— Неужели эта женщина никак не может понять, что ее постояные причитания только убеждают его в том, что он — бесполезный и безобразный калека? А все считают ее такой разумной?! — Нет, он, Джексон, не видит в ней ни капли здравого смысла. Если бы она хоть немного соображала, то, во-первых, не плакала при каждом взгляде на полковника; а во-вторых не привела бы сюда эту красивую блондинку, даже не предупредив ее, что случилось с братом!

Надо было видеть лицо полковника, когда блондинка, увидев его, испуганно вскрикнула, а затем очень быстренько смылась. Учитывая, что блондинка когда-то была помолвлена с командиром, немудрено, что после этого полковник почти неделю был в ужасном настроении и пил больше обычного.

В это время Марк, уже откинувшийся на подушки с закрытыми глазами, пробормотал:

— Теперь я знаю, почему Энэлайз пришлось отсюда уйти. Боже мой, даже мне здесь до смерти надоело… — он повернулся на другой бок и через мгновенье уже крепко спал.

Джексон еще немного посидел в кресле, но убедившись, что полковник крепко спит, тихо вышел из комнаты.

Энэлайз стояла у окна и ожидала, когда покажется экипаж Прентисса Шэффера, забиравшего в это время внука на прогулку.

На этот раз она не собиралась оставаться дома, а хотела встретиться с ним, чтобы обсудить встречу Джонни с отцом. Она хотела выяснить, чего так испугался мальчик, и почему Марк так безобразно кричал, напугав ребенка.

Если Марку не понравился собственный сын, тем хуже для него! Но она не допустит, чтобы он кричал и пугал Джонни! Скоро у мальчика будет настоящий отец в лице Курта Миллера. Раз так случилось, может быть Джонни лучше совсем ничего не знать о своем настоящем отце?

Она вздохнула и с горечью подумала, что лучше бы она совсем никогда не встречала Марка Шэффера.

И с той же горечью подумала, что наслаждение, которое ей давал Марк, ей больше не даст ни один другой мужчина.

В тот раз, когда Энэлайз пришла ночью в дом Курта, она сама настояла на их интимной близости.

Курт, осчастливленный уже ее согласием на брак, хотел подождать с этим до окончания бракоразводного процесса и их женитьбы. Но Энэлайз, давно тосковавшая от женского одиночества, надеялась, что любовная близость с Куртом, поможет ей окончательно забыть Марка. Она надеялась, что после утоления женских желаний с другим, она перестанет постоянно вспоминать о ночах, проведенных с Марком.

Но здесь ее ждало глубокое разочарование. Курт был очень нежен и старался, чтобы ей было хорошо, но Энэлайз не почувствовала и сотой доли ощущений, испытанных с Марком. Нежность Курта не разжигала в ней пламя страсти. Счастливый Курт заснул рядом с ней, а Энэлайз долго лежала и уговаривала себя, что любовь еще может прийти к ней со временем.

Ей просто надо привыкнуть к Курту, и совсем не важно, что она при первой близости с ним не испытала того наслаждения, которое дарил ей Марк. В браке ведь есть и другие стороны, не связанные с любовной близостью, а уж здесь-то Курт будет всегда на высоте. Она станет богата, вернется в высшее общество, из которого ее вырвала связь с Марком. Ее сын получит достойного отца.

Она ведь уже беседовала с опытным адвокатом, которого представил ей Миллер. Внимательно выслушав ее рассказ, адвокат остановился на варианте расторжения брака по поводу супружеской неверности одного из супругов. И этим супругом должен стать Марк, для чего адвокат собирался нанять детектива для сбора доказательств. К такому быстрому повороту событий Энэлайз не была готова и понимала, что бракоразводный процесс будет очень напряженным, особенно, если Шэфферы попытаются через суд забрать у нее Джонни.

И ей, и Курту надо было быть предельно осторожными и в особенности избежать сплетен в магазине. Им надо будет выдержать это годичное испытание, и, когда она станет законной женой Курта, все кривотолки прекратятся. Тогда они станут выезжать в свет, возьмут абонемент в оперу и будут наконец с легкой душой развлекаться. И Марк, проклятый Марк, раз и навсегда уйдет из ее сердца и памяти.

— Джонни, — обратилась она к сыну, который сидел рядом и ждал приезда дедушки, — ты хотел бы переехать жить к дяде Курту?

