Когда сознание немного прояснилось, я понял, что лежу на мелководье полностью раздетый. Иногда вода касалась моей щеки, наверное, ее прохлада и привела меня в чувство. Потом я увидел, что подо мной распласталась Маша. Я лежал прямо на ней, а она не шевелилась, хотя вода заливалась ей в рот. Я не сразу сообразил, что она была мертвая. Потом появился Макс. Он заорал, что я сумасшедший, что я изнасиловал и убил ее. Я ничего не мог вспомнить. Кажется, я закричал, а потом потерял сознание.

Очнулся я в больнице, не зная, привиделась мне смерть Маши или нет. Мне что‑то говорили, но я не отвечал, а потом ко мне пришел Макс. Он сказал, что все устроил в лучшем виде. Маша случайно утонула, а меня это настолько потрясло, что я пережил нервный кризис. Он обещал, что никто никогда не узнает, что я изнасиловал и убил Машу. У родителей достаточно связей, и даже если какие‑то следы насилия на ее теле и обнаружатся, милиция закроет на это глаза. На всякий случай Макс посоветовал мне и дальше изображать тронувшего на почве нервного потрясения – мол, с психа и взятки гладки.

Тогда мне не требовалось что‑то специально изображать. Внешний мир почти перестал для меня существовать. Днем и ночью я пытался восстановить последовательность событий, понять, как и почему я убил Машу. Я терзал себя воспоминаниями почти два года, к сожалению, безрезультатно.

Тогда я решил покончить с собой. Осталось только придумать, как это сделать – чтобы получилось с первой попытки. В ту ночь мне приснилась Маша. Она улыбалась и ничуть не сердилась на меня. Маша сказала, что ее убил Макс, а вину свалил на меня. Я знал, что брат ревнует ко мне и в глубине души меня ненавидит, но не ожидал, что он способен на такую подлость. Прежде, чем исчезнуть, Маша велела мне остерегаться Максима.

– Если ты станешь таким, как был, Макс уничтожит тебя. Он не позволит тебе взять верх над собой, сказала она.

Я думал над ее словами несколько месяцев, а потом понял, что Маша была права. Макс мог испытывать снисходительное сострадание к брату‑идиоту, но соперника рядом с собой он бы не потерпел. Именно тогда я и решил разыграть задержку развития.

Для начала мне нужно было выбраться из психушки. Я начал вести себя более адекватно – и меня выписали. Я провел всех – врачей, родителей, брата. Застенчивый мальчик с травмированной психикой, испытывающий страх перед женщинами – этот образ вполне удовлетворял Максима. На фоне недоумка‑брата он выглядел еще более блистательным. Примерно так же уродство английского бульдога подчеркивает очарование его молодой красивой хозяйки.

– Ты так и не вспомнил, что произошлос Машей?

– Нет, но я начал склоняться к версии, что в ее смерти действительно виновен Макс. Где он был, когда я ее, якобы, насиловал и убивал? Спрашивать об этом брата не имело смысла – правду бы он не ответил. Именно Макс убедил нас принять наркотик, именно он подсунул нам непристойные картинки. Даже если это я убил Машу, косвенным виновником ее смерти является он.

Даже сейчас воспоминания о Маше сводят меня с ума. Иногда я полностью я теряю контроль над собой. Именно это и произошло, когда я выпрыгнул в окно. Макс уничтожил меня, превратил мою жизнь в ад. Я поклялся, что когда‑либо он за это ответит. Возможно, ты считаешь меня чудовищем, но мне жаль, если кто‑то другой, а не я скормил брата пираньям.

– Я не считаю тебя чудовищем и не собираюсь рассуждать на тему, что судить и карать должен бог или суд присяжных. Все это глупости. Возможно, на твоем месте я действовала бы точно так же. Не мучай себя из‑за этой истории. Даже если Маша погибла из‑за тебя, вина твоя была минимальной – ребенок под действием наркотика не отдавал отчета в своих поступках, и вину эту ты давно искупил. Послушайся моего совета – забудь о прошлом и начни жить сначала.

Антон горько усмехнулся.

– Если бы я мог. Думаешь, воспоминания так просто стереть? К сожалению, я не компьютер, где нажмешь кнопку "Delet" – и все.

