Восторгу в банкетном зале не было предела. Матвей после объятий хряпнул полфужера водяры и долго не мог отдышаться.
Подошел Режиссер:
— Поразительный вы танцор.
— Спасибо, — светился Матвей, — В молодости в Москве я выделялся в танцах сольного характера.
— Веселый город Москва, — кивал Режиссер, — Один из любимых моих городов. Прелюбопытные новости приходят оттуда. Говорят, собираются восстанавливать Храм Христа Спасителя?
— Да, — соглашался Матвей, — Как у нас говорят: «Процесс пошел».
— В таком случае ожидаются грандиозные представления.
— Театральные?
— Не только. Я ведь Режиссер в основном массовых зрелищ. Здесь, на Западе, мне уже неинтересно работать. Карнавалы, маскарады и прочая дребедень — все это ненатурально. Пресно. Да и материал человеческий разнежен и податлив. Этот город немного особняком стоит, но размах здесь не тот. А русский человек пока интересен. Люблю, когда он спросонья или лучше — с похмелья. Мрачен, угрюм, немногословен. Молчит неделями, годами, десятилетиями. Но теперь, похоже, просыпается. Любопытен славянин разбуженный. А если он и голодный, и злой? Тут возможны такие фейерверки…
— Вот именно фейерверки! — взял Режиссера под локоть Мэр, — И не надо о трагичном.
— В самом деле, пусть лучше господин директор представит нам тех двух почтенных господ, — Режиссер указал в сторону Маршей.
Ткаллер замешкался.
— В самом деле… Почтенные гости нашего фестиваля… Прошу любить и жаловать…
— Хотелось бы узнать имена, — настаивал Режиссер.
— Господа предпочитают соблюсти карнавальное инкогнито, — нашлась Клара.
— Во-от как? — благодушно улыбнулся Режиссер, — Чем-то они в этом похожи на меня… Хе-хе-хе…
— Совершенно не похожи! — вспыхнул Свадебный, — Есть у нас имена. Извольте. Я — Свадебный марш Феликса Мендельсона-Бартольди из сюиты «Сон в летнюю ночь».
— А я — Траурный марш Фридерика Шопена из сонаты си-бемоль минор, — с достоинством добавил его сосед, — А вы по-прежнему не хотите себя назвать?
— Ну, на фоне таких знаменитостей мне просто неловко называться. Мое имя никому ничего не скажет. К тому же, как ни странно, у меня много имен, поэтому нет надобности мне их называть, а вам запоминать. А вот вас я знаю довольно давно. В первый раз мы встретились в тысяча восемьсот пятьдесят первом году на торжествах у господина Айзенберга. Уникальный господин! Он умудрился в один день получить звание магистра, тетушкино наследство, отметить свои именины, жениться и покончить с собой.
— Как покончить? Почему? — воскликнули гости.
— От счастья! По крайней мере, в предсмертной записке он написал, что такого счастливого дня в его жизни наверняка больше не будет. Поэтому он решился уйти. Господа Марши, вы его помните, надеюсь?
— Разумеется, — согласился Свадебный, — Мы всех помним.
— Только фамилия его была не Айзенберг, а Гольденберг, — поправил Траурный, — Мы там работали. А вы что делали?
— Тоже работал, — насупился обиженный поправкой Режиссер, — Любая жизнь, и особенно смерть, нуждаются в режиссуре. А я специализируюсь на кульминационных моментах. Впрочем, не без предварительной подготовки…
— У вас и ассистенты есть? — вывернулся из толпы любознательный Келлер.
— А как же! Непременно ассистенты! Вот и сейчас, — Режиссер широко повел рукой, — полный зал ассистентов!
Публика воспринимала этот диалог как очередную карнавальную мистерию и уже готова была аплодировать.
«Я с каждым попрощаюсь отдельно!»
Свадебный решил отвлечься от всего. Пригласил старосту Капеллы непорочных девиц, и они закружились посреди банкетного зала. Танцором Свадебный марш был прирожденным. Замечательным. Староста в молодости тоже блистала грацией, поэтому они своим примером заразили остальных: вскоре кружились уже и полковник, и Мэр — оба с женами, Келлер с бокалом, Матвей с двумя бокалами, непорочные девицы, бурундиец, торговец ликерами…
Траурный стоял в стороне. Его заметила Веселая вдова. Она тащила его в толпу танцующих буквально за руку:
— Неприлично отказывать красивой женщине! — Красивая женщина была заметно подвыпивши.
