— Наш помощник посмотрел регистрацию тегеранского рейса, которым прибыл этот человек, — продолжала Василиса, будто и не заметив невольную оговорку начальника. — Егор Пухов, из Москвы, командировка без указания конкретного места и предприятия, на которое он командирован. Вроде бы с ним еще девушка, Майя Северцева, совсем молодая, двадцать три года. Вместе сошли с самолета, взяли местного таксёра и — пока в гостинице или еще где-то не объявлялись. Видимо, ездят по городу, осматриваются.

— Как и туристы, — проворчал Вяземский, — только те — пешком ходят…

В голове возникла и тут же погасла шальная мысль, что появление туристов и возможного ревизора как-то связано между собой, не даром же первых задержали на том самом полигоне, куда рвался профессор, а второй возник сразу же после пусть и небольшого, но конфликта с научником. Нет, пожалуй, туристов надо прочно задвинуть на второй план, а плотно заняться таинственными гостями из столицы. Если только они сами не займутся старлеем Вяземским в ближайшее время.

— И последнее, — улыбнулась Василиса, — на завтра запланирована дезинфекция последнего самостоятельного лагеря беженцев у старой стены города…

А вот тут в пору было хвататься за голову и бегать вокруг стола с жалобными криками. Обычная, вообщем-то, процедура ликвидации самостоятельно выстроенного беженцами лагеря почти у самой городской черты неожиданно превращалась в операцию спецназначения. И виною тому простое прибытие ревизора. "А может, чем черт не шутит, он ради этой дезинфекции к нам и приехал? — мелькнуло в голове старшего лейтенанта. — Решили там, в столице, своими глазами глянуть на то, как это у нас тут творится?" То, что решение о дезинфекции принято было только-только ничего не значит, её давно пора было провести, да все не досуг было, руки не доходили и у комендатуры, и у армейцев. Теперь придется проводить все без сучка, без задоринки, что бы было и жестко, как любят армейцы, и по правилам, как нравится в столице, и без малейших эксцессов, вроде внезапно объявившихся репортеров какого-нибудь буржуинского агентства новостей. Впрочем, за последнее Вяземский был спокоен. Еще пару месяцев назад он сам организовал совершенно добровольный отъезд домой последнего такого задержавшегося правдаискателя и сенсациираздувателя.

— Василиса Александровна, а кого назначили от армейцев на дезинфекцию? — спросил Вяземский, решив, что размышления пора прекращать и переходить к активной деятельности.

— Шестой штурмовой, — лаконично ответила секретарша.

— Вот ведь, час от часу не легче, — вздохнул Вяземский, вспоминая зловещую среди местного населения славу шестого отдельного штурмового батальона. — Значит, попробуйте состыковать меня с их комбатом, там же майор Зверев, кажется, никуда отъезжать не собирался? Ни в отпуск, ни в командировку? я ничего не напутал?

— Ничего, Валерий Петрович, — согласилась Василиса. — Обязательно договорюсь с майором, лучше в первой половине дня?

— Да, — кивнул Вяземский, — до обеда, а потом займусь нашими приезжими… туристов, пожалуй, стоит отложить на завтра, на вечер, ну, если, конечно, ничего особенного не произойдет… И в любом случае доложите мне, как только этот Пухов — один ли, в компании какой — где-нибудь появится.

— Хорошо, товарищ старший лейтенант, — улыбнулась Василиса. — Не забудьте написать благодарность нашему добровольному помощнику… он это дело очень любит…

Была-была такая маленькая черточка в характере бывшего военного летчика — тщеславие, ну, нравилось ему, когда его хвалили, ставили в пример или еще как поощряли. Сразу душа его начинала петь бравурные песни и хотелось сделать что-то еще лучше, еще грандиознее. Может быть, такое вот правильное тщеславие и заставляло его регулярно делиться информацией с особым отделом? А хвалить его Вяземский никогда не забыл, даже если и было не за что, а уж после сегодняшней информации, пожалуй, можно и благодарность вынести — устную, но в письменном виде и "для служебного пользования".

