— Очень может быть, мэм, но я понял также, что в его силах убедить таких людей, как Эпворс, Мокамб, Карнаби и — должен добавить — лорд Флитвуд, предложить брак девушке, у которой нет ничего, кроме хорошенькой мордашки!

— Только не Флитвуд! — слабо запротестовала леди Бридлингтон.

— Именно Флитвуд! — неумолимо продолжал Фредерик. — Я, конечно, не хочу сказать, что он гоняется за богатством, но общеизвестно, что он не может себе позволить жениться на девушке, у которой нет ни пенни за душой. А ведь он интересуется мисс Тэллант гораздо заметнее, чем Хорас Эпворс. И это еще не все! Из намеков, оброненных в моем присутствии, из замечаний, высказанных непосредственно мне, я заключил, что подавляющее большинство наших знакомых уверено, что она является наследницей огромного состояния! Повторяю, мэм, что вы такого сказали, чтобы распустить этот глупый слух?

— Ничего! — вскричала бледная леди Бридлингтон почти со слезами. — Разумеется, я взяла на себя все заботы по осуществлению ее надежд. И это неправда, что у нее за душой нет ни пенни… Кроме того, у Софи тоже есть деньги!

— Тысяча или около того! — презрительно оборвал Фредерик. — Прошу прощения, мэм, но ничто не может быть более очевидным для меня, чем факт, что вы сказали что-то — неумышленно, полагаю, — и произвели всю эту кутерьму. Ибо я считаю это кутерьмой. Хорошенькая сложится ситуация, когда весь свет заговорит — а он заговорит, когда правда выйдет наружу, — что вы навязали обществу самозванку!

Это страшное предположение перевесило в уме леди Бридлингтон несправедливость всех остальных замечаний ее сына. Она сильно побледнела и воскликнула:

— Что же делать?

— Можете положиться на меня, мэм, я сделаю все возможное, — ответил Фредерик. — Как только представится возможность, я выскажусь в таком духе, что не представляю, откуда могла пойти такая молва.

— Полагаю, тебе следует так поступить, — согласилась его мать, поколебавшись. — Но умоляю, Фредерик, не ставь в известность весь свет, что тебе известно об этом деле! Тебе же нет никакой нужды входить во все подробности обстоятельств этой бедняжки!

— Это было бы неуместно с моей стороны, мэм, — ответил Фредерик с горячностью. — Я не несу ответственности за ее приезд в Лондон! Должен заметить вам, мама, что это вы занимались тем, чтобы пристроить ее подходящим образом, — и так неблагоразумно! Уверен, у меня нет предубеждений по поводу ее шансов на замужество. А так как вы намерены держать ее при себе, пока кто-нибудь не сделает ей предложения, я буду счастлив увидеть ее замужем так скоро, как только возможно!

— Мне кажется, ты слишком разошелся! — произнесла леди Бридлингтон, разражаясь слезами.

Ее душевное равновесие было грубо нарушено. Когда Арабелла внезапно вошла в комнату, она все еще вытирала глаза и нюхала успокоительное. В крайнем испуге Арабелла попросила рассказать ей о причине неприятности. Леди Бридлингтон, довольная проявлением внимания, благодарно пожала ей руку и без раздумий высказала все свои огорчения.

Опустившись на колени возле ее кресла, Арабелла слушала в удрученном молчании, ее ладонь безжизненно лежала в руке леди Бридлингтон.

— Это так дурно со стороны Фредерика! — заключила леди Бридлингтон. — И так несправедливо, уверяю тебя, дорогая, я ни одной душе не сказала ни слова! Как он мог только подумать, что я поступила так? Надо быть совершенно безнравственной, чтобы пустить такой лживый слух, и глупой, и вульгарной, и это так отвратительно! Почему только Фредерику вздумалось, что я могу так забыться в отношении приличий, не могу понять!

Арабелла поникла головой; чувство вины и стыд душили ее, она не могла говорить. Леди Бридлингтон, не поняв ее замешательства, испытывала угрызения совести от того, что так беспечно проявила откровенность, и продолжала:

— Я не должна была говорить тебе это! Во всем виноват Фредерик, и осмелюсь утверждать, он все преувеличивает, он всегда так делает! Ты не должна расстраиваться, дорогая, ведь даже если бы все было правдой, глупо предполагать, что такие люди, как мистер Бомарис, или молодой Чернвуд, или великое множество других, кого я могу назвать, хоть на волос заботились бы, богатая ты девушка или бедная! И Фредерик наведет во всем порядок!

