Че не стал описывать, как подбирался к мертвецу в разгар боя, рискуя попасть под перекрестный огонь. Что он увидел? Это был первый человек, о котором он точно знал, что сам убил его; возможно, его выстрелы поразили кого-то еще из солдат Батисты при нападении на казармы Ла-Платы, но этого нельзя было выяснить в горячке сражения. Теперь это было возможно. Спустя годы Че уклонился от ответа на вопрос об этой своей жертве и ограничился медицинским описанием: «Он получил огнестрельное ранение в середину груди, которое должно было разорвать сердце и послужить причиной мгновенной смерти».

Че потребовал разрешения пойти и забрать другие винтовки, но Фидель отказал. Цель уже была достигнута. «Сражение было необыкновенно яростным, и вскоре все мы разбежались в разные стороны». Было похоже, что им удалось нанести ощутимый ущерб авангарду отряда, в котором могло насчитываться до трехсот человек. Следует отметить странное явление: обе боевые группы, стремясь избежать встречи, несколько дней будут двигаться па раллельно; порой их будет разделять всего несколько сотен ярдов, но они так и не узнают о столь близком соседстве.

Пятеро солдат были убиты, но партизаны не измеряли свои успехи одними лишь вражескими потерями. Они потратили девятьсот патронов, а захватили только семьдесят и одну винтовку. «Это не была полная победа, но и пирровой победой она не была. Мы испытали нашу силу против врага в новой ситуации и выдержали испытание».

В следующие несколько дней партизаны приблизились к району Каракас, где были заранее установлены некоторые связи с кампесинос. Их глазам предстало печальное зрелище: здесь побывала армия и заставила всех жителей уйти.

Несмотря на победы, «ситуация тогда не была безоблачной. Отряду еще следовало взрастить укрепляющийся после сражения дух и обрести ясные идеологические установки. То один товарищ покидал нас, то, на следующий день, другой. Бойцы просили о заданиях в городах, которые зачастую были более опасными, но эти люди не желали жить в трудных условиях дикой местности».

Положение становилось еще тяжелее из-за того, что в отряде оказался предатель. Эутимио Герра, кампесино, который все время пользовался полным доверием, был захвачен карателями под командованием майора Касильяса и согласился предать партизан. Ему пообещали десять тысяч песо и армейское звание, если он убьет Фиделя. Он поставлял сведения о кампесинос, сотрудничавших с партизанами, и солдаты дотла сжигали их дома. Герра вместе со всеми пришел в лагерь Каракас, а на следующий день попросил разрешения навестить больную мать. Фидель не только отпустил его, но и даже дал немного денег. Эутимио быстро направился к военным и сообщил о местоположении лагеря.

«Утром тридцатого, после холодной ночи, мы, как только встали, услышали гул самолетов, которых не могли разглядеть, так как находились в чаще. Кухонный костер был разведен в паре сотен ярдов ниже, у маленького родничка, где разместилась передовая застава.

Внезапно мы услышали грохот истребителей, пулеметные очереди, а вскоре после этого начали падать бомбы.

Наш опыт был еще очень невелик, и выстрелы слышались нам отовсюду; пули 50-го калибра разрывались при ударе о землю, а когда появились нападающие, то они показались нам порождением лесной чащи. Одновременно мы слышали пулеметную стрельбу с неба».

Сам Эутимио находился в это время на борту легкого самолета «Бивер» и указывал местонахождение партизан. К счастью, бомбежка была сконцентрирована на первоначальном месте раз бивки лагеря, с которого по счастливой случайности ушли предыдущей ночью.

Че остался в арьергарде вместе с Чао, ветераном гражданской войны в Испании, чтобы собирать отставших после того, как колонна рассеялась. Затем к ним присоединился Гильермо Гарсия и еще два человека. Все вместе они целый день искали указанное Фиделем место сбора — пещеру Умо, «которую мы знали по названию, но не имели представления, как найти. Так что мы провели беспокойную ночь, надеясь увидеться с нашими товарищами, но опасаясь встретить врагов». Попадавшиеся им кампесинос были очень испуганы. У Сиро Фриаса, погонщика мулов, за сотрудничество с партизанами убили брата, арестовали жену, отобрали товары и сожгли палатку. Тревога все возрастала, и один из новобранцев, кампесино по имени Серхио Акунья, удрал. Он «тихонько бросил свою винтовку, пояс-патронташ и удрал с порученного ему поста. Мы записали в нашем журнале военных действий, что он забрал с собой: соломенную шляпу в деревенском стиле, котелок со сгущенным молоком и три связки колбас. Что действительно было потерей, так это сгущенное молоко и колбасы».

