Геник снова якобы случайно подошел к ней. Улыбка его явно требовала отклика.

– Вам здесь нравится?

– Эта комната уже последняя?

Он склонил голову набок и внимательно посмотрел на нее. Глаза его сузились, и сердце девушки учащенно забилось. Казалось, самый воздух между ними задрожал.

– Возможно, это именно тот день, когда раскрываются тайны? – спросил он.

Александра ответила на его взгляд и медленно кивнула. Что касается ее, то эта двусмысленная фраза имела только одно значение.

– Есть и еще одна, дальняя, комната – тайная лаборатория кайзера Рудольфа. Кроме него, туда имели доступ не больше десяти человек. Давайте… – Генрих снова окинул ее внимательным взглядом, – давайте сломаем потайную печать?

Сейчас он стоял прямо перед ней. Она сделала один шаг, сократив еще больше то ничтожное расстояние, которое отделяло их друг от друга, и вместо ответа поцеловала его в губы. «Позволь нам сломать эту печать, – подумала Александра. – Позволь мне сделать тебе подарок, который я больше не смогу и не захочу сделать ни одному мужчине». Она почувствовала, как Геник замер, но знала, что это не от отвращения, а оттого что он больше не в состоянии контролировать собственное тело. У нее возникла та же проблема. Возможно, воздух в комнате нагрелся от близости кухни, но огонь, полыхавший в них, был жарче любого внешнего огня, и он сжигал их. Она хотела чувствовать его руки на своем теле и представляла, как он прижмет ее к себе. Она хотела чувствовать его целиком, несмотря на толстый слой одежды… А затем ей захотелось пробраться под весь этот ворох ткани и прикоснуться к его гладкой коже… По ее телу прокатилась волна дрожи, и она почувствовала, как его губы раскрылись под ее поцелуем. Он отстранился. Глаза его сияли.

– Иди за мной, – почти неслышно произнес Геник.

Он нагнулся и отодвинул в сторону часть ковра, который своей скромностью столь явно выбивался из общего великолепия, что его, подумалось Александре, принесли сюда после смерти кайзера Рудольфа. В полу виднелись очертания люка. Когда Геник выпрямился, Александра уже стояла вплотную к нему. Он еще дальше отодвинул ковер, и что-то, издав металлический звук, упало по ту сторону светового круга. Это была маленькая шкатулка с большим количеством колесиков и рычажков.

– Куранты, – произнес Геник.

– Вацлав как-то раз нашел подобную вещицу в Оленьем приколе, в год смерти кайзера Рудольфа, – невольно заметила Александра.

– Кто такой Вацлав? – поинтересовался он, и выражение его лица заставило ее улыбнуться.

– Никто, – ответила она.

Геник поднял одну бровь. Она снова поцеловала его. На этот раз он ответил на ее поцелуй. Александра, как почти все девушки ее эпохи, обменялась своим первым поцелуем с горничной, как только та поделилась с ней новинкой общения с мужчинами, и Александре стало ясно, что для нее не представит никаких трудностей поцеловаться с каким-нибудь слугой в сарае. Выход из этой ситуации был весьма прост: позволить горничной показать ей, как это происходит, а после, испытывая едва пробудившееся возбуждение, спросить, из-за чего, собственно, во всем мире поднимают такую шумиху вокруг поцелуев? И задуматься, почему ее родители, сидя вечером у камина, иногда по полминуты тратят на один-единственный поцелуй? Поцелуи горничной обычно были торопливыми. Поцелуй же Геника был долгим и глубоким. Ее язык невольно подстроился под ритм его языка, и во время их сладкого танца мир для нее исчез, а все чувства сконцентрировались в двух точках ее тела – кончике языка и лоне, казалось, распустившемся, как роза, за считанные мгновения. Когда ей пришлось прерваться, чтобы сделать вдох, она открыла глаза и поняла, что все это время он не сводил с нее взгляда. У Александры кружилась голова, и она была на полпути к наивысшей точке блаженства. Она подозревала, что прошла бы по этому пути до конца, если бы он продолжил свой поцелуй. Чувствуя дрожь во всем теле, Александра потянулась к нему, желая, чтобы он одновременно касался ее во многих местах, но Геник ничего не предпринял в этом отношении – он просто оставил её пылать.

