В среду 28 ноября судно продолжало набирать воду, но положение в целом уже казалось не таким безнадежным. «Мы обнаружили, что вода проникает в трюм не через какие-то неведомые щели, а через открытый клапан фановой трубы, шедшей от уборных». Вскоре возникли еще две версии. Чучу Рейес: «Один из туалетов был все время занят товарищами, которых непрерывно рвало из-за морской болезни; он оказался переполненным, клапан, через который выливалось содержимое, оказался заклинен в открытом положении, и морская вода начала поступать внутрь». У Фиделя была другая версия. «Мы отчаянно откачивали воду, а проблема, как выяснилось позже, была очень проста. Часть борта, которая обычно находилась над водой, была менее водонепроницаема чем подводная часть и поначалу пропускала воду, но судно глубоко сидело в воде, доски разбухли и щели закрылись сами собой». Однако, какими бы ни были истинные причины течи, люди провели три первых дня плавания, посменно откачивая воду.

29 ноября, на пятый день плавания, яхта ушла в сторону от мексиканского побережья и западной оконечности Кубы, держа курс южнее острова, на Каймановы острова и Ямайку. В поле зрения попалось несколько рыбацких лодок, и Фидель приказал очистить палубу, поднять из трюма оружие и приготовиться к бою. Однако тревога оказалась ложной.

Конечно, бойцы, находившиеся на борту «Гранмы», не могли знать, что диктатура Батисты уже мобилизовала свои силы на всей территории острова, что авиация получила приказ высматривать в прибрежных водах подозрительные суда, что к тому же в Сантьяго-де-Куба бросили якоря американские военные суда: подводная лодка, несколько эскадренных миноносцев, фрегат1 и сторожевой корабль.

На следующий день, в пятницу 30 ноября, радиоприемник принес тревожные известия: в столице и небольших городах повстанцы выступили против существующего режима, на улицах возникали спорадические перестрелки, происходили диверсии, но в Сантьяго восстание, казалось, было самым мощным. Сообщалось о вооруженных столкновениях в полицейских участках, в штаб-квартире морской полиции, о снайперах на городских крышах.

Находившиеся на борту «Гранмы» мучительно страдали отто го, что их не было там, что они болтались в Мексиканском заливе, в то время как их товарищи сражались. Неуверенность, сознание того, что они опоздали, как темным саваном окутали участников революционного десанта. А часы шли, и радиосообщения, казалось, подтверждали, что столкновения ослабевают, а мятежники терпят поражение.

Фидель и другие руководители обсуждали возможность изменения плана: вместо попытки высадиться неподалеку от порта Никеро, который к настоящему времени должен был оказаться под контролем военных, они могут попытаться приблизиться к побережью Лас-Колорадас, лежащему на юго-востоке от первоначально намеченной точки. Оттуда они могут на грузовиках направиться к ближайшему городу, атаковать его, а потом двинуться в горы Сьерра-Маэстра.

К 1 декабря армия Батисты (несомненно, благодаря мексиканскому осведомителю) смогла получить информацию о предполагаемом месте высадки революционеров. Командование флота и авиации получило следующее распоряжение:

«Начинайте поиск самолетами военно-воздушных сил белой яхты 65 футов, цепь занимает почти всю длину судна, без названия, под мексиканским флагом, вышла из Туспана, штат Веракрус, Мексика, 25 ноября. Предполагаемое направление область Орьенте. Доложите результаты в Центр. Генерал Родригес Авила».

После многократного повторения этого текста ошибку все же исправили, заменив слово «цепь» cadena на «каюта» cabina.

Тем временем на борту яхты, согласно дневнику Рауля Кастро, «каждый окурок был бесценным». «Ночью мы взяли курс прямо на Кубу, отчаянно высматривая маяк Кабо-Крус, испытывая нехватку воды, топлива и продовольствия». Топлива осталось только десять четырнадцатигаллонных бочонков (т. е. всего 53 литра). «Гранма» набрала много воды, и, когда «в два часа утра задул штормовой ветер, положение стало тревожным. Впередсмотрящие крутили головами, вглядываясь в темноту в поисках светового пятна на горизонте, которое все не появлялось. Роке Роке Нуньес, опытный моряк, которого Фидель назначил штурманом взобрался на маленькую наблюдательную площадку, стремясь увидеть свет на мысу, но не удержался и упал в воду».

