Салли показала ему язык и наморщила нос, чтобы поправить сползающие с носа очки.

— Моя мамочка говорит, что если и возникнет другая война, это будет последняя война, — сказала Джейн. — Потому что бомбы убьют всех.

— Ты не должна больше заботиться об этом, так как Господь будет твоим лучшим другом, — сказала девочка-валлийка. — Но если он не твой друг, ты отправишься прямиком в преисподнюю, когда умрешь.

— Не отправлюсь. Ты ничего не знаешь об этом. Моя лучшая подруга — Салли. — Джейн поймала между партами руку Салли, и та сказала вызывающе:

— Я тоже очень люблю Джейн!

— Девочки не должны любить девочек, а мальчики не должны любить мальчиков, — возразила соседка Джейн по парте. — Так говорит Гудвин Мэнн. Вы должны отдавать всю свою любовь Господу.

— Если ты решила принять участие в споре, я думаю, тебе лучше встать и назвать себя, — сказала Диана, сдерживая растущее раздражение и напоминая себе о том, что не их вина, что они рассуждают не как нормальные дети их возраста и так нетерпимы; это был метод их воспитания.

— Теперь я хотела бы услышать, как новые ребята читают, а другие смогут увидеть, как много вы в состоянии прочесть сами.

Она прослушала уже двух чтецов, когда соседка Томаса по парте громко сказала:

— Ты не должен говорить так. Сейчас же скажи мисс Крэмер ту гадость, которую ты говорил!

— Не здесь, Томас, ладно? Мы ведь не хотим никого оскорбить, когда нет причин для этого.

— Я прощаю тебя и буду молиться за тебя, — сказала соседка Томаса по парте, и у Дианы возникло неловкое ощущение того, что эти слова были обращены не только к Томасу, но и к ней.

Так началось утро. Новые дети не столько рассказывали сказки, сколько добивались от своих соседей признания всех своих грехов, которые те когда-либо совершили, вплоть до самых незначительных. Во время обеда Диана вышла на школьный двор, надеясь, что новенькие перестанут быть такими пуританами, когда включатся в игру.

Радио передавало диско-музыку, в которой вместо лирического текста, как предполагала вначале Диана, все повторялись и повторялись слова: «Под этим утесом я должен построить свою церковь». Некоторые из мунвэловских ребят начали с энтузиазмом танцевать, но владелец приемника выключил его.

— Вы не должны так танцевать, — упрекнул он их.

Некоторые из класса Дианы учили новичков играть в «Гари-в-яме». Девочку-валлийку, Мэри, выбрали находиться в «яме»; ей завязали глаза, и она должна была выхватывать «жертву», находясь в кругу, которым была обведена ее «яма», удерживая ее руками. Если она угадывала свою «жертву», этот ребенок должен был присоединиться к ней в «яме», ему также завязывали глаза, потом процесс повторялся до тех пор, пока круг не заполнялся «жертвами» полностью. Но не успела игра начаться, Мэри стащила повязку и спросила:

— А кого я должна изображать в «яме»?

— Великана, который живет на самом дне колодца, — ответил Томас.

— Он хотел сказать, на дне пещеры, — нетерпеливо возразил Рони. — Мы выкололи тебе глаза и швырнули туда, в пещеру.

— Нет, мы отрубили тебе руки и ноги и вкатили тебя туда, — дополнил Томас со смаком.

Мэри выглядела так, словно собиралась броситься наутек. Диана утихомирила Салли и Джейн, которые держались за руки и слишком громко рассказывали друг другу свои секреты, и захотела вмешаться, но мальчик с портативным радиоприемником уже опередил ее.

— Что случилось, Мэри? — стал допытываться он.

— Они хотят, чтобы я изображала того, кто живет на дне пещеры, Даниэль.

— Никто из вас не должен играть в эту игру. Разве вы не знаете, кто он? Он — дьявол, ожидающий вас там, внизу. Он придет за вами, если вы не будете молиться Господу и не убедите своих близких в необходимости этого.

Неожиданно над городом показалось облако, закрыв солнце. Его тень быстро накрыла коттеджи и нахлынула на школьный двор, вызвав у всех внезапный, каменный ужас.