– Механизм, который нашел Вацлав, – хрипло произнесла Александра, едва ли осознавая, что возбуждение ищет пути к выходу, – изображал мужчину и женщину. Они были обнажены. У мужчины был огромный фаллос. Он вошел в женщину и любил ее. – Возбуждение снова охватило ее тело. Подобных слов она еще не говорила ни одному мужчине. Что он подумает о ней? Александра надеялась, что Геник думает именно о том, что чувствует она, ведь она принадлежит ему каждой клеточкой своего тела и хочет, чтобы он взял ее, как золотой мужчина из механизма Вацлава взял свою подругу. В какой-то момент Александра неожиданно поняла: ей не хочется, чтобы, это произошло прямо здесь. Нет ничего, что в их любви было бы неправильным. Мать еще два часа не вернется домой. Геник и Александра пойдут к ней домой, она пошлет горничную на рынок с каким-нибудь поручением, а вместе с ней – младших братьев и няню. А потом в своей комнате, под крышей своего дома, в своей постели она будет отдаваться ему, пока оба не умрут от наслаждения или уже при жизни не вознесутся в рай.

– Слишком опасно, – пробормотал Геник, и она поняла, что произнесла свои мысли вслух.

– Нет, – ответила Александра и снова утонула в поцелуе, – нет. Я же сказала, дома никого нет.

– Твоей матери нет. А твоего отца?

– Мой отец… Поцелуй меня, Геник… – Ей пришлось взять себя в руки, чтобы наконец произнести: – Мой отец сегодня утром уехал вместе с дядей Андреем.

– Как неожиданно.

– Да. К нам вчера заходил кардинал Мельхиор. Они даже взяли лошадей, а не карету, хотя мой отец и ненавидит ездить верхом.

У нее возникло ощущение, что поцелуй его вдруг перестал быть жарким. Ей не хотелось говорить об отце или еще о кому-нибудь из членов своей семьи, если вместо этого она могла целоваться с ним. Александра покрепче прижалась к нему и почувствовала, как его бедро прижалось к ее венериному холму. Прикосновение было ослаблено тысячами слоев одежды, но все равно оказалось более возбуждающим, чем поцелуи.

– Куда поехал твой отец?

– В какой-то город в северной Богемии. Я забыла, как он называется. Что случилось, Геник?

– В Браунау?

– Да… Что с тобой, Геник? Что там такое, в этом Браунау?

Он перевел дух и снова поцеловал ее, и поцелуй чуть было не заставил ее позабыть, о чем они говорили последние несколько минут.

– В Браунау находится величайшее сокровище мира, – ответил он и улыбнулся. Она улыбнулась ему в ответ. – И твой отец хочет заполучить его.

Геник подшучивал над ней. Его улыбающееся лицо сказало все. Александра хотела возмутиться, но вместо этого прыснула со смеху. Глаза его странно сияли, совершенно определенно не от веселья, но она задвинула поглубже эту мысль, как только он присоединился к ее смеху.

– Заполучи его ты, – попросила она, смеясь. – Для меня.

– Как пожелаешь, – согласился он. На долю секунды она испугалась, поскольку его голос показался той части Александры, которая осталась такой же, какой была в ноябре прошлого года, угрожающим. Но и это ощущение исчезло. Любовь оказалась сильнее всех других чувств. – Прямо сейчас и отправлюсь.

Потрясенная, она поняла, что по крайней мере сейчас Генрих не шутит, и растерянно наблюдала за тем, как он снова прикрывал ковром то место в полу, где находился люк.

– Но… я думала…

Он бросил на нее взгляд через плечо, поправляя ковер. В глазах его горел дикий огонь.

– Ты что же, думаешь, я этого не хочу? – хрипло спросил он. – Как ты считаешь, о чем я думаю, когда лежу ночью один в постели? Как ты считаешь, кого я обнимаю в мечтах, когда укрываюсь одеялом? Я хочу тебя, Александра, я хочу вкушать твои поцелуи и пробовать на вкус каждую клеточку твоего тела. Я мечтаю о том, чтобы позволить себе погрузиться в тебя и стать с тобой единым целым, а потом порхать с тобой, как бабочка во время бури, и сгорать в солнечных лучах. Откровенность за откровенность, любимая: я хочу быть тем механическим мужчиной, а ты должна стать моей золотой подругой, и я хочу пропасть в тебе. – Он встал и схватил ее за плечи.