Они оба так и не уснули, пока не забрезжил серый рассвет.

Начинался новый день.

10

Уже два дня и две ночи — бесконечных, изнуряющих — провели двое влюбленных в занесенной снегом хижине. И все-таки они не нарушили слова, данного Мэдж.

Тень ее неизменно стояла между ними, но в глубине души каждый ждал, когда же у другого кончится терпение и нахлынувшая страсть соединит их.

В хижине все время стоял полумрак. Снег все не прекращался. В пасмурном свете короткого дня снежные хлопья казались серыми, а вечером их и вовсе поглощала черная тягучая тьма. Время ползло невероятно медленно, каждый час был для них мучением. Ах, если бы только они могли соединить руки и губы, если бы жили свободно, любя друг друга со всей силой молодых сердец, тогда бы и год пролетел для них, как короткий миг! Но пришлось сидеть по разным углам, стараясь даже не смотреть друг на друга, — хватит уже одной бурной сцены прошедшей ночью, когда оба потеряли над собой контроль…

Они не переставая говорили о Мэдж — будто ее имя было флагом, с которым им легче дышалось в нелегкой борьбе за призрачную честь. Интересно, как она там — как перенесла долгую дорогу до Форт-Юкона? Удалась ли доктору операция? Еще они говорили о Киши — их верном слуге-индейце. Что же с ним случилось? Джоанна страшно беспокоилась, почему он вдруг так таинственно исчез. Он прислуживал ей еще с тех пор, как она была маленькой девочкой, поэтому Джоанна тосковала по нему, как по самому близкому другу.

На четвертый день буря наконец улеглась. Кругом намело высокие пушистые сугробы, все деревья утопали в снегу. Небо посветлело, и сквозь бледные облака пробились скудные лучи солнца, превратив снежную пустыню в сказочную землю — всю усеянную сверкающими алмазами.

Когда появилась возможность выходить из хижины, напряжение между ними заметно спало. Одев на ноги снегоступы, они старательно разгребали сугробы, выросшие под окнами и под дверью. Ричард взял ружье и отправился поохотиться на кроликов, чтобы добыть горячую пищу.

А в полдень вдруг вернулся Киши. Вид у него был неважный, кроме того, он сильно хромал. Однако выражение лица оставалось по-прежнему непроницаемым. Когда Джоанна радостно выбежала ему навстречу, он почтительно поздоровался с ней и тут же поведал историю своего долгого отсутствия.

А случилось вот что. По дороге обратно, уже закупив все необходимое, он угодил в лапы разбойников — каких-то торговцев пушниной. Они украли у него продукты и собачью упряжку, а самого его бросили прямо на снегу замерзать.

Чудом он не умер от голода и холода — его подобрали другие проезжие торговцы, которые оказались не такими беззастенчивыми, как те, что ограбили индейца. Они отвезли его в Форт-Юкон, и ему удалось раздобыть новую упряжку и снова закупить запасы продуктов. Сани он смастерил сам из березовой коры — и вот приехал домой, чтобы выполнять распоряжения Белой Госпожи.

— Как я рада, что с тобой все в порядке, Киши! — сказала Джоанна. — Значит, ты из Форт-Юкона? Скажи, ты, случайно, не знаешь, не слышал, как там другая белая госпожа… жена мистера Стрэнджа, которую увезли от нас совсем больную?

— Да, — подхватил Ричард, не снимая руки с плеча Джоанны. — Как она там?

Да, кивнул индеец, он знает, он слышал. Джоанна и Ричард затаили дыхание, ожидая, что же он им скажет, — и боялись смотреть друг другу в глаза. Выяснилось в Форт-Юконе говорят, будто белая женщина настолько сильно больна, что вряд ли выживет.

— Скажу даже больше, — угрюмо продолжал индеец, — почтенный белый доктор велел мне передать господину из Англии, чтобы тот немедленно выезжать в Форт-Юкон, если хочет еще застать жену живой.

Ричард прикусил губу.

— Бедняга Мэдж! — сказал он. — Похоже, ей сильно не повезло.

— Ричард, тебе обязательно надо ехать, тотчас же, — сказала Джоанна. — Даже обсуждать это не стоит.

Он посмотрел на нее долгим взглядом. Затем вздохнул и слабо кивнул.

— Да, надо. Я все понимаю. Но я не могу опять оставлять тебя одну…

— Теперь у меня снова есть Киши.

— Это верно, и все-таки я боюсь тебя оставлять.

