Изменить стиль страницы

Уж не знаю, нарочно ли Майра оставила этот кусок на пленке (чтобы он послужил мне уроком) или случайно забыла стереть то, что предназначалось для ее личного дневника. Первое весьма вероятно. Но выглядело все это довольно по-дружески. К тому же я и сама видела, что это правда. Когда у тебя есть дети, ты, считай, приговорен к бесконечным тревогам. Ведь любая мать всегда будет оберегать своих отпрысков от саблезубого тигра, даже если того и в помине не существует.

Про Даму-Босс я заранее справилась на вахте в вестибюле — теперь безлюдном и пыльном. По-видимому, Беверли хватало наших спален. Юан, чихая и кашляя, конечно, натирал пол полировочным средством, но подмести его перед этим не удосуживался, так что заведение потихоньку приобретало мрачноватый запущенный видок. Звали ее Ева Хэмблдон, она руководила фирмой. Ни в «Гугле», ни в других поисковиках я такого имени не нашла, и это само по себе уже наводило на мысли. Видать, у нее были связи с «Гуглом» или «Йеху» — ведь многие; как известно, шифруются от наблюдения со стороны государства, и Интернет тут становится настоящей проблемой. Я повторила свой вопрос:

— Давайте продолжим. Скажите нам, сколько вам лет?

Она рассмеялась звонким мелодичным смехом:

— Мне семьдесят семь.

Все дамы в джакузи в один голос ахнули, кто-то даже тихонько вскрикнул от ужаса. Еще бы! Как можно дожить до таких лет и при этом функционировать?

— Но как вам удалось сохранить такой голос? — Это была Маникюрша, истратившая один вопрос впустую.

— Так, вопрос номер два, — сказала Ева. — Мне подтянули голосовые связки. Они слабнут с возрастом, но их можно настраивать, как гитарные струны.

— А почему вы решили приехать сюда, в «Касл-спа»? — спросила я, нарушив воцарившуюся тишину — по-видимому, каждая из нас задумалась о собственных голосовых связках. Вопросик тоже получился незатейливый, зато дельный — такие обычно побуждают людей к откровениям.

Но она ответила кратко:

— Доктор посоветовал мне отдохнуть.

Я сказала, что такого ответа мало и это даже нечестно тогда она рассмеялась и обещала впредь быть более откровенной. Люди, неоднократно побывавшие на столе пластического хирурга, начинают с болезненной нервозностью относиться к собственной персоне, но Ева, как ни странно, была мила и по большому счету дружелюбна. Проблема заключалась лишь в том, чтобы преодолеть некие барьеры, и тогда разговор пошел бы как по маслу. Если, конечно, она не совершила чего-то ужасного вроде убийства и ее не разыскивала полиция — в таком случае никакие бергамоты и лаванды не помогли бы развязать ей язык.

— Мне пришлось иметь дело с Европейским судом, по частному вопросу, — пояснила она. — А эта бюрократия измотает кого угодно, что, в свою очередь, плохо сказывается на коже. Кожа неподвластна далее пластической хирургии. Такого ответа достаточно?

Я, конечно, могла бы уточнить, в чем заключался этот «частный вопрос», но не сомневалась, что она и тут отвертится. Ева охотно признала только пластическую хирургию, но в какую сторону направить разговор дальше? Ведь она все время будет твердить одно — она простая англичанка, рассказывать ей нечего, и вообще она стесняется. Нет, тут требовалось в корне изменить тактику. Правильный вопрос родился как-то сам собой.

— Почему родители назвали вас Ева?

Вот тут-то и посыпались факты.

— Родители мои были старомодными романтиками, а я — их первым ребенком. Наверное, они больше ждали мальчика, как это бывало в те времена, но сделали все возможное, назвав меня Ева в надежде, что получится женщина до мозга костей. И кажется, поначалу я такой и была — родилась в канун тридцать второго года и стала милым, прелестным, послушным созданием, они во мне души не чаяли. Но в канун тридцать пятого года у них родился мальчик, и они назвали его Адамом — в надежде, что из него вырастет настоящий мужчина. Так оно и случилось.