— Договорились, Василиса Александровна, — улыбнулся старший лейтенант. — Я напишу по сетке благодарность, а вы, в виде исключения, отнесите генералу Плещееву рапортичку. А потом уже вместе будем отслеживать ревизоров и координироваться со штурмовиками…

Как и всем грандиозным и тщательно составленным планам, плану Вяземского не суждено было сбыться. Прибывший в городок старший инспектор отдела контроля нашел его сам, причем — гораздо быстрее, чем старший лейтенант мог даже предположить.

6

Аэропорт изнутри оказался еще большим бараком, чем снаружи. Казалось, вся расхлябанность, бестолковость и суетливость человеческая сосредоточилась на этом небольшом пяточке пространства. Кричали, зазывая пассажиров, бесцеремонные, по-восточному назойливые таксёры в широких шароварах и европейских пиджаках поверх каких-то местных рубах навыпуск, кудахтали закутанные с ног до головы в темные бесформенные одежды женщины. То тут, то там, раздавались короткие, злые свистки местных полицейских. Кто-то растерянно упрашивал уставших, измотанных работников аэропорта, в основном почему-то арабской наружности, помочь в поисках пропавшего багажа. Мимо остановившихся у глухой стены Аньки и Паши важно прошествовал настоящий шейх в белых одеждах, волочащихся по полу, в "арафатке" на голове, в сопровождении полудесятка то ли родственников, то ли телохранителей. Местные жители врассыпную, как воробьи перед котом, разбегались в разные стороны перед шейхом, или как там его следует называть.

В этой пестрой, голосистой толпе сразу же выделялись русские, так по крайней мере решил про себя Паша, определяя национальность людей явно европейского типа, одетых в простенькие костюмы спокойных тонов, защитного цвета комбинезоны, разноцветные платья. Приятно было наблюдать, что соотечественники ведут себя слегка высокомерно по отношению к мелькающим местным, и с огромным чувством собственного достоинства. Видимо, русские здесь, в восточном Иране, чувствовали себя куда большими хозяевами жизни, чем местные жители. И относились к ним подобающе, без особого подобострастия, но — и без вечной восточной назойливости в стремлении что-то продать, обменять, купить. Даже нахальные таксёры старались обходить русских стороной, ожидая от них команды на извоз.

Почти всех русских, и вообще европеоидов по внешности, обязательно встречали: кого-то друзья и знакомые, кого-то, как офицеров, солдаты и сержанты. Видимо, и транспорт у них был преимущественно свой, потому что за пару минут наблюдения Паша не заметил желающих воспользоваться услугами местных таксёров. Поглазев на публику еще некоторое время, Паша предложил:

— Давай-ка мы из этого вертепа выберемся, а уже на улице поглядим, как тут можно будет без денег добраться до комендатуры или еще куда…

— Ты в самом деле считаешь, что нам лучше в комендатуру? — уточнила Анька, продолжая внимательно вглядываться в толчею у выхода.

— А почему бы нет? — пожал плечами Паша. — К своим тут относятся лояльно, заметила? и нас, кажется, вполне за своих приняли, может, и помогут, чем могут…

— Ага, поместят в хороший санаторий с толстыми-толстыми решетками на окнах, под строгий надзор милых таких живодеров в белых халатах, и будут долго и нудно брать с нас всякие анализы говном, кровью и спинномозговой жидкостью, что бы выяснить, как же так мы появились тут, в этом мире… — язвительно развила его мысль Анька.

— Или просто выдадут хоть какие-то документы, — попробовал возразить Паша, — как потерявшим оные в пустыне…

— А перед выдачей документов пошлют запрос по месту рождения и жительства… — уточнила Анька.

— Не пошлют, — грустно усмехнулся Паша. — Сделают простой звонок по телефону или напишут по электронной почте. Помнишь, что вертолетчик рассказывал? Похоже, здесь коммуникации на уровне.

— Значит, вместо комендатуры попробуем самостоятельно устроиться?

— Думаешь, нас искать не будут? — усомнился Паша, вспомнив, как быстро прошли от часового до особиста, оказавшегося дежурным по дивизии, слова Аньки об их артистическом происхождении и съемках некоего фильма.