Изменить стиль страницы

Испуганный вздох пронесся по кухне — служанки замерли с раскрытыми ртами, ножи в их растрескавшихся от тяжелой работы руках застыли над разделочными столами. Повар со свистом выдохнул воздух, его глаза были устремлены поверх ее головы на дверь. Спокойный повелительный голос дворецкого прорезал напряженную тишину:

— Что-нибудь не так, миледи? Прошу вас, вернитесь в свою гостиную, я разберусь здесь сам вместо вас.

Сквозь стиснутые зубы она прошипела:

— Я не желаю, чтобы вы что-то делали вместо меня. Я способна сама добиться послушания. Этого мальчика избили. Позаботьтесь, чтобы ему оказали помощь. — Она круто повернулась. — О том, что произошло, я поговорю с его светлостью, как только граф вернется домой. Филипп, проводи меня в верхнюю гостиную.

Чуть позже, когда Алиса вошла к ней, она уже не дрожала от ярости, а сидела, погрузившись в чтение книги, вышедшей в печатне мастера Кэкстона в Вестминстере[19], она читала никогда прежде не попадавшееся ей сказание о рыцарях легендарного короля Артура. В памяти вновь возник тот вечер, когда мимы изображали на сцене ужасную историю о Зеленом Рыцаре, и она опять содрогнулась, вспомнив его отрубленную голову. О том, что произошло на кухне, она Алисе не рассказала.

Ужинала Крессида одна. Мужа, по-видимому, дела задержали в Вестминстере допоздна. Крессида рассеянно ковыряла подаваемые ей блюда, Филипп старательно прислуживал ей. Все было приготовлено и подано великолепно, она фыркнула про себя, подумав о противном мужлане, заправлявшем на кухне. Надо узнать о нем поподробнее… интересно, давно ли он состоит на службе у лорда Рокситера.

Закончив одинокую трапезу, она вернулась в гостиную и опять взялась за книгу. Алиса, усевшись напротив, нанизывала мелкий жемчуг на налобную ленту. Крессида тихонько вздохнула. Если бы можно было вернуться во дворец и по-прежнему прислуживать королеве!.. Ей сделалось тоскливо и беспокойно на душе. Она хотела бы знать, какие дела задерживают ее отца в столице и как скоро Хауэлл Проссер вернется домой, в их родные места.

В дверь постучали, и Крессида крикнула: «Войдите!» Вошел Питер Фэйрли и поклонился.

— Миледи, милорд просит вас к себе в кабинет. Он задержит вас недолго, понимая, что вскоре вы пожелаете удалиться на отдых.

Крессида испытующе посмотрела на оруженосца. Ее вызывают в кабинет — как нашалившего ребенка? Почему граф сам не пришел к ней сюда, в ее гостиную? Она уже готова была ответить отказом, но встретила предостерегающий взгляд Алисы, и резкие слова застыли на ее губах. Подобный ответ лишь обрушил бы гнев на голову бедного Питера, а она уже понимала, что в этом доме кара мгновенно настигает непокорного слугу. Она кивнула и встала.

— Алиса, ступай приготовь мне постель, хорошо? Я задержусь недолго.

Теперь уже не было нужды, встречаясь с мужем наедине, брать с собою Алису, и все же Крессида не могла отделаться от сознания, что она еще не настоящая жена.

Питер почтительно отворил перед нею дверь в кабинет и удалился. Ее муж сидел за дубовым столом, разостлав пергаментный свиток, с пером в руке. Значит, он сам писал свои письма и не держал писца, как многие аристократы.

Крессида подошла ближе, Рокситер поднял голову и ленивым движением откинулся в кресле. Она немного успокоилась. Ей ведь казалось, что он сердит на нее, хотя она и считала, что тому нет причины… если только не… Она нахмурила брови. В самом деле, не мог же он возражать против того, что она желает быть хозяйкой в собственном доме? Крессида вскинула подбородок и топнула ногой.

— Питер сказал, что вы желаете говорить со мной. Отчего вы не могли…

— Пожалуйста, сядьте. — Он вежливо встал и указал на кресло перед столом.

— Питер сказал, что дело срочное, но я как раз собиралась…

— Прошу вас, Крессида, сядьте же. Я попросил вас прийти сюда, так как эта комната совершенно изолирована. Сюда никто не посмеет приблизиться, тем более войти, без моих на то приказаний, а я не хотел бы, чтобы наш разговор кто-то услышал.

Крессида подавленно опустилась в кресло. Опять она испытывала чувство беспомощности, потерянности, какое, должно быть, испытывает узник перед теми, кто допрашивает его, или перед тюремщиком… Сейчас она была собственностью, имуществом графа; она чувствовала себя узницей в этом доме, как ни роскошна была ее тюрьма.