Траурный отказывался наотрез, говорил, что он не танцевал ни разу в своей жизни, что и танцы ему отвратительны, и танцующие…
— Тогда я вас угощу! — Веселая вдова ухватила со стола вазочку с мороженым и поднесла ее Траурному с преувеличенной любезностью пьянчужки. Марш отказывался, как мог, отступал назад. Кто-то задел Вдову — она опрокинула вазочку, мороженое упало на пол, Траурный поскользнулся и упал едва ли не посреди зала. Увлекшиеся вальсом пары не сразу заметили лежащего, и ему здорово досталось каблуками по плечам и спине.
Парик Траурного слетел и валялся за полметра от него. Бильярдный череп оголился, публику это очень развеселило.
— Смейтесь, смейтесь, — не поднимаясь с паркета, сидя говорил Траурный.
— Не надо отказывать дамам, — все так же хохоча поучали упавшего. Кто-то все-таки сжалился, подал руку неуклюжему кавалеру, но парик не вернули — он пошел гулять по рукам, словно потешная эстафета.
— Смеетесь? Странно. Надо мной не смеялся еще никто и никогда. Зачем меня сюда вытащили? Зачем? — спросил Траурный и подошел вплотную к Режиссеру, — Ваши проделки? Скорее всего.
— Без оскорблений, — попытался проявить дипломатию Мэр, — Это карнавал. Не забывайтесь!
— Ах, вот как? Я оскорбил господина Режиссера! А вы предложите ему стать Почетным гостем или даже жителем города! Вот уж впору и мне посмеяться. Я восхищен и талантом господина Режиссера, и проницательностью господина Мэра, а также его единоутробников.
— Вы слышали, что он себе позволяет? Он просто сумасшедший! Уже то, что он называет себя Траурным маршем, выдает в нем пациента Бедлама!
— Да что на него смотреть! Вытолкать — и все тут!
— Свадебный оставить, а Траурный вытолкать! — Несколько отчаянных гостей направились к Траурному маршу.
— Стоять! — скомандовал Траурный. Взгляд его был пронзителен, словно лазерный луч. Все застыли на месте, почувствовав силу приказа и даже угрозу. Марш подошел к Режиссеру насколько мог близко, — Мне ваши режиссерские проделки надоели. Вы ведете себя совершенно недопустимо. Я вас вызываю на дуэль.
— Меня?
— Именно.
— Ну, теперь и моя очередь смеяться, — заявил Режиссер, — Когда же вы собираетесь со мной поквитаться? И где?
— Здесь и сейчас.
— Какой вид дуэли вас устроит? Пистолеты? Шпаги? Рукопашный бой?
— Только пистолеты, — твердо отвечал Траурный, и череп его фосфорически засветился.
Это восхитило Режиссера.
— Какой изумительной формы череп! Лучшие краниологические музеи мира будут бороться за такой экспонат. Отлично! Будем стреляться.
Попытки примирить соперников были безуспешны. Послали в Исторический музей за дуэльными пистолетами системы Кюхенрейтера. Свадебный предложил Траурному стреляться вместо него:
— Я, очевидно, хороший стрелок, потому что все женихи отчаянные бретеры! Ну, в крайнем случае, возьмите меня в секунданты!
У Режиссера секундантом вызвался быть любознательный Келлер.
Принесли пистолеты. Дуэлянты разошлись в разные концы помещения. Гости выстроились по краям у стен. Банкетный зал стал просто огромным. Тишина, по контрасту с только что звучавшей музыкой, казалась просто разительной. Траурный был зловеще-серьезен. Режиссер все так же беззаботно посмеивался:
— Как бы там ни было, но я остаюсь прежде всего Режиссером. И мне тяжело переносить эту бездарную тишину. На карнавале во всем должен быть элемент творчества, фантазии — даже в дуэли. Особенно в дуэли!
— Я не знаю, что вы имеете в виду, — сухо сказал Свадебный, — но как секундант я протестую. Давайте развлечений искать в другое время.
— А я не против, — неожиданно согласился Траурный, — Только давайте не затягивать переговоров.
— Благодарю. Итак. Если мой досточтимый соперник не возражает, мы подберем свет. К дуэли подойдет холодный, голубоватый, с оттенком айсберга. Вот так. Спасибо. А музыка, наоборот, должна быть торжественной, я бы сказал, суровой.