— Он не дьявол, он великан, — ответил Томас. — Что бы то ни было, оно выйдет и достанет вас первым в ваших шатрах и палатках там, наверху. Он схватит вас всех и загонит внутрь, заставит вас замолчать или сделать что-нибудь еще, а потом вы должны будете вечно пресмыкаться перед ним.

Тут в первый раз заговорил Эндрю, запинаясь от волнения:

— Он не может быть дьяволом, потому что пещера — святое место. Мой дед говорил, что они сбросили великана туда, потому что это было святое место, и он не мог оттуда выползти.

— Твой дед говорил неправду, — сказала Мэри с резким валлийским акцентом. — Ты должен слушать, что говорит Гудвин Мэнн. Он говорит от имени Господа… Он говорит голосом божьим…

— Что же он тогда, — спросил Эндрю. — Телефон?

«Молодец,» — подумала Диана, и вдруг увидела в дверях школы мистера Скрэга.

— Ладно, дети, не воспринимайте эту игру слишком серьезно, в конце концов, это действительно лишь игра, — сказала она, удостоившись презрительного взгляда Даниэля. В какой-то момент ей захотелось даже отхлестать его по щекам и она была сильно шокирована возникшим в ней чувством, когда свисток нарушил ход ее мыслей. Как только установилась тишина, мистер Скрэг спросил холодно:

— Кто-нибудь из вас, кто не проживает в лагере на пустоши, был сегодня там? — Его взгляд заскользил по лицам мунвэловских ребят, отыскивая либо опущенное лицо, либо виноватый взгляд, хотя бы намек на вину. — Если кто-нибудь и побывал, я все равно узнаю об этом, поверьте мне. Мне только что сообщили, что кто-то пробил оградительную стену перед пещерой. Это можно расценить как попытку прогнать наших друзей из города, но я предупреждаю, что для вас было бы лучше, чтобы в будущем таких инцидентов не повторилось, или, Бог мне свидетель, я не успокоюсь, пока не найду преступников и не накажу их должным образом.

Закончив свирепо сверкать глазами, он повернулся и гордо прошествовал обратно в здание школы.

— Я хотел сказать вам, почему они не были правы, сбросив дьявола вниз, в пещеру, — сказал Даниэль, уводя Мэри прочь. — Но сейчас, я думаю, вместо этого нам лучше помолиться за вас за всех вместо этого.

Он и его друзья стали молиться, в это время Томас и его компания шумно играли, хотя недостаточно громко, чтобы заглушить молящихся.

Новые дети словно чувствовали, что Диана была не на их стороне. В течение всего полудня она ловила их неодобрительные взгляды. Один раз, когда мел сломался на шероховатой доске, и она прошептала: «Черт побери!» — то сзади на ее спину подобно волне нахлынуло неодобрение. Могло ли это неодобрение как-то помешать проведению очередной цветочной церемонии у пещеры во время праздника Середины Лета, и если могло, то какое значение имело бы это? Конечно, во время праздника проводилось очень многое: публичные костры, танцы ряженых на улице. Последнее празднество отмечалось в качестве баптистского дня Святого Джона. Конечно, Мэнн не будет терпеть все эти средневековые обычаи, криво усмехнулась она, задохнувшись от угрозы новой волны неодобрения в классной комнате.

Она еще никогда так остро не чувствовала необходимости уроков разрядки и развлечений, которые каждый понедельник вечером организовывала Хелен из почтового отделения. Гуляя вдоль по Хай-стрит, когда туман начинал спадать, она проходила мимо пар, которых не узнавала, возможно, сторонников общины Мэнна. Тревожная мысль зашевелилась у нее в сознании: что-то зловещее появилось теперь в городской дороге. Прежде чем она сумела уловить это, она увидела Хелен, прикреплявшую объявление к входной двери актового зала.

— Что случилось, Хелен? — спросила удивленная Диана.

— Ничего. Все прекрасно, не может быть лучше, — круглое лицо Хелен, которая всегда пользовалась косметикой, теперь было словно отдраено щеткой. — Но я решила бросить занятия йогой и надеюсь, что мне удастся убедить тебя сделать то же самое. Ты не будешь уже нуждаться в этом, когда впустишь Господа в свою жизнь…

Глава 9

Джеральдина посадила последний цветок из тех, которые она высаживала по всему периметру ограждения ракетной базы, когда полиция начала оттеснять всех назад.