– Ладно, – подытожила я. – На эту тему мы поговорим после. Сейчас есть более насущная проблема – человек, спровоцировавший у тебя приступ безумия, все еще на свободе. Макс, Турбина, Бублик и Надин убиты. Не исключено, что прикончил их тот же самый тип, хотя Надин могла убрать чеченская мафия, потерявшая из‑за нее свои деньги. Даже если предположить, что ты псих с раздвоением личности, убивший Макса и Турбину, и ничего об этом не помнящий, Бубликова ты застрелить не мог, как и подсунуть мне кассету с компроматом на самого себя. В это время ты находился в больнице. Подумай, кто заинтересован в том, чтобы уничтожить тебя и Макса?

– Не знаю. Сам по себе я никому особо не мешал – разве что в качестве наследника брата. Если деньги исчезли, в убийстве может быть замешан кто‑то из деловых партнеров или сотрудников фирмы. С другой стороны, врагов у Макса было более чем достаточно – одних мужей, ставших рогоносцами по его вине, наберется не один десяток.

– Плохо дело, – вздохнула я. – При таком количестве подозреваемых гадать можно до бесконечности, а убийца тем временем готовится нанести очередной удар. Думаю, тебе необходима защита милиции.

– Смеешься? Ты веришь, что наша милиция способна хоть кого‑то защитить?

– Можешь предложить другие варианты? Чтобы изменить внешность и скрыться, требуются деньги, а у тебя их нет. Можно, конечно, забиться в какую‑либо щель и отсиживаться там, пока убийцу не поймают, но его ведь могут и не поймать.

– Деньги… – задумчиво произнес Антон. – Говоришь, чтобы скрыться, нужны деньги. Черт, а ведь, кажется, они у меня есть!

– Кажется или есть? – уточнила я.

– Макс отложил кое‑что на черный день. На всякий случай он сделал "заначку" наличными. Думаю, там должно быть не меньше миллиона долларов.

– Там – это где?

– Он купил дом в глухой деревушке километрах в трехстах от Москвы. Макс полагал, что никто об этом не знает, но я незаметно следил за каждым его шагом. В подвале дома он оборудовал тайник. Деньги должны быть спрятаны там.

– Ты уверен?

– Почти. Я не пытался отыскать тайник, хотя и представляю, где он находится. Заначка брата меня не интересовала – я собирался получить все. Если Макс действительно погиб, деньги должны лежать в тайнике. Их вполне достаточно для того, чтобы исчезнуть. Мы уедем вместе. Тебе тоже угрожает опасность.

– Вообще‑то в мои планы не входило исчезать. Я в эту историю оказалась замешана совершенно случайно. Опасность угрожает в первую очередь тебе, а не мне.

– Ты на машине?

– Да. А что?

– Мы отправимся туда прямо сейчас. Найдем деньги, а потом уже ты решишь, что будешь делать дальше.

– Ты хорошо себя чувствуешь?

– Для человека, спасающего свою жизнь, вполне.

– Вряд ли тебе позволят уйти. Твою одежду забрали? Наверняка, она же была вся в крови.

– Утром приезжала тетя Клава. Она привезла мне брюки и рубашку. Они лежат в шкафу.

– Я думала, в больницах отбирают одежду, – удивилась я.

– У обычных пациентов да. К счастью, я отношусь к другой категории. Знаешь поговорку: кто платит, тот и заказывает музыку.

Я помогла Антону одеться – рукава рубашки с трудом налезли на повязки. Потом мы вышли в коридор. Вопреки моим опасениям, никто нас не остановил, все были слишком заняты, чтобы обращать на нас внимание. Пару минут спустя мы уже сидели в машине.

– Доедешь до кольцевой, свернешь налево и выедешь на Варшавское шоссе. Я буду указывать дорогу, – сказал Антон.

* * *

– Я все время хотела спросить: почему у вас не было охраны?

– Макс почти не бывал в Нижних Бодунах. У нас работали посменно два охранника, но неделю назад брат уволил их, придравшись к тому, что во время дежурства они выпили пару банок пива. Тогда же он начал устанавливать новую систему безопасности, в частности менял камеры слежения. В ночь его смерти работы еще не были закончены, и камеры ничего не записали – они не были подключены.