Опасность, которой подвергался император, живя в беззащитном миланском дворце, побудила его искать убежища в одной из неприступных итальянских крепостей, где он мог бы жить спокойно даже в том случае, если бы окрестная страна была затоплена потоком варваров. На берегу Адриатического моря, в десяти или двенадцати милях от самого южного из семи устьев реки По, фессалийцами была в древности основана колония Равенна, которую они впоследствии уступили жителям Умбрии. Август, заметив, какие выгоды представляет эта местность, приказал выстроить, на расстоянии трех миль от старого города, обширную гавань, в которой могли помещаться двести пятьдесят военных судов. Это заведение, заключавшее в себе арсеналы и склады, бараки для войск и дома для рабочих, получило свое начало и свое название от того, что служило постоянной стоянкой для римского флота; промежуточное пространство покрылось домами и жителями, и три обширных и многолюдных равеннских квартала мало-помалу образовали один из самых важных городов Италии. По вырытому при Августе главному каналу воды реки По протекали широким потоком посреди города до входа в гавань; те же воды наполняли глубокие рвы, которыми были обнесены городские стены; они распределялись при помощи множества небольших каналов, по всем частям города, разделяя их на небольшие острова, между которыми не было другого способа сообщений, кроме лодок и мостов; дома Равенны были построены на деревянных сваях, и по своему внешнему виду город, должно быть, имел сходство с теперешней Венецией.

Окрестная местность состояла, на протяжении многих миль, из глубоких и непроходимых болот, а искусственное шоссе, соединявшее Равенну с континентом, было нетрудно защитить от неприятельской армии или разрушить при ее приближении. Впрочем, между этими болотами были местами разбросаны виноградники, и даже после того, как почва была истощена четырьмя или пятью уборками винограда, город был более обильно снабжен вином, чем пресной водой. Воздух вместо того, чтобы быть пропитанным вредными и заразительными испарениями низменной и болотистой местности, был такой же чистый и здоровый, как в окрестностях Александрии, а это странное преимущество приписывалось регулярным приливам и отливам Адриатического моря, которые промывали каналы, не позволяли воде портиться от застоя и каждый день приносили в самую середину Равенны суда из соседних стран. Вследствие постепенного удаления моря от берегов нынешняя Равенна находится на расстоянии четырех миль от Адриатики, и еще в пятом или шестом столетии христианской эры гавань Августа превратилась в красивый фруктовый сад, а то место, где прежде становился на якорь римский флот, было покрыто уединенной сосновой рощей. Даже эта перемена привела к тому, что крепость сделалась еще более неприступной, так как мелководье служило достаточной охраной от больших неприятельских кораблей. Искусство и труд усовершенствовали естественные выгоды такого положения, и девятнадцатилетний западный император, заботившийся только о своей личной безопасности, навсегда укрылся за стенами и болотами Равенны. Примеру Гонория последовали его слабые преемники – готские цари и экзархи, впоследствии занимавшие трон и дворец императоров, и до половины восьмого столетия Равенна считалась центром правительственной власти и столицей Италии.

