславичах сразу же обнаружили бы чужих. Надо было выждать, пока стемнеет). Холод рождественский, зуб на зуб не попадает. Наконец стемнело. Поползли по-пластунски, осторожно.

Вот и хата, где должен был собраться провод. Возле хаты — сарай. Но везде тихо, ни одного огонька. Наступила полночь. Послышались шаги — промелькнула человеческая тень, за ней вторая, третья.

Уже за полночь из хаты выглянул хозяин. То ли к корове собирался заглянуть, то ли еще куда-то. Иван Романович схватил его за руку, прикрыл рот. Когда он немного отошел от испуга, заговорил. Выяснилось, что он председатель земельной комиссии сельсовета, отец многодетной семьи.