— Ну надо же, родились в один и тот же день! — не удержалась Хирургиня Шиммер. — Прямо как мы с близняшкой Спаркл, только у вас три года разницы. Вот это как раз мне всегда и не нравилось у близнецов — я хотела иметь собственный день рождения. А вам? Вам этого хотелось?

— Ева, это за вопрос не считается, — поспешила вмешаться я. — Просто коротенькое замечание, не более того.

— Ладно, — согласилась она. — Так и будем считать. Да, я хотела иметь собственный день рождения. Вернее, мне не нравилось, что он был у брата в тот же день. Зато такое совпадение потрясало родителей, они видели в нем некий таинственный смысл, некий знак свыше. Моя мать увлекалась теософским учением мадам Блаватской — это вы, молодые, думаете, будто изобрели понятие кармы, но вся эта астрология существовала уже в те времена и, к сожалению, сыграла в моей юности немалую и довольно печальную роль.

— Вряд ли это было совпадением, — заметила поменявшая пол Судья. — Если родители любят друг друга и отмечают годовщину свадьбы, то чего же удивляться, когда младенец рождается ровно через девять месяцев после празднования очередной даты? Вы знаете, в каком месяце поженились ваши родители? — Еще один вопрос, потраченный на ерунду.

— Это пятый по счету вопрос, — заметила Ева, по-видимому, решив и дальше считать их. Она не отказывалась отвечать, но и раскрывать свои тайны не собиралась. — В конце марта, кажется.

— Ну вот, если оба вы родились в канун Нового года, — самодовольно продолжала Судья, гордясь собственной проницательностью, — то получается двадцать шестое марта, ведь беременность длится двести семьдесят четыре дня. — Быть может, ее пол был не в ладах с гормонами, зато «считалка» работала превосходно.

— Это действительно вряд ли можно считать совпадением, — поддержала ее Хирургиня Шиммер. — По статистике из двадцати человек, находящихся в одной комнате, по меньшей мере двое окажутся рожденными в один и тот же день.

— Этого я не знаю, — сказала Ева. — Помню только, что в ночь накануне моего третьего в жизни дня рождения, когда, сгорая от любопытства, я ждала утра, чтобы получить обещанный родителями какой-то особенный подарок, я проснулась от криков, доносившихся из материнской спальни, и от поднявшейся по всему дому беготни, но тут же, впрочем, уснула. Маленькие дети не очень-то склонны вникать в таинственную взрослую жизнь. Утром я спустилась к завтраку, но не обнаружила на кухне ни людей, ни обещанного подарка. У меня испортилось настроение, а потом пришел отец и отвел меня в спальню матери, где та сидела в постели с младенчиком на руках.

— Вот он, твой подарок, детка! — сообщила она. — Поспел к самому дню рождения. Ну скажи, ты рада?

— Мне не нужен такой подарок! Отнесите его обратно в магазин! — заявила я.

Вы ведь понимаете, что в те времена родители не говорили детям о беременности. Из соображений приличия женщины старались не выходить из дома, пряча от всех видимый результат своей недавней половой жизни. Взрослые считали так: чем меньше дети знают о сексе, тем лучше, — и, может, так оно и было! По-моему, моя мать, будучи женщиной прогрессивных взглядов, допустила ошибку, попытавшись объяснить мне сущность предстоящего события. От этого у меня в голове только еще больше все перепуталось и секс представился чем-то вроде хождения на горшок по большому. Поэтому и ребеночек у матери на руках казался просто куском дерьма.

Мое отвращение к случившемуся было столь велико, что мне понадобилось аж семьдесят с лишним лет, чтобы избавиться от него. Для точности прибавлю: произошло это в последний день уходящего две тысячи шестого года. К тому времени родителей моих уже давно не было в живых. Они отошли в мир иной, так и не поняв, почему их дочь отвергла предначертанный ей путь. Когда мне велели поцеловать новорожденного братца, я укусила его. Я вытаскивала его из кроватки всякий раз, когда мне удавалось до нее добраться. Усаживала ему на лицо кошку и гладила ее до тех пор, пока та, пригревшись, не засыпала. Включала на полную горячий кран, когда он купался в ванне. Я просто удивляюсь, как он выжил. Мои родители тряслись за сыночка и поражались моей изобретательности. Они уволили трех нянек, поскольку те не могли со мною справиться.