Изменить стиль страницы

Иногда выпадало счастье поучаствовать в таможенных операциях. Из Колумбии на север, в Мексику, а может быть и дальше, в Штаты ходили целые караваны с контрабандой. Везли водку, текилу, наркотики, оружие, людей и все, что пользовалось спросом на черном рынке. Корабли, размером с рыболовецкий траулер, крались по территориальным водам местных банановых республик, которым не хватало денег для установки приличного радара. Да и зачем им радар? И так живется неплохо. В нейтральных водах свирепствовала береговая охрана США, на быстроходных катерах, оснащенных по последнему слову техники, а в территориальных водах, вроде как не нужны никому контрабандисты. Но славное правительство Никарагуа, во главе с Даниелем Ортего, рассудило иначе. А чем не источник дохода? Весь тихоокеанский военно-морской флот Никарагуа состоял из двух кораблей. Один, списанный советский малый противолодочный корабль, второй - слегка переделанный сейнер. Вот они и занимались охраной морской государственной границы. Какой источник дохода? А такой! Конфискация контрабанды! Вообще-то по международному праву, судно, с грузом контрабанды, должно быть арестовано. Но здесь такой необходимости не было. Наоборот! Зачем арестовывать корабль, если через месяц он опять привезет, например, водку! Пусть везет. Водка была "Смирнофф", вполне приличного качества, о которой слышали все, но никто не пробовал. Местное алкогольное пойло, ром, было вполне употребимо, но похмелье от него - хуже некуда. А тут водка родная, да в плоской бутылке, да с русской фамилией! На базе, сразу выстроилась очередь желающих поработать в призовой команде таможенных служб. А команда призовая нужна была, потому, что не все капитаны добровольно выкладывали свой груз на досмотр, иногда отстреливались вполне умело, хотя и не профессионально. Вот тут то и появились наши ребята в черных комбезах без знаков различия. По неофициальной договоренности, часть приза, сиречь, захваченной контрабанды, оседала на складах базы в расходуемом фонде потребления, к всеобщей радости. Оружие шло на вооружение местных бригад Фронта Сандино, а нелегальные иммигранты отпускались под честное слово, что больше никогда не будут нарушать морские границы Республики Никарагуа. Спокойная необременительная работа. После того, как прошел слух, что призовая команда церемониться с нарушителями не собирается, что на любое сопротивление отвечает шквалом огня, пленных не берет, а особенно строптивых контрабандистов, просто топит, взаимоотношения стали просто полюбовными. Идет шхуна без национальной принадлежности, пограничник дает команду лечь в дрейф. Судно останавливается, тут же к нему швартуемся, и начинается перегрузка груза без лишних разговоров, но под прицелами крупнокалиберных пулеметов. Все общение ограничивалось просто приветствием. Конечно, груз изымался не полностью - жить то всем надо, зато, без конфликтов и жертв. Если же, после первого предупреждения корабль-нарушитель не останавливался, сразу следовала очередь по надстройкам судна, и тогда, после остановки, груз извлекался уже полностью, выметался, как веником, а с капитаном проводилась разъяснительная беседа о том, что границы надо уважать. Как правило, безобидная и бескровная, если у него хватало ума умерить свой горячий латиноамериканский нрав. Вот такое вот пиратство на государственной основе. Впрочем, этим местам к пиратству не привыкать, и многие настоящие пираты приходили на государственную службу, ничуть не изменив ни образа действия, ни образа жизни. К тому же, эти ребята, которые таскали контрабанду, тоже не были ангелами, и часто, бронежилеты оказывались не лишними. Но это все цветочки, по сравнению с теми ягодками, которые начались, после приказа об активизации действий в тылу врага. А какой там тыл, если линии фронта нет? Значит, на территории сопредельного, суверенного Гондураса, где, в большинстве своем и находились места базирования "контрас". К этому времени, у меня уже была своя группа и три звездочки на погонах, дававшее мне право неофициально именоваться "старшой", и длинный список рейдов по местным лесам и горам. Команда подобралась - лучше не придумаешь! Вовка Коваль, белокурый ленивый увалень, со спокойным взглядом пронзительных синих глаз. Он никогда не сдвигался с места на два сантиметра, если достаточно было на один. Единственное место, куда его не надо было тащить силой, так это в столовую. Очень спокойный, флегматичный, он вызывал впечатление безобидного, неторопливого обывателя, распределяющего все свое время между кухней и телевизором. На базе. Стоило только выйти за ее территорию, как он преображался до неузнаваемости. От шаркающей походки не оставалось и следа. Весь собранный, настороженный, сжатый, как стальная пружина, готовая распрямиться, как только исчезнет стопор. Он даже не шел, он скользил по джунглям с таким изяществом, что королевы подиумов распустили бы слюни до земли. Телом своим Коваль ВЛАДЕЛ! Да так блестяще, что дух захватывало. В спаррингах, с ним не рисковали связываться инструкторы-рукопашники, даже втроем против одного. Коваль плавно перетекал с места на место, неуловимо для глаза меняя позицию, даже не прикасаясь к партнерам, заставлял их сталкиваться друг с другом, появляясь сразу в нескольких местах и вдруг, исчезая совсем или превращаясь в стремительную размытую, полупрозрачную фигуру. Научить этому остальных, сколько раз он не пытался - ничего не получалось. Как можно научить ездить на велосипеде? Садись в седло и крути педали! Равновесие соблюдай! Соблюдай! Легко сказать! Как его соблюдать, если ты и знать не знаешь, что такое равновесие? Так и Коваль. Пользоваться научился сам, а других научить не смог. Сколько матерых специалистов рукопашного боя пытались изучать его технику! Все без толку. Так же профессионально владел он и холодным оружием. Стандартную задачу "Снятие часового" он проводил филигранно. Ни звука, ни шороха, ни дыхания - ничего слышно не было. Он появлялся из небытия, отправлял туда же часового, потом исчезал сам. Ваня Яцковский, нескладный, худой, казалось, плохо координированный, как большинство высоких людей, не выделялся из общей массы, пока к нему в руки не попадал, например, автомат. Или винторез, или гранатомет. Или, что-нибудь, что могло стрелять, хотя, мне иногда казалось, что выстрелить он сумеет даже из швабры. Я умею пользоваться огнестрельным оружием, много и с удовольствием стрелял. В детстве, когда бабушка хотела немного передохнуть от моих шумных игр, она давала мне тридцать копеек, на десять выстрелов из пневматической винтовки, и на целый час от меня можно было гарантированно избавиться. Я отправлялся в ближайший тир, благо, в те времена их было много в городе, и наслаждался стрельбой, становясь на специальную подставку, что бы из-за стола торчала хотя бы голова. С АК-47 я дружил, он никогда не подводил меня, а я, отвечал ему взаимностью, аккуратно ухаживая за ним. На дистанции ста метров сбить ростовую мишень "от бедра"? Легко! Хоть очередью, хоть одиночными. На зачетах по стрельбе из самого кошмарного оружия существующего на земле - пистолета Макарова, я выбивал тридцать зачетных из тридцати, хотя злословы утверждали, что "Макаровым" не пользуются даже самоубийцы - боятся промахнуться, но то, что вытворял с оружием Яцковский, не шло ни в какое сравнение. Я сам видел, как он, на расстоянии более километра, при дожде и сильном боковом ветре, с одного выстрела, снял чужого снайпера, выстрелив, почти навскидку. Вася Мардас, целиком состоящий из переплетения мышц, прекрасный альпинист и сапер - взрывник. Любимое занятие у него было изготовить бомбу из подручных, порой, совершенно неожиданных материалов. Будучи прекрасным химиком, он мог добиться детонации от растительного масла, разбавленного местным ромом, с какими-то, только ему известными добавками. Ну а уж термитных и напалмовых смесей в его арсенале было столько, что он и сам вряд ли мог посчитать. Ну и наконец, Николай Маклецов, высокий, крепкий, неутомимый, как сыромятный ремень, он выполнял обязанности радиста - пулеметчика. Такое сочетание не очень характерно для бойца, потому что рация - вещь нелегкая, а в купе с пулеметом и боекомплектом к нему - вообще неподъемная, но Николай управлялся с ними так, словно и не было лишней тяжести.