Меньшая удача выпала нам в работе с источником в ХДС под псевдонимом Хульда. Наш человек, действовавший под псевдонимом Реггентин, не видел иного пути для достижения цели, как только жениться на ней, но даже после заключения брака женщина продолжала сохранять лояльность к своему шефу Райнеру Барцелю и — что касается информации — оставалась по отношению к мужу обескураживающе застегнутой на все пуговицы. Когда контрразведка напала на след нашего сотрудника и пришлось спешно отзывать его из страны, для заблуждавшейся женщины настал час горького пробуждения.
В начале 60-х годов девятнадцатилетняя Герда О. познакомилась в парижской лингвистической школе “Альянс франсэз” со своим будущим мужем — Гербертом 3., офицером, занимавшим высокий пост в нашей разведке. Флирт перерос в любовь. Герберт, работавший под псевдонимом Кранц, открылся Герде, и она под псевдонимом Рита сознательно и в высшей степени эффективно начала работать на нашу службу. С 1966 года она служила в отделе “Телько” — отделе министерства иностранных дел, где расшифровывались и передавались дальше телеграммы всех западногерманских посольств.
Стиль работы в “Телько” был, мягко говоря, небрежным, а Рита была не из робкого десятка. Раз за разом она хладнокровно набивала свою объемистую сумку многометровыми телеграфными лентами и выходила из здания, не подвергаясь обыску. Когда ее на три месяца послали шифровальщицей в западногерманское посольство в Вашингтоне, мы получили неожиданную возможность быть в курсе германоамериканских отношений.
В начале 70-х годов Рита была переведена в боннскую миссию в Варшаве. Тогда и дал себя знать кризис нашего сотрудничества, отражавший, к сожалению, состояние брака Риты и Кранца. Герберту 3. пришлось остаться в Федеративной республике, а его жена познакомилась в Варшаве с западногерманским журналистом, агентом БНД, влюбилась в него и открыла ему сердце. Правда, ее симпатия к Кранцу оставалась столь сильной, что Рита позвонила ему и предупредила.
То, что случилось потом, похоже скорее на шпионский роман, нежели на сухую реальность. Герберт С., едва избежавший разоблачения, сидел у нас, Герда находилась под неусыпным наблюдением на варшавской вилле посла Федеративной республики. Мы еще надеялись, что она изменит свое решение и не вернется в Бонн, но напрасно. Мои польские коллега обещали использовать малейший шанс, чтобы воспрепятствовать отъезду Риты, однако такой шанс не представился. Когда в аэропорту появилась Рита в сопровождении посла и советника посольства вместе с двумя офицерами БНД, которым надлежало доставить ее в Бонн, к ним подошел польский офицер и предложил женщине убежище в Варшаве. Мгновение она колебалась — и это мгновение, вероятно, должно было показаться послу вечностью, — а потом покачала головой и вошла в самолет.
Случившееся не было славной страницей в истории моей службы. Рита охотно рассказала западногерманским ведомствам все, что знала о нас, и вследствие ее разоблачений Кранц оказался “засвеченным". Но, только что отозванный с Запада, во время отпуска на Черноморском побережье Болгарии он познакомился с женщиной, которая завязала с ним прочные отношения. И это несмотря на то, что нашему разведчику пришлось рассказать ей чистую правду, когда она наткнулась в иллюстрированном журнале на сообщение о процессе против Риты, а заодно и его фотографию и имя. Его новая возлюбленная, получившая псевдоним Инга, целеустремленно стала искать место в Бонне и действительно довольно быстро нашла работу в Ведомстве федерального канцлера. На протяжении ряда лет она снабжала нас информацией. В бюро к Инге относились хорошо, так как она охотно подменяла коллег, если надо было оставаться на работе вечерами. В таких случаях можно было без помех снимать копии документов для нашей службы.
Хотя Инга знала, что супружеская жизнь с Кранцем в Федеративной республике была невозможна, она во что бы то ни стало хотела выйти за него замуж, по крайней мере в ГДР. Несмотря на одолевавшие нас сомнения, мы приказали выдать ей документы на девичью фамилию, и в одном из загсов Лихтенберга оба сказали друг другу “да”. Они не знали только, что страница с записью о регистрации их брака после церемонии была изъята и уничтожена. Много лет спустя, когда Инга не по своей вине была разоблачена и осуждена, “супруги” возмутились, узнав, что их брак был юридически несостоятельным.
