Изменить стиль страницы

С другой стороны, возможно, что все это — обычная скверно приготовленная утка. На данный момент нас заботят лишь чувства Зеемана-старшего, который собирался пригласить сына в синематограф на просмотр титанического труда тридцатишестилетней Лени Рифеншталь — документального фильма «Олимпия». За этот фильм Лени Рифеншталь, так же как и Джесси Оуэнс, получила награду от Международного Олимпийского комитета. Гонорар в четыреста тысяч рейхсмарок стал достойной наградой талантливой женщине-режиссеру за два с лишним года работы. Свой документальный фильм Лени Рифеншталь посвятила красоте и гармоничности человеческого тела, а Адольф Алоизович был от «Олимпии» в полном восторге, ровно как и миллионы зрителей во всем мире.

Альбрехт по настоянию отца посетил синематограф и потратил три часа собственного времени на просмотр этого шедевра. Он уже был знаком с творчеством Лени — ее фильмы «Триумф воли» и «Наш Вермахт» им показывали во время учебы в офицерском училище. Вопреки устоявшемуся мнению, молодой Альбрехт не чувствовал никакого душевного подъема после просмотра этой «ненаглядной агитации». Во всяком случае, относился к творчеству Лени именно, как к агитации и пропаганде. Возникновению подобных взглядов способствовало сближение его с Карлом Ромбергом; тот, получивший прекрасное образование, стремился по мере сил просвещать своего молодого друга. Поэтому Альбрехт честно проспал где-то около половины фильма, а на вопрос отца о своих впечатлениях, честно ответил:

— Если откровенно, то я бы посмотрел что-нибудь с Марлен Дитрих.

— Что-о? — с головы Отто слетел котелок.

Альбрехт устало улыбнулся:

— Пап, ну хватит! Ты представляешь, сколько раз мы показывали подобное искусство солдатам в целях формирования и укрепления воинского духа?

— Хм! Ну, если с этой позиции, — протянул Отто, — а то я смотрю — ты какой-то поникший.

— Устал сильно. Это и был тот сюрприз, о котором ты упоминал дома?

— Да…

— Папа, ну что же ты, честное слово! Бюргера бокалом пива удивить хотел! Лучше бы в оперный театр сходили… сколько ты отдал за билеты?

— Сколько надо, столько и отдал! — буркнул Отто, до крайности разочарованный тем фактом, что Альбрехт не обрадовался сюрпризу, — а вот до оперы я не охотник. Но если ты так настаиваешь — сходим!

— Да что ты, отец, я же пошутил! Где ты слыхал, чтобы офицеры ходили в оперу?

— Раньше ходили! Мне мать рассказывала — твоя бабушка. Ты помнишь, она ведь в услужении у одной оперной певички была. Так вот, к этой певичке после представления офицеры ходили толпами, представляешь?

— Представляю! — рассмеялся Альбрехт, — просили спеть «на бис»! Пошли, выпьем перед сном за великую силу искусства. Прозит, папочка!

Глава 6

Долгий, увлекательный и утомительный разговор подходил к концу. Самым тяжелым он стал, как ни странно, для Ивана Михайловича Кречко. Лаврентий Павлович обладал поистине чудовищной работоспособностью — что ему просидеть пять часов под интересную беседу и заваренный турецким способом кофе. О Волкове и говорить нечего: Андрей Константинович отдыхал, работая. Поэтому Кречко изо всех сил сдерживал зевоту, но за окном был уже третий час ночи — предрассветное время для деревенских петухов. На улице трещали от мороза деревья, бродили закутанные в тулупы караульные, негромко перекликаясь и приплясывая для сугреву.

— Хорошо! — растягивая на восточный манер, произнес Берия, — человек вы очень интересный, и если все то, о чем вы нам рассказали — правда… то будем считать, что Господь Бог нам предоставил гандикап.

При слове «Бог» проснулся Кречко и с упреком посмотрел на наркома. Тот только отмахнулся:

— Все равно, как «это» назвать. Рок, фатум, судьба! Смысл в ином: грядут великие события, предугадав ход которых, можно получить для страны немалую выгоду. Только выгода ли в том, чтобы выйти из катаклизма с наименьшими потерями? Выгода, товарищи, однозначно, выгода!

