– Ты не знаешь, что такое настоящий страх, – прошипел Генрих. – Прежде чем наступит ночь, ты уже будешь знать об этом все.

Киприан ничего не ответил.

– Смерть, – продолжал Генрих, – медленная, мучительная, ужасная смерть для тебя и твоей дочери. Не лучше ли тебе сдаться, Киприан Хлесль? Возможно, я сжалюсь и сокращу время ваших страданий?

– Кто-то однажды сказал: «Если ты не встретил смерть как победитель, то позволь ей по меньшей мере застать тебя борцом».

– Погиб ли этот умный человек в борьбе?

– Он не молил о милости, когда пришло его время. Я сомневаюсь, что тебе понятна эта позиция.

Генрих снял кувалду с плеч и, опершись на нее, оскалился, как волк.

– Прежде чем все закончится, я услышу, как ты молишь меня.

Он поднял кувалду и одним плавным движением с силой ударил ее утолщенным концом в верхнюю часть туловища пленника. Киприан согнулся, насколько это позволяли его оковы, и громко охнул. Вацлав в ужасе приник к щели в рассохшейся двери. Удар должен был сломать Киприану минимум два ребра; он повис, почти потеряв сознание, на веревках. Генрих подошел к нему и провел рукой по тому месту, куда он ударил Киприана. Затем он с силой нажал на больное место, и Киприан, вздрогнув, застонал.

Генрих улыбнулся и приблизил губы к уху Киприана.

– Борьба только тогда имеет смысл, если ты уверен, что встретишь смерть как победитель, – прошептал он.

Затем он отвернулся и распахнул ведущую наружу дверь. Вацлав слышал, как он пролаял несколько резких команд:

– Умойте ему лицо и дайте сапоги. Потом тащите его на улицу. – И гордо вышел из помещения.

Вацлав отполз от своего наблюдательного поста и поднялся. Сердце колотилось в груди. Ловкий, гибкий Генрих без труда победит своего пленника. Киприан, должно быть, почти вдвое старше соперника, и даже если за время плена его тело успело окрепнуть, он все еще казался неуклюжим быком рядом с атлетически сложенным Валленштейном. У него с самого начала почти не было шансов, но теперь, со сломанными ребрами, положение его было безнадежно. Вацлав стиснул зубы. Он ничего не мог сделать, кроме как попытаться найти Александру и спасти ее. Ей придется снова попрощаться со своим отцом, которого она уже однажды похоронила.

С горечью и яростью в сердце юноша подкрался к месту, на котором осталась Изольда, чтобы попросить ее отвести его дальше. Но девушка исчезла. Он не решался громко звать ее. Узкая лестница вела наверх, очевидно проходя между наружной стеной Центральной башни и незаметно вынутой внутренней стеной, он так быстро побежал наверх, как позволяла ему темнота.

23

Киприан, хромая, вышел наружу. Вся левая сторона его тела онемела, но это была ледяная онемелость, очень болезненная. Когда он хотел втянуть воздух, его тело, казалось, кололи ножами. Генрих стоял на другом конце импровизированной борцовской арены. Он снял рубашку; его торс словно был высечен резцом и походил на торс статуи атлета. Киприан окинул взглядом арену. Похоже, борьба не будет вынесена на потеху зрителям, – во всяком случае, он не увидел перед центральной башней никакой толпы, жаждущей зрелища, если не считать с полдюжины присутствующих, которые, судя по их пришибленному виду, слишком боялись молодого человека, а иначе они непременно улизнули бы отсюда. Это были преимущественно старухи.

Киприан остановился. На одно мгновение ему стало так плохо, что он даже подумал о том, что, возможно, придется сдаться. Он хватал ртом воздух в ожидании, когда пройдет приступ. Сломанные ребра болели, вызывая дрожь во всем теле; волосы стали дыбом, а на коже выступил пот. Однако когда Киприан медленно выпрямился, он понял, что это оказалось проще, чем ему казалось. Он начал тренировать мышцы, как только пришел в себя после огнестрельных ранений и смог двигаться. Теперь они подпирали сломанные кости и делали боль терпимее. Тем не менее Киприан не предавался иллюзиям. Он знал, что каждое его движение будет сопровождаться адской болью.

