Мне было приятно с ним общаться. Оказалось, что он, как и я, окончил Минский Университет культуры. Это открытие моментально сблизило нас. Мы вспомнили декана, преподавателей, студенческие, беззаботные, лёгкие, как дуновение весеннего ветерка, безвозвратные деньки. От моего собеседника веяло кротостью и духовной чистотой. Не было в нём никакой фанатичной навязчивости, холодной самоуверенности, которой часто разит от людей верующих, но заколотивших ставни своего сердца гвоздями духовной надменности. Их любовь задыхается в затворённых сердцах. А вера основывается на любви. И разве любовь может быть навязана? Святые отцы учат: вера без любви делает человека фанатиком. Ум без любви делает человека хитрым. Богатство без любви делает человека жадным. Воспитание без любви делает человека двуликим. Ответственность без любви переходит в бесцеремонность. Компетентность в неуступчивость. Приветливость без любви становится лицемерием. Честь без любви делает человека высокомерным. Справедливость без любви делает человека жестоким. Власть без любви превращает человека в насильника. Правда без любви делает человека критиканом.

Не полез он мне в душу, как в собственный карман, не спросил и про деньги. Я поинтересовался:

– А как вы пришли к монашеству?

– У меня был друг, поэт. Он трагически погиб. Я стоял у гроба и смотрел на его почерневшее лицо. Ещё вчера он радовался, веселился, был кому-то нужен, должен, думал о будущем, решал какие-то задачи, гнался за чем-то, обижался, действовал или бездействовал. Он жил. И вот теперь он лежал бездыханный и почерневший, как гнилая тыква, а через час его зарыли в землю. И каким бы он ни был знаменитым и полезным при жизни, о нём рано или поздно забудут. И я понял тогда, что в этом гробу лежит не он, а лежим мы вдвоём. Разница лишь в том, что у меня есть ещё время покаяться и попросить у Господа прощения за свою греховную жизнь. Успеть облегчить душу. Чтобы душа могла подняться к Нему. Я осознал тогда, что земная жизнь – это очень быстрый видеоролик, плёнка которого может оборваться в любой момент. Надо спешить. Потому что можно опоздать на вечность. Вот Господь меня и привёл сюда. Скажу тебе по секрету, сюда вообще никто просто так не попадает. Ну да ладно, позже поговорим. Ты когда хочешь исповедаться?

– Когда буду готов, и когда скажете.

– Вот тебе брошюра игумена Петра «Таинство покаяния: подготовка и исповедь» и исповедальный листок. Прочитай внимательно. И серьёзно подготовься. Там всё очень понятно и доступно написано. У нас не курят и сейчас пост.

– С этим проблем не будет. Я не курю. А пост я ещё дома начал соблюдать, с 28 ноября.

– Замечательно. Служение в 18:00 в «Никольском храме», а сейчас пойдём, я тебя проведу по монастырю. Покажу что, где, как и когда. Мы заперли дверь кельи на ключ, и, передав его улыбающемуся дежурному, перекрестились перед иконой Христа на выходе и вышли на улицу. Мороз заметно усилился. Деревья, кусты и кресты покрылись инеем. Лёгкость рясы моего собеседника навела на мысль, что он сейчас околеет. Я вжался в свою дублёнку глубже, точно черепаха в панцирь.

– А вам не холодно? – спросил я.

– Воздержание закаляет, – ответил он невозмутимо, – сейчас пройдём на монастырское кладбище, поклонимся усопшим старцам.

Мы зашли за братский корпус и остановились у входа ещё одной прекрасной церкви. Мой провожатый пояснил, что церковь называется «Крестовоздвиженская». Точно такая же построена в Италии. За церквушкой захоронены мощи старейшин Святой обители Жировичской. Отец Георгий осенил себя крестным знамением и поцеловал массивный гранитный крест над одной из могил. Я последовал его примеру.

– Здесь покоятся мощи схиархимандрита Митрофана, одного из старцев Свято-Успенского Жировичского монастыря. Рядом могила старца Иеронима. Это наши духовные старейшины, отдавшие свои жизни служению Матери-Церкви православной, Господу, людям.

Что-то странное со мной происходило, когда мы находились там. Угнетало меня что-то. И я не мог понять, что. Снаружи меня давит, или изнутри. Будто мой духовный клещ бился в конвульсиях. «Ну, ничего, мы тебя выкурим!»

– Вот, то высокое красивое здание, – продолжал Георгий знакомить меня с монастырём, – есть Минская духовная семинария. Там живут и занимаются семинаристы. Получают очень хорошее образование. А тут у нас Отец Борис орудует. – Он указал в сторону строения с уложенными по самую крышу дровами. – Ты если к нему на послушание попадёшь, то узнаешь, что значит работать топором, вилами, граблями и пилой.

– А я и так знаю и умею.

– После того, как ты проведёшь с отцом Борисом день-другой, ты поймёшь, что до этого ты с этими инструментами лишь игрался.