— Несомненно! — кивнул сонным лицом Иван Михайлович.

— Я постараюсь как можно скорее переговорить с Иосифом Виссарионовичем относительно вас, Андрей Константинович, — сказал Берия, подытоживая, — надеюсь, вы не обидитесь за нас за некоторую изоляцию…

— Ни в коей мере! — помотал головой Волков, — только есть несколько просьб…

— Все о чем пожелаете! — окончательно проснулся Кречко, — в разумных пределах.

Андрей Константинович протянул руку к столику и взял с блюдца кусок швейцарского сыра.

— Свежие газеты, возможность гулять по территории усадьбы и… верните мне мой ноутбук. Я должен подумать над тем, что из арсенала потомков возможно производить в современных условиях. А так же не составит труда для освоения бойцами Красной Армии. Надеюсь, это не слишком…

Берия снял пенсне и протер его мягкой салфеткой.

— Да полно вам, товарищ Волков! Но, надеюсь, и вы понимаете, как хочется лично мне ознакомиться со всеми тайнами этого, как вы его называете, ноутбука?

Волков задумчиво показал глазами в сторону опять начинающего впадать в дрему Кречко. Берия мельком бросил взгляд, усмехнулся:

— Ну, что же, товарищи! Полагаю, что на этом мы можем и закруглиться. Пока. Время уже позднее, а на службу я опаздывать не привык. Безо всяких там «вокруг да около» скажу, что весьма рад нашему знакомству. Надеюсь, это взаимно.

Погасив жестом невысказанные восторги Волкова, нарком продолжал:

— Я сейчас распоряжусь относительно прессы и прогулок, а чемоданчик вам доставят после обеда. Думаю, никаких проблем с энергией не будет — дача питается от специального правительственного кабеля. Иван Михайлович, голубчик, мы отбываем!

Попрощавшись с Андреем Константиновичем, гости отбыли, попросив их не провожать. Волков допил свой холодный кофе и принялся раздеваться, попутно размышляя и анализируя события сегодняшнего вечера.

Берия с Кречко приехали около девяти вечера и привезли с собой гостинцы: коньяк «Двин», банку черной икры, два килограмма сыра и увесистый кусок балыка. На даче у Берии, само собой разумеется, также был холодильник. И тоже — американский. Вместительный. Не «Электролюкс», конечно, но для своего время смотрелся чудом инженерной мысли. Андрей Константинович не питал иллюзий относительно наркома. Он будет стараться всеми силами узнать начинку «черного ящика». Это нужно даже не ему, это нужно стране. Даже то, что производить пока нет ни денег, ни возможности — загрести под предлогом будущей безопасности. А у Волкова рука не поднимется стереть кое-какие файлы, разве что в разделе «бактериологическое оружие». Ну, и еще пару подразделов, существование которых не оправдывается никакой моралью. Даже самой извращенной. Хорошо, что всегда можно поменять у файлов атрибуты — для дилетанта сойдет. Это потом умный человек может задуматься: почему свободное место на жестком диске не соответствует ручному подсчету. Однако, еще нужно сообразить относительно ручного подсчета… и всегда можно сказать, что в килобайте больше, чем в километре…

Засыпая, Волков внезапно вспомнил, что так ничего и не узнал о планах Лаврентия Павловича. Берия был корректен и вежлив, внимательно выслушал историю Андрея Константиновича, задавал наводящие вопросы, но ни словом не обмолвился о его будущем. Возможно, он так поступил из-за присутствия Кречко, а возможно оттого, что четкие планы у него попросту отсутствовали. Еще Андрей Константинович удостоверился, что политический портрет Берии конца двадцатого века был выполнен… мягко говоря, в искаженной манере. Пока что Лаврентий Павлович ни словом ни поступком не напомнил Волкову того человека, чье имя стало нарицательным и синонимом слов «тиран» и «самодур». Однако, для подобных выводов пока маловато данных.

…Берия появился на «объекте» на следующий день в три часа дня. Он лично доставил Волкову ноутбук и дал понять, что сгорает от любопытства. Кречко в этот раз с ним не было, а на вопрос Андрея Константиновича нарком прищурился и сказал голосом доброго дядюшки: