Черт! черт, черт… сейчас уже утро и пусть он хоть трижды будет помянут…
По правую руку от Аньки виднелись голые плечи, спина и попка Александры, её черные волосы разметались по пестрой наволочке подушки. А слева, прямо в плечо и руку упирались соски машкиной роскошной груди, и белокурые волны волос сверкали серебром, когда и до них добирался блик солнечного зайчика. А вот третьей, тихони и скромняшки Томы, на постели и в комнате не было, хотя, кажется, ночью она была отнюдь не бесстрастной свидетельницей их буйных развлечений.
Совсем не заботясь о спокойствии подруг, Анька резко села на постели, подтянув ноги к груди и сбрасывая с них легкое покрывало. Огляделась. Это была вовсе не та комната, где они вчера выпивали и рассказывали страшилки про лагерь "Белый ключ", и где начинали свои сексуальные забавы. Но вот момент, когда они все вместе перебрались на широченную постель в спальне Александры Анька помнила смутно, и не коньяк был тому причиной… "Ну, надо же было так увлечься, — подумала Анька, продолжая оглядывать комнату в поисках одежды. — Давно мне так хорошо не было… кой черт хорошо, давно я такой глупости себе не позволяла, что бы не просто с едва знакомой девчонкой, а сразу с тремя… и тоже — едва знакомыми… А все равно — хорошо было…"
И тут же в голове всплыло ощущение шершавого, ловкого язычка… и набухших сосков Сани, трущихся об её спину… и роскошные груди Машки перед глазами… и шустрые пальчики Томки там… внизу…
А вот дальше расслаблять воспоминаниями уже не стоило, сообразила Анька, бесцеремонно выбираясь из постели на пол. Впрочем, подруг она не разбудила, Саня продолжала тихонечко сопеть в подушку, да и заворочавшаяся, забеспокоившаяся Маша только в очередной раз похвасталась своими налитыми грудками… "Никогда по этому поводу никому не завидовала, а себе такие хочу", — мельком подумала Анька, так и не найдя вокруг ничего похожего ни на свои френчик и юбочку, ни на одежду девчонок.
Вот только туфли почему-то стояли на прикроватной тумбочке. Её остроносые, с высоченными тонкими каблуками.
Обувшись, Анька вышла из комнаты и тут же попала в другую, ту самую, где этой ночью они пили коньяк и вино, разговаривали до умопомрачения и слушали неожиданную, такую знакомую и совсем неподходящую для этого мира музыку.
Сейчас в комнате было светло, весь налет мистики, таинственной загадочности и мрачных страшилок улетучился после восхода солнца и о вчерашнем напоминал только тяжелый запах выгоревших дотла свечей. "Как мы еще квартирку-то не спалили, четыре дуры", — подумала Анька, разглядев в углах комнаты свечные огарки. А вот широкий низенький столик был уже тщательно прибран и даже протерт от следов вчерашнего застолья. При этом одежда всех девчонок валялась, видимо, там, где они её сбросили. Во всяком случае, свой френчик и юбку Анька обнаружила почему-то на маленьком диванчике с ажурной резной спинкой, спрятавшемся в дальнем углу комнаты. А трусики лежали в том самом кресле, на котором она провела начало этой ночи. Аккуратно так лежали, будто специально расправленные и уложенные, что бы не помяться.
Анька фыркнула от смеха, представив себе, как делала это, но тут же спохватилась, уловив посторонние звуки, доносящиеся из-за приоткрытой двери комнаты. Прихватив с собой одежду, Анька прошла дальше, в узенький короткий коридорчик с двумя дверями в туалет и ванную и заглянула на просторную, залитую солнцем кухню. Здесь шумела вода, выливаясь из-под крана в заваленную посудой раковину, что-то негромко шкворчало на большой чугунно-черной сковороде и стоял умопомрачительный запах свежего воздуха, перемешанного с поджариваемой яичницей. Над небольшим разделочным столиком колдовала скромняшка Тома, одетая, видимо, в хозяйский, черный, с китайскими драконами, легкий, коротенький халатик. Заслышав шаги, Тома глянула на вошедшую через плечо, и улыбка просто-таки озарила её лицо.
— С добрым утром, — сказала девушка. — Окончательно встала?
