Высоко в ветвях вяза, растущего так близко от замка Саттон, что любой, взобравшийся на дерево, мог отчетливо разглядеть все происходящее внутри большого дома, сидела Кловерелла Блэнчард; ее босые ноги болтались между ветвей, пальцы рук весело бегали по старинной флейте, а внимательные глаза словно застыли на одной точке.

Она видела, как в замок входят и выходят разные люди, слышала крики и вздохи, рыдания и перешептывания, составляющие необходимую часть ритуала переезда. Безо всяких эмоций Кловерелла наблюдала за тем, как в карсту погрузили остатки имущества. Ее флейта умолкла, когда в карету одна за другой стали садиться Мэри, Кэролайн и Матильда, за ними — плачущая миссис Уэбб Уэстон и, наконец, дрожащая от волнения мисс Хасс. Кловерелла улыбнулась, когда мистер Уэбб Уэстон, занеся высоко ногу, обтянутую гамашей, неуверенно вскарабкался на лошадь.

Потом, нее так же не поднося флейту к губам, девушка увидела, как Джон Джозеф стоит у центрального входа и машет рукой вслед этой душераздирающей процессии, пока она не скрылась из виду. Потом он обернулся и в последний раз зашел в дом, чтобы попрощаться с ним. Уэстоны построили Саттон в 1523 году, а теперь, 308 лет спустя, последний из их рода, их датский потомок, покидал этот замок. Круг замкнулся: для Уэбб Уэстонов наступало время скитаний и бесприютности.

ГЛАВА ПЯТАЯ

— Джекдо? Черт побери, этого не может быть! Это и вправду ты!

Вниз по Друри-лейн перед Джоном Джозефом двигался изящный юноша, он помахивал тростью и время от времени подбрасывал в воздух широкополую фетровую шляпу. Сначала на мгновение повисла тишина, а потом раздался радостный крик:

— Джон Джозеф! Боже мой! Я думал, что никогда больше тебя не увижу. Как твои дела?

Они обнялись, хлопая друг друга по спине и тряся руки, словно братья, не видевшиеся много лет. Затем молодые люди отступили назад, чтобы оценить, насколько они изменились за прошедшие четыре года.

Теперь оба стали взрослыми молодыми людьми, каждый был по-своему красив. Джон Джозеф — стройный, франтоватый, с выразительными глазами и чувственным ртом. Джекдо — маленький, смуглый, темноволосый, как и положено Вороненку, одетый как денди в брюки и полуботинки, в пальто, зауженное в талии с подкладными плечиками.

— Ты изменился, — сказал Джон Джозеф. — Чем ты сейчас занимаешься?

— Я окончил школу в прошлом году и побывал в России.

— А что ты там делал? Нет, погоди, расскажешь потом. Я спешу в свой клуб. Пойдем со мной. Или у тебя назначена какая-нибудь встреча?

Джекдо покачал головой.

— Я уже побывал на встрече. Ты знаешь, с кем я сегодня виделся, Джон Джозеф? Этим утром я был у главнокомандующего. Я ухожу в армию.

Джон Джозеф удивленно раскрыл рот, и Джекдо поспешно добавил:

— Нет, нет, я все еще хромой. Но это нечто особое. Я расскажу через несколько минут. Далеко до твоего клуба?

— Да он прямо за углом. Боюсь, что он не произведет на тебя особого впечатления. До Уайт-клаб нашему далеко.

— А какая разница? Выпивка — везде выпивка. А мне надо использовать оставшиеся свободные деньги, чтобы отпраздновать это событие.

— Тогда что может быть лучше? Ну, пойдем, негодник, я просто сгораю от зависти.

Обняв друг друга за плечи и смеясь так беззаботно, словно тот давний рождественский вечер до сих пор продолжался, друзья быстро преодолели Мэйден-лейн и вошли в маленькое, но уютное помещение. Увидев розовые отблески свечей и заметив присутствие двух дам с высокими прическами и перьями в волосах, Джекдо удивленно поднял бровь, но Джон Джозеф с улыбкой прошептал ему на ухо:

— Нет, это не то, что ты подумал, хотя уверен, если ты пожелаешь, они окажутся вполне доступными. Клубом владеет миссис Фитц, а это две ее дочери. И нечего на них так смотреть.

Джекдо покачал головой и печально взглянул на друга:

— Увы, но я до сих пор живу, как отшельник, Джон Джозеф. Россия — страна загадочная, и ее женщины тоже остались для меня загадкой. Может быть, армия поможет мне пополнить мое образование.