— Ролингс рассказал мне о том, что произошло на кухне. Полагаю, мы можем обсудить это спокойно.

Она вскинула на него глаза, пылавшие синим огнем.

— Вы желаете отчитать меня за то, что я пришла на помощь мальчику, с которым дурно обращались?..

— Я никого не собираюсь отчитывать. Я сказал, что хочу поговорить с вами об этом.

Крессиду раздражал его легкий, шутливый тон и то, что эти полуприкрытые глаза прятали от нее истинное его отношение к случившемуся. За неторопливой, ленивой манерой скрывалась сталь, а ей, как ни странно, хотелось, чтобы он говорил прямо и не таил гнева, если он его чувствует.

Мартин опять откинулся в кресле.

— Я просто хочу объяснить вам положение. Этот «мальчик, с которым дурно обращались», как вы выразились, ленивый, никчемный бездельник, которого я привез с собой из моего имения в Уэльсе, потому что, вот уже в третий раз, хочу спасти его от виселицы за браконьерство и кражи. Я охотно предоставил бы его той судьбе, какую он вполне заслужил, если бы не его мать, которая со слезами молила меня спасти его. Она — моя глупая нянька, и я люблю ее всей душой…

Уот Форрестер — ее последыш, и она любит этого мошенника до безумия. К несчастью, он совсем не похож на нее и на своих братьев — моих молочных братьев — и постоянно попадает в беду. Я решил, что единственное, чем я могу помочь, — это увезти его от искушений подальше, привезти сюда, в город, и определить под начало Джека Уэйнрайта. Если кто-то и может его вышколить, то это именно Джек.

— Жестоко его наказывая?!

Ленивые веки вдруг вскинулись, он пристально посмотрел на нее.

— Вы предпочли бы, чтобы я предоставил парня его судьбе?

— Я не выношу жестокости к слабым. Этот человек груб…

— Джек Уэйнрайт солдат и к тому же превосходный повар. Полагаю, ужин не вызвал у вас нареканий.

— Разумеется, нет. Но это не дает ему права избивать поварят.

Граф свирепо улыбнулся.

— Крессида, я уверен, что вашему отцу приходилось иной раз у себя в имении школить кое-кого. — В его темных глазах промелькнул огонек. — Возможно, и собственную дочь.

— Мой отец никогда не поднял на меня руку в гневе!

Он улыбнулся, и она сердито подумала: он размышляет сейчас, что, будь это не так, она выросла бы не столь порывистой и трудно управляемой. И опять ей захотелось, чтобы он высказался в открытую, а не играл в эту мучительную игру, пытаясь ее урезонить.

— Последние шесть лет Джек во всех компаниях всегда был со мной. Он бесценный слуга… и мой друг. Я доверил ему мальчонку. Он-то легко нашел бы себе место в любом доме. Подозреваю, что, будь его воля, он бы меня сейчас оставил и вернулся на солдатскую службу, но Джек знает, что нужен мне. Я был бы благодарен вам, Крессида, если бы вы не подталкивали его к иному решению.

Она сделала глубокий вдох.

— Иначе говоря, я ни во что не должна вмешиваться и я не хозяйка в своем доме?

— Я этого не говорил. Я только просил вас не спешить и сперва ознакомиться с тем, как ведется дом. Никто не будет отменять ваши приказания. Ролингс не сказал бы мне о том, что произошло, Джек тоже, но мальчишка исчез, а Ролингс знает, как я не хочу, чтобы он попался на какой-нибудь глупой выходке в городе, и его схватила бы стража.

А теперь остается только надеяться, что он вернется, когда заурчит в животе и не представится какого-нибудь нечестного способа наполнить желудок. Я просто хотел, чтобы вы знали все обстоятельства этого конкретного случая и избегали бы в дальнейшем конфликтов из-за парнишки.

Крессида чувствовала себя ребенком; она была разбита наголову. Конечно, ей не следовало вмешиваться с налету, не познакомившись со всеми обстоятельствами дела. Дворецкий все уладил бы вместо нее, если бы она с ним посоветовалась. Мама непременно побранила бы ее за необдуманную поспешность в суждениях. Она проглотила комок в горле, чтобы удержать слезы. Да, она вела себя как дитя, и теперь вся прислуга в доме будет видеть в ней лишь капризную, вспыльчивую барыньку, для которой главное — настоять на своем.

вернуться

19

Кэкстон, Уильям (1422–1491) — английский первопечатник; типография в Вестминстере основана в 1476 году.