Кроме того, на них были драгоценные украшения из нефрита, бирюзы, золота и раковин. Морли пишет, что когда мальчик достигал пятилетнего возраста, в его волосы вплетали маленькую белую бусинку. Девочкам давали шнурок и красную раковину, которые они носили на талии. Шнурок и раковина символизировали девственность и не снимались под угрозой бесчестья до тех пор, пока не совершался обряд совершеннолетия. Используя сведения, собранные епископом Ландой, Морли в своей книге «Древние майя» подробно описывает этот интересный обряд:

«День для совершения обряда половой зрелости выбирался необычайно тщательно. Эта церемония могла проводиться только в „счастливый" день. Покровителем детей, участвовавших в церемонии, избирали главу селения. В его обязанности входили: помощь жрецу во время обряда и забота о предстоящем пиршестве. Кроме того, в помощь жрецу из почтенных старцев селения выбирали четырех „чаков". В назначенный день все участники торжества собирались во дворе дома покровителя. Двор чисто подметали и усыпали свежими листьями. Один из старейшин назначался крестным отцом для мальчиков, а одна старуха — крестной матерью для девочек. Жрец совершал обряд очищения жилища и изгонял злого духа. После этого двор подметали еще раз, разбрасывали вокруг свежие листья и расстилали на земле циновки. Жрец менял свое облачение на красивую одежду, надевал головной убор, похожий на митру, и брал кропило для разбрызгивания святой воды. Кропило представляло собой короткую красиво отделанную палку с прикрепленными к ней хвостами гремучих змей. Затем к подросткам подходили „чаки" и покрывали их головы кусками белой ткани, которую специально приносили для этого матери. Детей более старшего возраста спрашивали, не совершали ли они какого-нибудь греха или дурного поступка. Сознавшихся в этом отделяли от остальных. Жрец приказывал всем сесть и сохранять полную тишину. Благословив детей, он тоже садился. Покровитель обряда ударял костью, врученной ему жрецом, каждого подростка девять раз по лбу, смачивая ему при этом святой водой лицо и промежутки между пальцами рук и ног. После этого ритуала жрец снимал с головы детей куски ткани. И дети дарили „чакам" перья птиц и бобы какао. Затем жрец вырезал белые бусины из волос мальчиков. Присутствующие доставали курительные трубки и давали каждому подростку затянуться один раз. Еду раздавали детям, а вино приносилось в жертву богам. Это вино должен был выпить одним глотком специально назначенный жрец. Девочек после этого отпускали, и каждая мать снимала со своей дочери красную раковину, которую та носила как символ чистоты.

Считалось, что теперь они достигли брачного возраста. Затем отпускали и мальчиков. Когда подростки уходили, их родители раздавали зрителям и участникам церемонии куски хлопчатобумажной ткани, которые они брали с собой в качестве подарков. Обряд заканчивался пиршеством и всеобщим пьянством...»

Вступление в брак разрешалось сразу же после совершения обряда половой зрелости, хотя обычно браки заключались лишь с 20 лет. Все переговоры по этому по воду вели родители. Отцы выбирали для своих сыновей будущих жен. Очень важно было найти девушку скромную, равного происхождения и умелую хозяйку, т. е. обладающую всеми качествами идеальной жены. Каждый соблюдал определенные запреты на браки между лицами, связанными кровным родством. Брачные вопросы требовали длительных и сложных переговоров с обеих сторон. Часто, для того чтобы отстаивать интересы жениха в важном вопросе об объеме приданого, нанимали искусного свата. После вступления в брак муж жил в течение нескольких лет с родителями жены: помогал своему тестю и показывал таким образом свои способности. Потом он мог построить отдельный дом и жить со своей женой отдельно. Брак можно было расторгнуть в любое время сразу же после заявления об этом со стороны мужа или жены.

Планировка типичного города майя, известная нам по описаниям Ланды, доказывает, что местонахождение жилища всецело зависело от социального положения его обитателей: «В центре города находились храмы с красивыми площадями. Вокруг них стояли дома сановников, жрецов и наиболее богатых и почитаемых лиц. А на окраинах города ютились хижины людей, из низших классов. Колодцы, которых было немного, тоже находились около домов знати».

