Генрих рухнул на колени и завыл, как волк. Ему хватило сил броситься назад, но Киприан не стал преследовать его. Если бы противник сумел схватить его за ногу, он бы пропал. Генрих откатился в сторону. Окруженный вихрем из капель пота и крови, он вновь поднялся. Длинные волосы Валленштейна посерели от пыли, а лицо так исказилось, что его и родная мать не узнала бы.

«Я тебя убью-у-у!» – заревел он, брызгая кровью и слюной. Его глаза настолько опухли, что их не было видно. Он быстро развернулся и побежал к костру. Киприан попытался отрезать ему дорогу, однако Генрих сделал петлю и бросился на площадку, где лежала библия дьявола. Веер кровавых капель захлопал по белой коже. Он дернул за что-то под переплетом, но то, что там находилось, появляться не хотело.

Киприан уже был возле него. Генрих ударил его. Киприан резко нагнулся и ахнул от боли в сломанных ребрах, распространившейся на весь торс, но все же воспользовался моментом и рубанул Генриха в живот. Тот согнулся пополам, но успел нанести Киприану удар локтем в висок. Эффект был незначителен. Киприан ловко поймал ногу Генриха и дернул за нее – его противник грохнулся на землю. Он снова откатился в сторону, но уже гораздо медленнее, чем раньше. Киприан, даже не глядя на него, понял, что Генрих спрятал под переплетом либо нож, либо заряженный пистолет, однако не стал пытаться завладеть оружием. Спотыкаясь на каждом шагу, он побрел за Генрихом, выждал, когда тот встанет на ноги, и ударил его скрещенными кулаками по голове. Генрих сделал пол-оборота в воздухе и упал ничком. Правда, уже через секунду он в очередной раз попытался подняться.

У Киприана появилась возможность завершить поединок. Еще одного удара по голове было бы достаточно. Даже удар ногой в живот дал бы необходимый эффект. Ни один из них не убил бы Генриха, но окончательно сделал бы его недееспособным.

Генрих застонал. Теперь он стоял на коленях, но верхняя часть его туловища раскачивалась. Оба глаза опухли так, что от них остались лишь узкие щелки. Его руки беспомощно хватали воздух.

Киприан понял, что не сможет так поступить. В нем поднялась волна отвращения. Он боролся за свою жизнь и за жизнь Александры, но легче ему от этого не становилось. Он должен был испытать триумф, однако, глядя на разбитое лицо противника, чувствовал себя не более чем безжалостным зверем Он должен был быть доволен, что восстановил справедливость ибо знал, какую судьбу Генрих уготовил ему и Александре. Но вместо этого Киприан чувствовал лишь сожаление, что был вынужден опуститься до уровня Валленштейна. Киприан испытывал жалость к мужчине, который был трусом и в глубине души прекрасно знал это. Он вспомнил, как Генрих сломал ему ребра, чтобы получить преимущество, и как он на всякий случай припрятал оружие, надеясь пустить его в ход, когда появится возможность. И Киприан опустил руки.

Генрих умудрился упереться ногой в землю и оттолкнулся, но вместо того чтобы подняться, снова свалился на бок и застонал.

Неожиданно раздался пронзительный крик, а после этого от моста до самой центральной башни разлетелся звук выпущенного арбалетного болта.

24

Вацлав был уверен, что минимум дважды обежал вокруг башни. Но юноша не мог сказать, как высоко он при этом забрался. Когда его правая рука неожиданно перестала ощущать стену, он сделал еще один шаг вперед и ударился о препятствие.

Лестница закончилась.

Мгновенно вспотев, Вацлав остановился. Он тяжело и часто дышал, но не позволил себе передохнуть. Вытянув руки, он ощупью нашел дорогу назад и оказался в маленькой нише. Затем он нащупал деревянную поверхность, нашел ручку и подергал ее. Сердце его замерло. Дверь была заперта. Он заколотил в нее ногами и почувствовал, как одна сгнившая доска затрещала. Он снова ударил ногой в дверь. Доски, из которых была сколочена дверь, оказались тонкими, и единственное, что еще удерживало вместе, это заржавевшие дверные петли.