— Ага, привет, — отозвалась Анька и невольно подумала, что Томка-то оказывается самая красивая в их компании: короткая стрижка темно-русых волос, правильный овал лица и матовая чистая кожа, симпатичный точеный носик, пухлые яркие губки, фантастические густые ресницы, скрывающие под своей тенью цвет глаз, ладная, крепкая фигурка с длинными ножками, средними по размеру, но оттого не менее привлекательными грудками…
"Какие у тебя мысли с утра пораньше… фу", — остановила сама себя Анька.
— Завтракать будешь? — спросила Тома. — Или лучше пивка?
— Буду, — решительно ответила Анька, к собственному удивлению не ощущая в организме гнетущего, тяжелого похмелья. — И пивко буду, вот только сначала в душ…
— Давай, — кивнула Тома, — а пока яичница дожарится…
После нескольких минут пребывания под струями воды, Анька окончательно проснулась, взбодрилась, оделась и вернулась на кухню уже в приподнятом настроении. Тем временем Тома домывала посуду и кивнула на притулившийся в уголке небольшой холодильник:
— Возьми себе пиво сама и садись за стол, я сейчас яичницу положу…
— Вообще-то, я и сама могу… — попробовала возразить Анька, но Тома уже захватила инициативу на кухне, видимо, памятуя о том, что в этом месте должна быть только одна хозяйка.
— Садись-садись, — повторила она, — нечего жоп об жопу толкаться, сейчас еще девчонки встанут-набегут, совсем не развернуться будет…
Усмехнувшись неожиданно, но так кстати проявившейся хозяйственности девушки, Анька открыла холодильник и вместе парой бутылок пива достала оттуда и недопитый коньяк.
— Ого! Что так плохо? — поинтересовалась Тома, выставляя вслед за тарелкой на столик стакан под пиво и пузатую коньячную рюмку.
— Нет, наоборот, хорошо, — отвергла предположение Томы Анька. — Вот только привыкла следовать старинному, мудрому правилу: "Лечить подобное подобным"… Вчера-то всю ночь только коньяк пила…
— Наверное, правильно, — согласилась Тома. — Но мне не понять, я больше бокала шампанского пить не могу.
И поймав недоуменный взгляд Аньки, с легким вздохом тут же пояснила:
— Болею я очень после спиртного… такая вот уродилась…
Сочувственно кивнув подруге, Анька подхватила запотевшую бутылку коньяка, наполнила рюмку и выпила благородный напиток одним глотком, будто простую водку. Но, право слово, и обстановка была на кухне не подходящая для аристократического, снобистского смакования: ранее утро, скворчащая на сковородке яичница, ледяной, из холодильника, коньяк…
Тома вывалила на тарелку, стоящую перед Анькой, огромную порцию яичницы с копченой колбасой, услужливо открыла бутылку пива и присела рядышком к столу, то ли передохнуть между хозяйственными делами, то ли просто получить удовольствие, глядя, как подруга за обе щеки уплетает приготовленное ею простенькое холостяцкое блюдо.
Только сейчас, запивая пивом яичницу, Анька ощутила, как она проголодалась. Еще бы, всю ночь девчонки в основном пили, не считать же закуской виноград, лимон и несколько ломтиков буженины. А вместе с насыщением, после рюмки коньяка и стакана пива, пришла легкая эйфория. Захотелось закрыть глаза и прилечь куда-нибудь в уголок, лучше — под лучи весеннего теплого и ласкового солнышка, чтобы окончательно выгнать из организма все последствия ушедшей ночи. Но едва только Анька прикрывала веки, как мерещились ей крупные соски Александры, чей-то шершавый язычок, настойчиво проникающий в рот, умелые, ласковые пальцы…
— Ну, вот, я уже и позавтракала, да и пора мне, а девчонки все еще не проснулись, — с сытым вздохом отвалилась от тарелки Анька. — Как думаешь, долго они еще?
— Долго, — кивнула Тома. — А если вместе проснутся, то опять начнут… и снова задремлют…
— А ты молодец, спасибо, — не стала заострять внимание на том, чем же займутся девчонки, проснувшись вместе, Анька.
Привстав с места, она перегнулась через стол и дружески чмокнула Томку в щеку. Та вспыхнула, покраснела от невинного, казалось бы, поцелуйчика.