Мы спустились ниже, и подошли к «Явленской церкви», уже полюбившейся мне за её утончённость и стройность, за её прелестный купол-луковку. Трогательно она выглядела. Хотелось взять её с собой, положить под подушку, обнять и уснуть.

– По преданию, около 500 лет назад на этом месте явилась Пречистая Богородица и вернула чудотворную икону, исчезнувшую после пожара. Поэтому церковь и называется «Явленская». Сначала она была деревянной. Но огонь уничтожил её. И тогда была воздвигнута та, которая сейчас перед нами. Видишь, какая красивая! Вообще, всё здесь вращается вокруг нерукотворной иконы Жировичской Божией матери. Так что «хозяйка» здесь Пречистая Дева, мама нашего Спасителя, а значит и всех христиан. Предлагаю поклониться Пресвятой Богородице и приложиться к её нерукотворной святыне в Никольском храме Успенского собора.

В храме с невысоким, покатым потолком было тихо и очень уютно. Позолоченный, искусно выполненный иконостас переливался спокойным мерцанием мягкого света свечей. Казалось, они не просто горят, они живут, освещая милые лики Христа, Пресвятой Богородицы, апостолов, святых, преподобных. И они точно всматривались в мою грешную душу с полотен священных икон, приглашали скорей сбросить с себя это тяжёлое греховное бремя.

В груди кольнуло. Чудовищу явно стало не по себе.

– Как мне правильно приложиться к иконе? – шёпотом спросил я у отца Георгия, застывшего в умилении перед этой красотой.

– Подойди к иконе, осени себя крестным знамением с земным поклоном два раза, а после встань, помолись Пресвятой Богородице, приложись к святыне, ещё раз поклонись и перекрестись.

– А как молиться? Что говорить? – растерялся я.

– Загляни в своё сердце, дай ему сказать за тебя, и оно само найдёт нужные слова. Посмотри, как я это сделаю, а после – ты.

И он подошёл к легендарной святыне, облачённой в красивый, довольно массивный оклад, и проделал весь нехитрый обряд спокойно и размеренно.

– Теперь вы, Андрей.

Я осторожно, на полусогнутых, приблизился к иконостасу. Ноги сами подломились, и я, затаив дыхание первый раз в жизни, припал на колени, чувствуя, как внутренний червь съёжился, будто воспалённый нерв.

– Пресвятая Богородица! – замямлил я сокрушённо. – Да святится имя твоё, прими меня в святой обители твоей, пожалуйста, приведи меня к Господу, во имя Отца и Сына и Святаго Духа. Аминь.

Я встал с колен и поцеловал икону. Она была такая крохотная, с куриное яйцо, по виду будто из шоколада, или из тёмного янтаря. На ней проступал силуэт Богородицы с младенцем. Совершив земной поклон и крестное знамение я подковылял к ожидавшему меня Георгию.

– Всё в порядке? Слова нашлись?

– Да, по-моему.

– Пойдём.

Мы перекрестились и вышли из храма во двор.

– Вы, Андрей, ступайте в келью и подготовьтесь к исповеди. Вечернее служение начинается в 18:00 в «Никольском» храме. Где мы только что были. Отдохните, осмотритесь.

– Да, конечно.

– Ужин в 20:00 в трапезной. А журнал я пока у себя оставлю. Ознакомлюсь с вашим творчеством.

Вернулся в келью и присел на койку. Мой мистический сосед отсутствовал. Я посмотрел в окно. Явленская церковь со своей прелестной «луковкой» была совсем рядом. Не верилось, что сегодня заночую в этом святом месте. Мне это показалось абсолютно нереальным. Уснуть в окружении монахов, святынь, вдыхая прозрачный воздух с невидимыми глазу пылинками многовековой истории православия. Я осознал всем естеством своим всю необычность и знаковость своего местонахождения. Я в монастыре. В самом настоящем. И я приехал сюда не на экскурсию. Я приехал разобраться в себе самом. И изгнать из себя то, что поселилось внутри. Вырвать с корнем это мерзкое членистоногое, впившееся под кожу, под рёбра, проникшее в душу. Извлечь и уничтожить то, что трепетало теперь и билось в конвульсиях, предвкушая свою скорую погибель. Я шёл сюда долго, сам того не зная и не ведая маршрута. Не предугадывая, что дороги и извилистые, тернистые тропинки моей неспокойной жизни приведут меня сюда. Я полз, карабкался по обломкам крушений несбывшихся надежд, сквозь бури и шторма, с неисправным компасом в дрожащей руке. И нежный, крохотный свет маленького маячка моей веры увлекал за собой, указывая мне путь, где бы я ни был, в какой бы омут не угодил. И я не заглушил окончательно спасительный огонёк его. Господь не оставил. Под любым разрушительным ненастьем, под самым тяжёлым ударом он теплился и не угасал. Мой милый, славный маячок. Я пришёл сюда, такой как есть. Я пришёл к Господу.