Вацлав поспешно сделал несколько шагов к стене, которая находилась напротив ниши, затем глубоко вдохнул и побежал. Всем своим весом он врезался в дверь. Она затрещала, поддавшись, и он упал в скрытое за ней помещение, грохнулся во что-то, что сразу окутало его взрывом пыли и плесени. Кашляя и размахивая руками, он попытался вдохнуть, но в горло попала очередная порция пыли. Юноша задыхался и плевался, пока его горло наконец не очистилось. Дверь была спрятана за древним, наполовину сгнившим гобеленом. Он сорвал его с креплений и суетливо огляделся.

Что делать дальше?

Помещение было полно неясных теней. По его периметру располагались амбразуры. Должно быть, комната была чем-то вроде караулки. Над караулками обычно располагался зал, а еще выше – спальни обитательниц замка. Отсюда в зал должен был вести только один ход, легко обороняемый в случае реальной опасности…

Вот оно! Вацлав заметил узкое отверстие в углу помещения. Приставная лестница, по которой можно было бы забраться наверх, лежала неподалеку. Теперь он знал, как Изольда поднималась в старую башню и снова спускалась во время своих тайных разведывательных вылазок. Вацлав бросился туда, поднял лестницу и только теперь понял, чем на самом деле являлись многочисленные тени в этом помещении. Его глаза расширились.

Поднявшись на два этажа, он наконец оказался на одном уровне с мостом. Неуверенно ступая, он вышел на него. У перил лежала куча разноцветной одежды. Юноша испугался, когда заметил, что под ней находится человек. Он догадался, что это Александра, еще до того, как увидел темную копну ее волос. В страхе Вацлав ринулся к девушке, которая сползла по перилам вниз и теперь сидела в неестественной позе. Ее лицо покраснело и скривилось, а взгляд впился в него. Слезы бежали из глаз Александры. Он уронил арбалет, который нашел в битком набитом старым оружием и амуницией бывшем караульном помещении, и опустился рядом с ней на колени.

– Александра! Ты ранена? Если ты…

Он вскрикнул, когда увидел веревку, врезавшуюся ей в шею. Руки Александры, заведенные за спину, без сомнения, тоже были связаны. Судя по всему, ей не удалось подняться из-за связанных рук. Веревка уже начала душить ее.

– О господи, Александра!

Вацлав вскочил и дернул за узел в том месте, где веревка была привязана к подпорному столбу, но она была слишком сильно затянута. Его взгляд упал на нож, который кто-то вонзил в перила. Юноша вырвал его и поспешно разрезал веревку. Александра неожиданно обмякла. Он отбросил нож в сторону и потянул за второй узел у нее на затылке. Ему удалось его ослабить. Александра глубоко вдохнула и упала лицом вперед, но Вацлав успел поймать ее. Она кашляла и судорожно хватала ртом воздух, затем начала всхлипывать. Он привлек ее к себе.

– Она сказала, что он должен заживо выпотрошить меня, – заикаясь, произнесла Александра. – Я смотрела ему в глаза и какое-то мгновение была убеждена, что он так и сделает. Но затем он просто вонзил нож… нож… – Рыдания так сотрясали ее тело, что Вацлаву с трудом удавалось держать ее.

– Нам нужно уходить, – мягко, но настойчиво произнес он. – Есть один путь – через башню. Я… – Он приподнял ее, и она с большим трудом встала на ноги. Затем глаза ее расширились от ужаса.

Вацлав резко обернулся. В начале моста стояла женщина в белом. Ее волосы были растрепаны, но платье выглядело так безупречно, как будто она только что оделась. Ее лицо казалось маской, беспорядочным нагромождением белой и красной красок, словно она наносила косметику в жуткой спешке и дрожащими руками. Под слоем грима можно было рассмотреть что-то вроде красного родимого пятна. Однако даже этом состоянии ее красота все еще просвечивала сквозь безобразный макияж, как блики алмаза.

Вацлав неотрывно смотрел на нее. Она держала в руках арбалет, который он выбросил. Болт был нацелен на Александру. Большой палец женщины в белом опустился.

Вацлав схватил Александру и резко развернул ее. Это был их единственный шанс.