В тот день, 1 февраля, неуверенности пришел конец. На склоне горы показался Кресенсио Перес, возглавлявший «длинную колонну, в которой были почти все наши люди и новобранцы из Мансанильи под руководством Роберто Песанта». Люди из Мансани-льи принесли с собой кое-какое имущество, оказавшееся в тех условиях совершенно бесценным, например хирургическое оборудование и нижнее белье. «Мне досталось несколько трусов и нижних рубашек с инициалами, вышитыми девушками из Мансанильи».

Группа продвигалась через Сьерру по знакомой территории. Выживание партизан теперь зависело от их подвижности. Кампесинос, находившиеся на их стороне, были сильно обеспокоены. Время от времени приходилось голодать.

«Я до сих пор помню, словно это один из величайших дней моей жизни, когда земляк Кресло появился с котелком, в котором лежали четыре свиных колбаски — он сохранил их до сих пор, — и сказал, что они для друзей. Креспо, Фидель, кто-то еще и я уплетали эти скудные порции так, словно это был роскошный банкет».

Че переживал плохое время: к его постоянным приступам астмы прибавилась болотная лихорадка; но, мало этого, он мучился сильным поносом и страдал от обезвоживания. Не только

он один страдал от тяжелых условий Сьерры: Рамиро Вальдеса мучила старая рана в ноге, Игнасио Перес также был ранен, а несколько новичков не могли выдержать темпа переходов, и их пришлось отпустить.

«В конце концов те, кто остался и выдержал первые испытания и несчастья, привыкли к грязи, недостатку продовольствия, воды и безопасности, к отсутствию крыши над головой и к необходимости постоянно жить с винтовкой под рукой. Нашим единственным щитом было единство и стойкость основного ядра партизан».

Возвратился Эутимио. Он рассказывал, что его матери снова стало лучше. Свой обман он доводил уже до абсурда, предсказывая воздушные налеты.

«Эутимио мог заявить с видом предсказателя: «Вот увидите, что сегодня они обстреляют Ослиный холм». А когда самолеты действительно обстреляли Ослиный холм, он подскакивал от радости оттого, что оказался прав.

В одну из последних ночей перед тем, как его предательство было обнаружено, Эутимио сказал, что у него нет одеяла, не мог бы Фидель дать ему одно. Тогда, в феврале, высоко в горах было холодно. Фидель ответил, что этак они оба замерзнут, и лучше будет им обоим улечься спать под . одним одеялом, укрывшись сверху своими пальто».

Даже спустя много лет Фидель продолжал с изумлением вспоминать об этом случае: «У него были две гранаты и пистолет и он спал бок о бок со мной!» Но гранат было недостаточно, ему нужна была поддержка, чтобы довести дело до конца. Задав несколько хитрых вопросов Юниверсо Санчесу и Че, Эутимио решил, что после убийства Фиделя будет очень трудно убежать, и временно отказался от этой мысли.

На несколько следующих дней правительственные войска, казалось, прочно перехватили инициативу; партизаны были лишены свободы действий. Эти дни были относительно спокойными. 28 января Че написал Ильде в Перу, попросил ее прислать фотографии маленькой Ильды Беатрис, которую он в последний раз видел в доме Альфонсо Бауера в Мехико, и вкратце описал ход первых боевых действий. Рауль Кастро 8 февраля записал в своем дневнике: «Сегодня я начал изучать французский язык с Че, который имеет прекрасное произношение и очень умен», — и чуть далее: «Фидель, Че и я построили хижину, где внутри дождь сильнее, чем снаружи. Я выбрал для этой работы пару самых настоящих тупиц».