1979 год оказался черным для моей службы. Он начался с разоблачения и ареста Ингрид Гарбе, работавшей секретарем западногерманского представителя в НАТО. По утверждениям средств массовой информации, она была “так же опасна, как и Гийом”. В марте сотрудница аппарата генерального секретаря НАТО Урзель Лоренцен перешла в ГДР и во время телевизионного выступления заявила, что сделала этот шаг, руководствуясь побуждениями совести. В тот же вечер в новостях прозвучало сообщение о разоблачении и аресте Урсулы X., работавшей секретарем в руководстве ХДС, и ее мужа. Поначалу это имя не сказало мне ничего. Шла ли речь о Кристель, работавшей у генерального секретаря ХДС? А может быть, имелась в виду Герда, сидевшая в приемной внешнеполитического эксперта фракции? Или Ута, работавшая в руководстве партии? Несомненным было только то, что у всех троих мужья или спутники жизни происходили из ГДР, жили в Федеративной республике под чужими именами и, пользуясь документами выехавшего или умершего, чья смерть не была зарегистрирована, вели существование так называемых “двойников”. Очевидно, западногерманской контрразведке удалось расшифровать эту маскировку, которая до сих пор казалась нам прочной.
Встревоженный арестами, последовавшими на протяжении немногих недель, я решил больше не рисковать и без нужды не подвергать опасности источники в Федеративной республике, которые могут находиться под угрозой. В тот же вечер я распорядился отозвать ряд наших сотрудников — не привлекая к этому внимания, но и не медля. Таковы были причины последовавшего вскоре бегства в ГДР Инги Г., секретарши д-ра Вернера Маркса, и ее мужа, секретарши Курта Биденкопфа с ее спутником жизни и Хельги Р., секретарши статс-секретаря Манфреда Ланштайна, также со спутником жизни.
Бульварная пресса превзошла самое себя: секретарши, ставшие шпионками из любви, может быть, даже из-за сексуальной зависимости или из страха перед побоями, — этим надо было как следует воспользоваться! Однако Хериберт Хелленбройх, тогдашний начальник отдела в Федеральном ведомстве по охране конституции, смотрел на дело по-другому, заявив: “Особые отношения возникают, как правило, без применения средств давления, без шантажа, деньги также не играют роли. Важен только этот идеалистический мотив”.
Но как же случилось, что противник столь внезапно понял, что имеет дело с двойниками?
Когда вследствие дела Гийома д-р Рихард Майер сменил Гюнтера Ноллау на посту президента Федерального ведомства по охране конституции, сразу же возросли профессионализм и эффективность этого учреждения. Нам пришлось весьма болезненно ощутить эти перемены, столкнувшись с неудачами и затруднениями в работе.
Аресты источников, происшедшие в начале 1979 года, и мое решение отозвать всех, кто оказался под угрозой, были поздним и болезненным следствием так называемой акции “Регистрация”, в рамках которой Федеральное ведомство по охране конституции целенаправленно проверило согласно определенным критериям всех лиц, въехавших в Федеративную республику с начала 70-х годов. Множество пенсионеров прочесывали картотеки западногерманских бюро прописки, а таможенные чиновники получили указание обращать особенно серьезное внимание и тщательнее всего опрашивать мужчин в возрасте от двадцати пяти до сорока пяти лет, у которых необычно мало багажа и немодная стрижка, в одиночку приезжающих из ГДР.
Вновь и вновь мы ломали головы над тем, почему как раз сотрудники с хорошими документами вызывали подозрение западногерманской контрразведки, но приписывали эти эпизоды случаю или — что является кошмаром для любой спецслужбы — работе “крота”. Только неестественная частота разоблачений в первые месяцы 1979 года, увенчавшихся телевизионным выступлением д-ра Майерса, в котором он оповестил об аресте шестнадцати шпионов ГДР, внесла ясность.