— Как он сможет это сделать, мэм? — осмелилась спросить Арабелла.

— О, когда он заметит недоверие, то найдет доводы, чтобы рассеять смешные слухи! Ничего особенного, просто высветить истину! Мы не должны этим заниматься, и я сожалею, что заговорила с тобой об этом.

Всем сердцем Арабелла жаждала мужества, чтобы признаться во всем. Но не могла. Наконец, леди Бридлингтон закончила бессвязную речь, раздраженно пожаловавшись на несправедливость Фредерика, удивляясь, какая причина могла побудить молодого человека думать, что его мать столь дурно воспитана, чтобы распространять вздорные слухи, и восклицая, что если бы его отец был жив, он устроил бы ему один из своих знаменитых разгонов. В этот момент Арабелла произнесла подавленным тоном.

— Так поэтому — поэтому, мэм, все так вежливы со мной?

— Разумеется, нет! — подчеркнуто резко ответила леди Бридлингтон. — Ты должна учитывать, дорогая, сколь много, действительно много Друзей у меня в Лондоне, и верить, что они примут тебя ради меня! Не то, чтобы совсем так, но ведь когда ты была никому не известна, именно моя поддержка направила тебя на путь истинный.

Утешая, она похлопала Арабеллу по руке.

— Кроме того, ты так блестяща, так красива, и нет ничего удивительного в том, что у тебя столько поклонников. А главное, Арабелла, следует помнить, что свет всегда устремляется за модой, и мистер Бомарис сделал тебя популярной своими ухаживаниями и совместными прогулками в фаэтоне, это, конечно же, большая честь, уверяю тебя!

Арабелла все еще оставалась сидеть с поникшей головой.

— Неужели лорд Бридлингтон собирается всем объявить, что у меня ничего нет, мэм? — спросила она.

— Боже милосердный, конечно же, нет, дитя мое! Это было бы непоправимо, и надеюсь, что у него все же больше здравого смысла! Просто он скажет, что слухи были сильно преувеличены — этого будет достаточно, чтобы отпугнуть охотников за приданым, но на честного человека никак не повлияет!

Арабелле не суждено было испытать горького разочарования, убедившись, что обычные ее поклонники отступились от нее, когда в следующий раз она появилась на ассамблее у Альмаков.

Вальс, на который многие люди старых правил все еще смотрели неодобрительно, долго прокладывал себе путь к Альмакам, но установилось неписаное правило, что леди не должна рисковать, соглашаясь танцевать его, хотя одна из патронесс определенно выразила свое одобрение этому танцу.

Леди Бридлингтон позаботилась, чтобы эта существенная условность произвела достаточное впечатление на Арабеллу, поэтому девушка отвергла все просьбы выйти на паркет, когда скрипки грянули вальс. Она знала, что ее папа не одобрил бы танца, но никогда не осмеливалась сообщить ему, что они с Софи выучились фигурам у друзей, двух мисс Кейтерхэм, очень решительных девушек.

Арабелла опустилась в кресло у стены, рядом с леди Бридлингтон, и сидела, обмахиваясь веером, пытаясь не выглядеть так, словно она долго не порхала по паркету. Одна или две более удачливые девицы, с неудовольствием наблюдавшие взлет ее популярности, бросали на нее взгляды такого сострадательного превосходства, что Арабелла должна была вспомнить все папины поучения, чтобы удержать неуместные чувства, теснившие ее грудь.

Мистер Бомарис, одетый для дневного посещения, хотя наступил вечер, появился за десять минут до того, как двери безжалостно закрылись перед опоздавшими, — видимо, лишь для того, чтобы угодить жене австрийского посла. Он заметил Арабеллу и обрадовался, правильно угадав ее чувства. Внезапно молодой джентльмен бросил лукавый взгляд на принцессу Эстергези и спросил:

— Могу я пригласить эту крошку на танец?

Она подняла красивые черные брови, слабая улыбка тронула ее губы: