Фрэнк тоже выругался, правда по‑английски.

– Ты что, спятила! Угробить нас решила?

– Это ты виноват! – раздражённо сказала я. – Если хочешь, чтобы мы хоть куда‑то доехали, то лучше не отвлекай меня своими идиотскими вопросами и не тычь пистолетом мне в затылок.

– Ладно, – согласился Фрэнк, откидываясь на заднее сиденье. – У нас ещё будет время поговорить.

Пристально вглядываясь в дорогу, я вела машину почти с черепашьей скоростью, стараясь выглядеть как можно более испуганной. Это было не трудно.

С одной стороны, езда без очков по горному серпантину меня действительно здорово нервировала, а с другой стороны, ещё больше меня пугала мысль о том, что я собираюсь сделать. Ни разу в жизни я не выпрыгивала из движущегося автомобиля, хотя теоретически представляла, как это делается.

Правильно группироваться при падении и смягчать удар серией кувырков я научилась ещё давно, но тогда я кувыркалась на мягких татами спортзала, и у меня не возникало ни малейшего желания когда‑либо проделывать то же самое на жёсткой каменистой земле. Кроме того, у меня не было возможности подготовиться к прыжку.

Фрэнк был слишком опытен, и по выражению моего лица, отражение которого он видел в зеркальце заднего обзора, он вполне мог догадаться, что я что‑то замышляю, и соответственно отреагировать.

О том, что у него и так будет время меня пристрелить, я старалась не думать. Я надеялась, что смогу распахнуть дверцу и вывалиться из неё достаточно быстро, а там – будь что будет.

Машина приближалась к очередному крутому повороту.

– Смотри, там внизу что‑то горит, – указывая в пропасть, воскликнула я.

Фрэнк автоматически повернул голову, и в этот момент я резким движением распахнула дверцу и вывалилась на шоссе.

Больно ударившись боком о землю, я, кувыркнулась несколько раз и, натолкнувшись на скалу, наконец, остановилась.

"Лендровера" на дороге уже не было.

Снизу доносились гулкие скрежещущие удары, сопровождающиеся звуком катящихся камней. Затем наступила тишина.

Я пошевелила головой, потом руками и ногами. Кажется, ничего не сломано. Если бы не боль от ушибов и кровоточащие ссадины, всё было бы просто отлично.

Я поднялась на ноги и, слегка покачиваясь, подошла к обрыву. Координация движений ещё полностью не восстановилась, и я, опасаясь свалиться вниз, легла на живот у самого края и осторожно свесила голову.

"Лендровер" весело пылал, посылая вверх столб чёрного дыма.

"Бедняга Даунфолл", подумала я. "От меня у него одни только неприятности. Правда, теперь они закончились навсегда."

Я загрустила, задумавшись о том, действительно ли Фрэнк хотел меня застрелить, и можно ли было считать убийство американца действиями в пределах допустимой самообороны. Здравый смысл подсказывал, что да, но совесть моя была явно нечиста.

Сорвав росший у дороги невзрачный жёлтый цветочек, я поцеловала его и бросила вниз, к останкам догорающего "лендровера".

– Прощай, Фрэнк Даунфолл, чёртов американский Джеймс Бонд, – торжественно произнесла я по‑английски. – ЦРУ и народ Соединённых Штатов будут скорбеть о тебе. Ты пал смертью храбрых в неравной борьбе с русской разведкой.

Снизу донёсся столь непечатный английский текст, что я даже не сразу смогла вникнуть в его смысл, а вникнув, покраснела.

– Фрэнк?

Я подползла ещё ближе к краю и, вытянув шею, стала вглядываться в бурые контуры скал.

– Так ты жив!

Даунфолл ответил мне ещё одной, столь же непечатной фразой.

– Ну, ты даёшь! – восхитилась я. – Настоящий агент 007. Как ты ухитрился проделать такой трюк?

Под совершенно отвесной стеной метрах в шести подо мной росло небольшое скрюченное дерево. Доблестный агент ЦРУ висел, вцепившись в него руками, а его ноги лихорадочно ёрзали по скале, отыскивая опору. В конце концов он ухитрился втиснуть носки ботинок в какие‑то незаметные расщелины, и, задрав голову, уставился на меня.

Пистолета у Фрэнка не было. Это меня обрадовало, но ещё больше меня обрадовал тот факт, что у американца явно не было никаких шансов выбраться из пропасти без посторонней помощи. К тому же, раз он жив, значит я не убийца. Угрызения совести, равно как и сочувствие к Даунфоллу замолкли. Теперь, как он и хотел, мы вполне могли поговорить.

– Эй, Фрэнки! – радостно помахала рукой я. – Как ты там? Ловишь кайф?

Если бы взгляды могли убивать, меня наверняка уже бы не было в живых.

– Вытащи меня отсюда! – скрипнул зубами он.

– Размечтался! – ухмыльнулась я. – Давай сначала поговорим.

– Иди к чёрту!

– Не будь таким грубым, Фрэнки! Это тебе не идёт! Между прочим, у меня тут под рукой полно крупных тяжёлых камней. Мы ведь вполне можем поиграть в кегельбан, только кеглей придётся быть тебе, так что советую впредь обращаться со мной повежливее.

Американец снова выругался.

Я вздохнула.

– Всё‑таки у тебя мерзкий характер. Интересно, у вас в ЦРУ все такие?

– Ты лучше на своих кагэбэшников посмотри! – огрызнулся Даунфолл.

– Да ладно, не заводись, – примирительно сказала я. – Кагэбэшники мне тоже не нравятся. Так с чего это ты вдруг решил, что я работаю на спецслужбы или на русскую мафию?

– Из‑за твоего мужа, – объяснил Фрэнк.

–  Бывшегомужа, – поправила я. – К твоему сведению, я не имею никакого отношения ни к русской разведке, ни к русской мафии, ни к этому чёртову "Золоту Атауальпы".

– Так я тебе и поверил. Ты знаешь Марселя Джианозо, знаешь, что я из ЦРУ, знаешь о "Золоте Атауальпы". Если учесть, что русская мафия захватила значительную часть наркобизнеса в Центральной Америке и жаждет прибрать к рукам южноамериканский кокаин, вполне логично предположить, что ты работаешь или на неё, или на русскую разведку.

– Ты заблуждаешься, – вздохнула я, – но, похоже, мне не удастся тебя переубедить. Цээрушники, впрочем, как и кагэбэшники всегда отличались завидным упрямством и параноидальной подозрительностью. Даже в дворняжке, справляющей нужду у правительственного здания, они готовы увидеть врага народа. Именно за это они и получают зарплату. – Мы рискуем жизнью ради благоденствия нашей страны, – разозлился Фрэнк. – Именно благодаря нам миллионы американцев могут спать спокойно.

– Только не надо пропаганды, – махнула рукой я. – Её я вдосталь наслушалась в советское время. Если ты такой патриот, чего ради ты связался с Висенте Уртадо де ла Вера?

От неожиданности ноги Даунфолла соскользнули со скалы, и он снова нелепо задёргался, отыскивая опору.

– Откуда ты знаешь? – нервно спросил он, восстановив равновесие.

– Об этом все знают, – пожала плечами я. – Надо быть осторожнее.

– Чёрт, – простонал американец. – Это всё неправда!

– Неправда, так неправда, – не стала спорить я. – Честно говоря, мне глубоко плевать и на тебя, и на Винсенте Уртадо де ла Вера, и на "Золото Атауальпы", и на всё ваше ЦРУ. Кстати, если бы я работала на мафию или разведку, то прикончила бы тебя сейчас без малейших угрызений совести, чтобы ты, наконец, перестал меня доставать, и всё это выглядело бы, как типичный несчастный случай. Всё, чего я хочу, это чтобы ты раз и навсегда оставил меня в покое, иначе в следующий раз я за себя не ручаюсь. Прощай.

– Эй, ты что, уходишь? – заволновался Фрэнк. – А как же я?

– Если хочешь, можешь пойти вместе со мной, – пожала плечами я. – Неужели ты думаешь, что я смогу вытащить тебя оттуда без верёвок или тросса? Единственное, что я могу для тебя сделать – это сообщить в полицию, где ты находишься, и попросить их прислать бригаду спасателей.

– Только не говори полицейским, что я из ЦРУ, – взмолился Даунфолл. – Перуанцы и так не слишком жалуют американцев, а уж агентов ЦРУ они готовы живьём закопать в землю.

– Интересно, с чего бы это? – усмехнулась я.

Бросив на загрустившего Фрэнка прощальный взгляд, я, слегка прихрамывая, зашагала вниз, к крепости Ольянтайтамбо.