Опасения Гонория не были лишены основания, а принятые им предосторожности не были бесполезны. В то время как Италия радовалась своему избавлению от готов, поднялась страшная буря между германскими народами, подчинившимися непреодолимому напору, который, по-видимому, достиг до них мало-помалу, начавшись с восточной оконечности Азиатского континента. Китайские летописи, с содержанием которых нас познакомили трудолюбивые ученые нашего времени, раскрывают нам тайные и отдаленные причины падения Римской империи. Обширная территория, лежащая к северу от великой стены, подпала, после бегства гуннов, под власть победоносных сиемпиев; они по временам распадались на самостоятельные племена, а по временам соединялись под управлением одного верховного вождя, пока наконец не приобрели более прочного устройства и более страшного могущества, усвоив себе название Топа, или властелинов мира. Эти Топа скоро заставили пастушеские народы восточной степи преклониться перед превосходством их военных сил; они вторглись в Китай в эпоху его слабости и внутренних раздоров, и в конце концов эти счастливые татары, усвоив себе законы и нравы побежденного ими народа, основали императорскую династию, царствовавшую над северными провинциями монархии в течение более ста шестидесяти лет. За несколько поколений до их вступления на китайский престол, один из принцев Топа принял на службу в свою кавалерию раба по имени Моко, который прославился своей храбростью, но из страха какого-то наказания покинул свое знамя и отправился бродить по степи во главе сотни последователей. Эта кучка хищников и изгнанников разрослась до того, что образовала сначала лагерь, потом племя и, наконец, многочисленный народ, принявший название геугов, а его наследственные вожди, составлявшие потомство раба Моко, заняли место в ряду скифских монархов. Самый знаменитый между его преемниками Тулун прошел в своей юности школу несчастья, которая есть школа героев. Он мужественно боролся с невзгодами, свергнул иго надменных Топа и сделался законодателем своей нации и завоевателем Татарии. Его войска были разделены на отряды в сто и в тысячу человек; трусов побивали каменьями; храбрость награждалась самыми блестящими почестями, а Тулун, будучи достаточно сведущим человеком, чтобы презирать ученость Китая, заимствовал от него только те искусства и учреждения, которые были согласны с военным духом его собственного управления. Свои палатки он переносил в зимнее время на юг, а летом раскидывал на плодоносных берегах Селенги. Его завоевания простирались от Кореи далеко за реку Иртыш. Он победил живших на севере от Каспийского моря гуннов, а принятый им новый титул Хана, или Кагана, был выражением славы и могущества, доставленных ему этой достопамятной победой.

Нить событий прерывается или, верней, скрывается от наших глаз, в то время как она проходит между Волгой и Вислой по покрытому мраком пространству, отделявшему крайние пределы китайской географии от географии римской.

Тем не менее знакомство с нравами варваров и с тем, как совершались прежние переселения, дает нам право полагать, что гунны, теснимые геугами, постарались избежать неприятного соседства с победителями. Страны, прилегающие к Эвксинскому морю, уже были заняты родственными им племенами, и их торопливое бегство, скоро превратившееся в отважное нападение, естественно должно было направиться к богатой и плоской равнине, по которой тихо течет Висла до своего впадения в Балтийское море. Нашествие гуннов снова встревожило и взволновало Север, а отступавшие перед ними племена неизбежно должны были обрушиться всею своею тяжестью на границы Германии. Жители тех стран, которые, по мнению древних, были населены свевами, вандалами и бургундами, или решились уступить спасавшимся бегством сарматам свои леса и болота, или, по меньшей мере, постарались избавиться от излишка своего населения, направив его на римские провинции. Почти через четыре года после того, как победоносный Тулун принял титул Хана геугов, другой варвар – надменный Радагаст, или Радагайс, двинулся с северных оконечностей Германии, дошел почти до самых ворот Рима и, умирая, предоставил остаткам своей армии довершить разрушение Западной империи. Вандалы, свевы и бургунды составляли главную силу этой страшной армии, но аланы, нашедшие гостеприимный прием в своих новых местах жительства, присоединили свою ловкую кавалерию к тяжелой пехоте германцев, а готские искатели приключений стали стекаться в таком числе под знамена Радагайса, что некоторые историки называли его царем готов. Двенадцать тысяч воинов, отличавшихся знатностью своего рождения или своими воинскими подвигами, блестели в его авангарде, а все сборище, заключавшее в себе не менее двухсот тысяч людей, носивших оружие, вероятно, доходило до четырехсот тысяч человек, так как к нему присоединились женщины, дети и рабы. Это громадное переселение началось от тех самых берегов Балтийского моря, откуда мириады кимвров и тевтонов устремились на Рим и на Италию в блестящие времена республики. После удаления этих варваров их родина, сохранившая на себе следы их величия, – длинные окопы и гигантские молы – оставалась в течение нескольких веков обширной и мрачной пустыней, пока там снова не размножился человеческий род естественным путем рождений и пока оставленное вакантным место не было наполнено приливом новых пришельцев. Народы, которые в наше время захватили бы такие земельные пространства, которых они не в состоянии обрабатывать, скоро нашли бы себе помощь в трудолюбивой бедности своих соседей, если бы европейские правительства не оберегали прав верховной власти и прав частной собственности.