Он еще раз огляделся. Александры нигде не было видно. Напрасно он пытался подавить страх. Только если он останется спокойным, у него будет шанс. То, что противник наполовину ослеплен ненавистью и яростью, было единственным преимуществом пленника. Да еще уверенность, что он борется за самое ценное, что у него есть, – за свою жизнь и жизнь Александры. Генрих же боролся только против чего-то – против подозрения, что он вопреки всему более Слабый.

Киприан вдохнул поглубже и заревел: «Александра!»

Взгляд Генриха невольно метнулся к деревянному мосту, который связывал главное здание замка с центральной башней. Киприан проследил за ним. Там никого не было, но это ли о чем не говорило. Перила моста были выше уровня бедра. Александра могла лежать связанной на досках. Он видел неподвижное тело на земле глубоко под мостом и знал, что кто-то сорвался, – союзник или враг, понять было нельзя. Киприан заставил себя улыбнуться.

Генрих яростно закричал, а затем помчался вперед, выдвинув плечи, агрессивный, как бык. Киприан знал, что сам он недостаточно быстр и вряд ли успеет избежать столкновения в последний момент. Он сделал шаг в сторону, чтобы не оказаться спиной к костру, и приготовился к удару, надеясь, что не потеряет сознания от боли.

В следующее мгновение ему показалось, что в него снова выстрелили и вся левая сторона его тела разлетелась на куски. Сцепившись, оба мужчины упали на землю. Киприан позволил себе роскошь закричать. Концы сломанной кости терлись друг о друга, протыкали мясо и снова соединялись. Перед глазами заплясали черные точки, и на какой-то миг он оказался совершенно неподвижен. «Этого не должно произойти во второй раз, – решил Киприан, – иначе я умру».

Генрих скатился с Киприана, и тот отодвинулся в сторону. Боль снова заставила его закричать. Генрих стоял на четвереньках и тряс головой. Киприан, недолго думая, воспользовался ситуацией и врезался головой в лоб Генриха. Боль, пронзившая череп Киприана, была ничем по сравнению с той, которая свирепствовала у него в боку. Генрих, кажется, пострадал сильнее. Он хрюкнул и попытался встать на ноги.

В большинстве случаев исход борьбы решался еще до того; как начиналась настоящая схватка. Один из бойцов, как правило, внезапно терял уверенность в себе, и это неизбежно вело к тому, что он проигрывал. Результат борьбы, которая происходила между равными противниками, тоже почти всегда был предрешен уже в первые секунды. Сильный мужчина мог оттянуть окончательное поражение благодаря своей выносливости, но это было всего лишь вопросом времени.

Киприан знал, что он ударил Генриха неожиданно. Молодой человек наверняка думал, что противник попытается избежать столкновения. Возможно, любой на его месте именно так бы и поступил. Киприан же позволил сбить себя с ног и использовал инерцию, чтобы нанести ответный удар, когда они еще только падали на землю. Генрих вскочил на ноги и снова тряхнул головой, чтобы сфокусировать зрение. Пора было подготовить конец поединка.

Но Киприан схватил его за волосы, потянул вверх и ударил кулаком в лицо. Это был сокрушительный, нанесенный без оглядки на боль в ребрах удар, отбросивший Генриха назад. Генрих тяжело шлепнулся на землю. Кровь, хлынувшая из сломанного носа, залила ему подбородок. Он закричал, резко повернулся, прижал руки к лицу и одновременно попытался опять встать на ноги. Когда ему это почти удалось, Киприан со всей силы пнул его ногой в зад, и Генрих врезался головой в штабель досок.

Каким-то образом он все-таки поднялся и вслепую размахнулся. Удар не попал в Киприана и пришелся на воздух. Глаза молодого человека ослепли от слез, лицо превратилось в кровавую маску. Киприан отступил на шаг, а его противник, спотыкаясь, пошел за ним, снова молотя воздух перед собой. В какой-то момент он встряхнулся, вспомнив о том, как нужно бороться, и закрыл кулаками торс. Неожиданно лицо Генриха оказалось незащищенным и Киприан нанес точно выверенный удар по его опухшему носу.