Начался безнадежный поиск в темноте. Судно описывало все более и более широкие круги, безуспешно пытаясь найти товарища среди высоких волн в бурном море. Фидель настойчиво требовал продолжать поиск. Луны в небе не было.

Леонардо Роке провел час в одиночестве среди моря, размышляя о своих матери и отце и о том, насколько лучше было бы не утонуть, а погибнуть как-нибудь по-другому — например, в настоящем революционном сражении... И тут перед ним появилась яхта; он услышал, как Фидель выкрикивает его имя. После тысячи и одной неудачи его удалось выловить из безжалостной воды, и два врача, Че Гевара и Фаустино Перес, сделали ему искусственное дыхание.

«Только после того как мы снова двинулись вперед, показался свет маяка, но из-за рыскания судна последние часы плавания показались бесконечными». На рассвете в воскресенье 2 декабря, проведя 172 часа в море (путешествие заняло больше семи дней вместо запланированных трех), повстанцы увидели какой-то контур, напоминавший твердую землю.

«— Это Куба? — спросил Фидель одного из моряков, Онелио Пинто, — или какой-нибудь риф? Вы полностью уверены, что мы не на Ямайке?

— Да.

— Тогда давайте запустим моторы на всех парах и на полном ходу погоним к ближайшему берегу».

Им удалось продвинуться не очень далеко, так как примерно в двух тысячах ярдов от берега лодка села на илистую отмель. Видимость составляла не больше пятидесяти ярдов, и они смогли разглядеть только смутные очертания земли с редкой растительностью. Было тепло, 70 градусов по Фаренгейту (т.е. 20 по Цельсию).

Очень скоро повстанцам предстояло узнать, что они высадились около мангрового болота в месте, именуемом Велик, примерно в полутора милях от намеченного побережья Лас-Колорадас. ^{6}

9. Кораблекрушение.

«— Спускайся с корабля! — приказал мне Фидель.

Я плюхнулся в воду с рюкзаком и всем что смог захватить, но почти сразу же увяз в иле. Тогда я схватился за якорную цепь и сказал Фиделю, что мы вляпались в болото.

— Вперед, черт возьми! — ответил он».

Именно так Рене Родригес, первый человек, вступивший на землю Кубы 2 декабря 1956 года, вспоминал об этом событии.

«Это была не высадка, а кораблекрушение», — так сказал позднее Рауль Кастро.

По грудь в воде люди удалялись от «Гранмы». Спустили спасательную шлюпку; в нее погрузились командиры и авангард. Люди пробирались по морскому дну, переходившему в мангровое болото. Вокруг были ил, вода, вязкая трясина, густо перепутанные корни — и ни клочка твердой земли. Высказывались тревожные опасения, что группа могла оказаться на маленьком островке, отрезанном от материка. «Час спустя после начала выгрузки мы продвинулись на несколько сотен ярдов, так и не коснувшись твердой почвы. Мы находились посреди болота, окруженные тучами злобных мошек и москитов».

Яхту, севшую на мель, заметили с борта двух маленьких грузовых судов — угольщика «Три брата» и «Хибариты», груженной песком. «Хибарита» немедленно повернула на северо-восток, чтобы уведомить власти.

После двухчасового перехода по мангровому болоту наконец удалось выйти на сушу перед рощей кокосовых пальм. Некоторые из людей так устали, что более сильные товарищи буквально несли их на руках. Луис Креспо, юный кубинский крестьянин, возвратился, чтобы помочь Че, который пытался превозмочь приступ астмы. Луис, сам сын астматика, хорошо понимал, какие муки испытывал его товарищ.

«— Дай мне руку.

— Нет, чего ради ты будешь помогать мне?

— Пойдем, надо выбраться из болота, ты устал.

— Нет, черт возьми! Черта с два ты будешь помогать мне. Я приехал сюда, чтобы сражаться, а не чтобы мне помогали».