В то время как женщины занимались домашними делами: готовили пищу, ткали и ухаживали за детьми,— мужчины работали на полях. Каждое утро, еще до восхода солнца, они отправлялись на свои «мильпы». В эти прохладные утренние часы, до того, как яркое тропическое солнце достигнет зенита, легче работалось. Начиная с полудня, его палящие лучи становились благотворными лишь для солнцелюбивой кукурузы. Тогда земледельцы обычно располагались на отдых под сенью ближайшего леса. Они растворяли в полой тыкве с водой ком кукурузного теста, который назывался у них «посоле», и пили этот освежающий напиток. Вырубка и выжигание «мильп» и постоянная борьба с натиском джунглей требовали колоссальных усилий. У майя отсутствовали какие-либо орудия, кроме каменных топоров и заостренных палок. Кроме кормилицы-кукурузы, майя выращивали красные и черные бобы, тыкву, дыню, томаты и сладкий картофель. Ежедневно до начала полевых работ мужчины молились богам земли и сжигали душистый копал перед идолами, стоявшими поблизости и охранявшими аккуратные ряды посевов. У земледельцев редко оставалось свободное время. После уборки урожая все мужчины должны были в принудительном порядке трудиться по заданию жрецов. В течение тех шести столетий, когда империя майя находилась на стадии наивысшего расцвета, на плечах народа лежало еще одно бремя — нескончаемые работы по добыче камня, строительству новых храмов и прокладыванию через джунгли дорог и виадуков. А жрецы требовали все новых и новых сооружений. Каждый календарный цикл увековечивался в камне. Каждое божество многократно повторялось в скульптуре. Каждый новый религиозный культ получал свое святилище, где обслуживающие его жрецы могли бы совершать ритуальные обряды и заниматься своими науками. В основе всего этого лежала глубокая набожность народа, которому отказывали даже в поверхностном знакомстве со специальными знаниями его духовных наставников. 

Когда кто-нибудь заболевал, вызывали колдуна или знахаря. Они могли дать определенную дозу лекарства из тайно изготовленной смеси трав, и это часто приводило к исцелению. Кроме того, они произносили заклинания, чтобы изгнать злых духов, считавшихся причиной болезни. Если болезнь оказывалась неизлечимой, знахарь должен был предсказать, сколько осталось жить больному и каковы его перспективы на загробную жизнь. Мертвых сжигали или хоронили под полами домов, которые остальные члены семьи после этого обычно покидали. Тело покойного закутывали в кусок ткани и наполняли его рот размолотой кукурузой и несколькими отшлифованными камешками. В могилу клали глиняных идолов и дары — кукурузу и личные вещи покойного, которыми он часто пользовался при жизни. В день похорон майя смотрели на смерть с малодушным страхом. Ланда рассказывает: «Нужно было видеть их тоску и плач по своим умершим, и общее горе, которое это им причиняло. Они оплакивали их днем в молчании, а ночью с громкими и горестными воплями, так что слушать их было очень грустно. Они ходили в глубокой печали много дней. Они соблюдали воздержание и посты по умершему, особенно муж или жена, и говорили, что его унес дьявол, поскольку они думали, что все беды, и особенно смерть, происходят от него».

Страшные и глубокие тайны окружали майяского земледельца, внушая ему суеверный ужас перед неизвестностью. Движение небесных светил, восход солнца, раскаты грома, ветер, рождение ребенка и сама смерть — все это считалось проявлением силы богов и сменялось одно другим, подобно отражению в огромном зеркале, доказывая бренность человеческого существования. Охваченный страхом земледелец забывал о своих полях и пытался сквозь заросли джунглей увидеть сверкающие шпили священных храмов. Именно там искал он поддержку у людей, знания которых позволяли им глубже проникнуть в сферу неведомого. Для получения такой поддержки любая цена не казалась слишком дорогой.