— Я в этом не сомневаюсь. А теперь расскажи мне, как тебе удалось добиться назначения. Вот же везучий хитрец!

— Никакой физической подготовки от меня не требуется. Просто я говорю на десяти языках.

— О боже, я и не знал. А что за языки?

— Обычные европейские и русский — собственно поэтому я и ездил в Россию, — а еще венгерский, польский, португальский и румынский. Со следующего года я начну учить еще и восточные языки.

Джон Джозеф устроился в кресле поудобнее и осушил свой стакан вина.

— Я и представить себе не мог, что ты такой умник. Значит, тебя берут в армию шпионом?

— Ну, да. Вот именно. В случае военных действий меня перебросят через линию фронта. А еще я буду работать переводчиком при допросах военнопленных.

Джон Джозеф внезапно погрустнел:

— Господи, как я хотел бы быть на твоем месте. Я не раздумывая поменялся бы с тобой. Будь оно все проклято, Джекдо. Не знаю, что ждет меня в будущем. Я — католик, и поэтому передо мной закрыто множество дверей. По сути дела, я превратился в простого управляющего. Я нахожу арендаторов для замка Саттон, привожу их на место и рассчитываюсь с прежними. Я проверяю инвентарь и собираю арендную плату. Просто ужасное существование. Я бы отдал все на свете, чтобы стать военным. Но на что я могу надеяться в Британской армии?

Джекдо допил свой стакан и налил себе еще.

— А ты не думал об иностранной армии? — спросил он. — Сколько тебе лет?

— Двадцать.

— Тогда поезжай в католическую страну — в Испанию или Австрию.

— Ты думаешь, там у меня будет шанс?

— Конечно. Ты же знаешь, сколько у них в армии наемников. Мой прапрадедушка сражался за королеву Испании, когда удача изменила ему.

— Что ж, возможно, я пойду по его стопам. Ведь удача отвернулась и от нас. Мы сейчас живем в доме Помоны в Хоум-парк. Нам пришлось покинуть Саттон.

— Я знаю. Мой отец написал твоему два года назад, как раз когда вы собирались переезжать.

— А моя мать впала в истерику, которая продолжалась все лето. Знаешь, у меня обо всем остались такие живые воспоминания. Ты можешь приехать к нам погостить на следующей неделе. Как ты на это смотришь?

— Отлично. Я свободен еще двадцать один день. Мне хватило бы времени, чтобы попрощаться со всеми моими женами и любовницами, если бы они у меня были.

— Мне кажется, — сказал Джон Джозеф, делая вид, будто разглядывает Джекдо поверх воображаемых очков, и подмигнув, — тебя надо познакомить с Кловереллой Блэнчард. Я думаю, вы сразу найдете общий язык. Ведь в ее роду тоже есть маги.

— Кловерелла, — медленно произнес Джекдо. — Откуда-то это имя мне уже известно.

На тенистом пригорке близ Строберри Хилл леди Горация Уолдгрейв спала, лежа под деревом. Немного поодаль ее сестра Аннетта, которая в свои пятнадцать лет считалась уже очень хорошенькой, трудилась над вышиванием, а еще дальше леди Ида Энн копалась в песке и делала пирожки из грязи старой жестяной формочкой для печенья. Это было все, что осталось от молодого поколения большого семейства, потому что Джей-Джей теперь вел свое собственное хозяйство в Нэйвстоке, где находились Эссекские владения его отца. А Джордж, окончивший Итон, отправился в путешествие по Европе.

В доме стало тихо и скучно после отъезда двух старших братьев, и светло-голубые глаза Аннетты, притворяясь, что следят за тонкими стежками вышивки, где красовались золотые колибри, в действительности не отрывались от сына садовника. Аннетта пыталась представить себе, каково будет поцеловать его: ведь несмотря на то, что он был простым работником, и довольно тупым на вид, все же он такой большой, сильный, широкоплечий парень и наверняка внес бы приятное разнообразие в ее монотонную повседневную жизнь.

Одно время Аннетта сблизилась с Горацией, но потом начата взрослеть, у нее уже появились месячные, и это отдалило ее от сестры. Она перестала быть одной из маленьких девочек в семье и превратилась в старшую незамужнюю дочь. Следующие два года с ней будет заниматься гувернантка, а потом родители смогут вывезти ее в свет, на «рынок» невест. Аннетте казалось, что так трудно будет этого дождаться.