— Когда-нибудь… когда-нибудь ты, может, и вернешься, — сказала она. Даже он, который так хорошо знал и так любил ее, не смог бы расслышать в ее тихих словах хоть малое нетерпение или намек на него.

— Обязательно… Обязательно вернусь, моя крошка, — сказал он.

— Но если твоя жена тяжело больна и нуждается в твоей заботе, тогда не надо, не приезжай, не бросай ее, Ричард…

Никто из них не упомянул о том, что жизнь Мэдж висит на волоске, что она может умереть… Они молчали — и это было тяжелое молчание. Ричард надел шубу, шапку и рукавицы, затем велел Киши, чтобы тот приготовил для него упряжку.

Когда пришла пора прощаться, Джоанна словно онемела от горя. Ей казалось, лучше бы она сама умерла, чем оставаться одной в этой хижине — без него, без ее Ричарда… Ему тоже было страшно тяжело расставаться с ней. Взяв ее руки в свои, он заглянул в ее огромные карие глаза — в них стояла невыразимая печаль.

— Я вернусь к тебе, крошка Анна, — сказал он.

— Я буду здесь, — отозвалась она.

— И все-таки надо взять тебя с собой!

— Да нет же, не надо. Ты только подумай, как это может взволновать ее, а ведь она больна, она при смерти, Ричард, и вдруг узнает, что мы приехали вместе! Лучше скажи ей, что ты уехал от меня и вернулся к ней.

Ричард наклонился и поцеловал ее в лоб.

— Крепкий ты мой орешек, самый крепкий на свете, — сказал он. — До чего же я не хочу от тебя уезжать! Но придется. Да поможет тебе Бог, любимая. Оставляю тебя на попечение Киши.

— Он присмотрит за мной, — сказала она и улыбнулась.

Сани заскользили по сверкающей снежной дороге, и хижина покойного Джона Грея осталась позади. Еще долго перед глазами Ричарда стояла прощальная улыбка Джоанны.

«Обязательно к ней вернусь…» — думал он.

Джоанна не отрывала глаз от удаляющихся саней, пока те не превратились в маленькую черную точку на горизонте. Еще никогда ей не было так горько. Уехал. Он уехал! Сердце ее готово было разорваться. Если Мэдж жива, он останется с ней. Он не сможет ее бросить. Возможно, они уже никогда больше не встретятся.

Еле волоча ноги, зашла она в комнату, которая несколько дней была их общим домом. На столе осталась лежать его пустая трубка, на полу стояли его снегоступы… Она села за стол, и вдруг слезы градом покатились у нее из глаз.

Неизвестно, сколько времени она проплакала так, как вдруг услышала взволнованный голос Киши:

— Маленькая Госпожа… быстрее… надо запереть и заставить чем-нибудь дверь… и взять ружья!

Она вскинула взгляд — лицо ее исказилось болью.

— Что случилось, Киши? — хмуро спросила она.

— Там тот человек… которого вы боитесь… Конрад Оуэн, — сказал Киши.

Джоанна вскочила на ноги. Слезы на глазах разом высохли. Теперь сердце ее колотилось от страха. Конрад Оуэн вернулся. А Ричард, как назло, уехал!

— Скорее, Маленькая Госпожа… — воскликнул индеец. — Скорее в хижину…

— Не отдавай им меня, Киши, — сказала Джоанна и крепко заперла дверь. Конрад Оуэн был единственным человеком на земле, которого она по-настоящему боялась. Более грубого и безнравственного существа ей еще не приходилось встречать. Да и как же ей его не бояться! Один раз он уже выкрал ее у Ричарда — когда тот умирал. И что мешает ему сделать это еще раз, когда Ричард уехал и она осталась вдвоем со слугой-индейцем?

Джоанна выглянула в окно. Сердце ее забилось часто-часто. Она сняла со стены ружье — и зарядила его. Интересно, этот мерзкий тип — Джеймс Спенс — тоже с ним? Но нет, похоже на этот раз Корад Оуэн был один… Она видела, как он подъехал к дому на своих санях. Собаки визжали и рычали под его хлестким кнутом. Надо же, сколько на нем меха!

Лицо его раскраснелось от мороза, на нем выделялся яркий белозубый рот. Да, он был по-своему красив. Сильный, мощный, в каждом движении угадывается здоровый и крепкий дух. Однако у Джоанны он вызывал лишь отвращение, как какое-то грязное животное.