Мальчик кивнул головой. Для него визиты с мамой к Миллеру были очень приятными. Он бегал по просторным комнатам, его угощали очень вкусными булочками с марципаном и яблоками, запеченными в тесте, которые готовил повар-немец, лично угощавший Джонни. Но особенно Джонни нравилось ездить в экипаже дяди Курта. В него запрягли очень красивых, серых в яблоках лошадей. Ими Джонни восхищался больше всего. Вспомнив все это, Джонни подтвердил:

— Да, я хочу там жить. Когда? Завтра?

Энэлайз засмеялась.

— Нет, чуть позже. Через несколько месяцев.

— И я буду кататься на лошадях?!

— Думаю, что да! — ответила Энэлайз. — Когда ты подрастешь еще немного и будешь хорошо себя вести, то мы подарим тебе даже свою лошадь. Но ты должен будешь быть очень осторожным, чтобы не упасть и не разбиться.

Джонни начал было возмущаться, но тут Энэлайз услышала, что подъехал экипаж. Она выглянула в окно, а Джонни уже бежал к двери с криком:

— Дедушка! Дедушка приехал!

— Постой, — остановила его мать. — Сначала, Джонни, я сама поговорю с дедушкой, а ты посидишь с Мэй и подождешь. Хорошо?

Джонни неохотно вернулся в комнату к Мэй. А Энэлайз подошла к двери и, открыв ее, остановилась, увидев к своему изумлению, что мистер Шэффер сам вышел из экипажа и идет к ней в дом.

Она изумилась еще больше, увидев, как выглядит отец Марка. Он очень постарел. Вокруг глаз и рта залегли морщины, придавая ему измученный и озабоченный вид. Энэлайз внезапно стало очень жаль отца Марка — ведь, несмотря на сегодняшние отношения между ними, он действовал из лучших побуждений и был добр к ней. Во всем виновата его дочь Фрэнсис.

Прентисс Шэффер, подойдя к дому, сухо поклонился и спросил:

— Можно мне войти? Я хотел бы с тобой поговорить.

— Конечно, — ответила Энэлайз и провела его в гостиную. — Пожалуйста, садитесь, — предложила она ему кресло, а сама уселась на свое место у окна.

— Может быть, выпьете чаю? — спросила она.

— Нет, спасибо, — ответил он, стараясь не смотреть на нее прямо.

— Энэлайз, я пришел просить твоей помощи, — сказал он, а затем прервался, не зная, как продолжить разговор.

— Я слушаю Вас, — ободрила его Энэлайз. — Что-то связанное с Марком?

Прентисс Шэффер кивнул головой и вздохнул, а затем, собравшись с духом, начал рассказывать:

— Марк вернулся домой месяц назад. Он… он был тяжело ранен в бою…

Энэлайз побледнела, руки у нее задрожали.

Неужели он пришел сказать, что Марк умирает. Нет, не может этого быть! Только не Марк!

Видя, как изменилась в лице невестка, Прентисс Шэффер поспешил успокоить ее:

— Он жив, но он искалечен. Его левая рука не действует. Он может ходить, но только опираясь на трость. Его лицо тоже обезображено шрамом. Это внешне уже совсем не тот человек, которого ты помнишь, Энэлайз. Но самое страшное даже не это. Он сломлен, окончательно сломлен, — сказал отец Марка и закрыл свое лицо руками.

Энэлайз, крепко сжав от волнения свои пальцы, задала роковой вопрос:

— Он умирает?!

Шэффер поднял голову.

— Умирает? Нет. По крайней мере, не физически. Он перенес несколько операций, лихорадку, но доктора сказали, что больше его жизни ничто не угрожает. Меня беспокоит другое. Он утратил интерес к жизни. Мы с Фрэнсис стараемся как-то развлечь его — приглашаем старых друзей, приносим книги, журналы. Я пытаюсь играть с ним в шахматы. Но все бесполезно. Он злится, издевается над всеми. Он не делает никаких попыток приспособиться к своему состоянию и видит все только в черном свете. У него депрессия, и он пьет, только пьет… Каждый вечер он напивается до бессознательного состояния. В то воскресенье Фрэнсис привела к нему Джона. Она надеялась, что увидев сына, Марк опомнится. Но Марк заругался на Фрэнсис. Опасаюсь, что это могло напугать мальчика.