– Скорее всего, Морли подослал только одного индейца, – задумчиво произнёс колумбиец.

– А откуда тогда взялся второй?

– Понятия не имею, – пожал плечами колумбиец.

– Но если Марсель так тщательно всё организовал и даже подослал индейца со скорпионом на левом ухе, значит ему не было смысла нас убивать, по крайней мере сейчас. Или он специально взорвал самолёт, когда нас там не было, чтобы мы остались на плато вместе с индейцем?

– Вряд ли, – покачал головой Луис. – Скорее всего, бомба, заложенная в самолёте, была с часовым механизмом. Да и вообще, взрывать самолёт как‑то не в духе Марселя. Он бизнесмен и торговец древностями, но не убийца.

– Но кто же тогда подложил бомбу?

– Это ведь ты у нас великий детектив, – усмехнулся Луис. – Вот ты и догадайся.

– Не дразнись, – обиделась я. – Если бы я знала столько, сколько ты, о том, что происходит, может, я и догадалась бы. Но всё‑таки, если Морли послал на хвост обезьяны только одного индейца, то кто же тогда второй? У него ведь тоже на ухе нарисован скорпион. Это не может быть простым совпадением! На лимской барахолке было полно индейцев, но, насколько я помню, у них на ушах вообще не было никаких рисунков.

– Хороший вопрос, – согласился колумбиец.

– Кто же из них человек Марселя? – спросила я. – Уайна Инти или Маута Иньяка?

– Вероятно, тот, кто отведёт Аделу в центр земли к золоту Атауальпы, – пожал плечами Луис.

– Ты что, издеваешься?

– Если и издеваюсь, то совсем чуть‑чуть, – подмигнул мне колумбиец. – Ничего не могу с собой поделать!

Я возмущённо посмотрела на него.

– Похоже, Адела с Бобчиком решили устроить привал, – сказал Луис. – Не думаю, что стоит пересказывать им содержание нашего разговора. Бобчик и без того на грани нервного срыва. Только и мечтает о том, чтобы сесть в самолёт и побыстрее вернуться в Москву.

– А ведь ты этого не хочешь, – инквизиторски посмотрела я на колумбийца.

– Я этого не говорил.

– Именно поэтому я не выношу полицейских, – возмущённо воскликнула я. – Тебе наплевать на то, что нас всех собираются прикончить. Единственное, что тебя интересует – это выполнить своё дурацкое задание и получить за это от начальства большую оловянную медаль.

– Я тоже тебя люблю, – усмехнулся Луис.

– Вы что, поругались? – с любопытством спросила Адела.

– Нет, с чего ты взяла? – ответила я.

– Просто вы дуетесь друг на друга, почти как мы с Бобчиком.

– Я не дуюсь, – сказал Луис. – Это она дуется.

– Ага! – торжествующе воскликнула Адела. – А ты ещё читала мне лекции о том, как вести себя в семейной жизни.

– У нас нет семейной жизни, – проворчала я. – И, к счастью, не будет!

– Только, пожалуйста, не ссорьтесь, – взмолился Бобчик. – У нас и без того достаточно проблем!

Уайна Инти развязал горловину небольшого мешка, который он позаимствовал у индейцев, и вынул оттуда тыквенную флягу с водой и странные, почти чёрные, сморщенные, как шагреневая кожа, кусочки непонятного происхождения.

– Берите! – пригласил он, отправляя несколько кусочков себе в рот.

Адела наклонилась и опасливо понюхала пищу.

– Что это? – подозрительно спросила она.

– Чёрное чуньои чаркииз куя, – охотно объяснил Уайна.

– Понятно, – кивнула Адела. – Так всё‑таки что это такое?

–  Чуньо, – это предварительно замороженная, а потом высушенная картошка, – сказал Маута Иньяка. – Чуньобывает чёрное и белое. Чарки– это высушенное на солнце мясо, а куй– это индейский кролик, так что чаркииз куя– это сушёное мясо индейского кролика.

– О чём они говорят? – поинтересовался не знающий испанского Бобчик.

– Наши краснокожие друзья объяснили, что мы будем есть сухой промороженный картофель и вяленое мясо индейского кролика, – ответила я.

– Ну, кролик с чипсами – это ещё ничего, – вздохнул Бобчик. – Могло быть и хуже.

– Ой, извини, я перевела дословно, – спохватилась я. – Это не совсем кролик. То есть, это совсем не кролик. Индейским кроликом испанцы называют морскую свинку.

Бобчик уже успевший положить в рот кусочек куя, поперхнулся и с отвращением выплюнул мясо.

– Морская свинка? – с ужасом спросил он. – Вы что, собираетесь есть морскую свинку?

– А что в этом особенного? – удивилась Адела. – На Бали даже змей едят.

– Подумаешь, морская свинка! – подхватила я. – Вот в Крыму с голодухи сусликов лопают. А в Соединённых Штатах есть ресторан, где тебе за полторы сотни баксов предложат блюдо из дождевых червей, тортилью с долгоносиками, жареных мух или варёных термитов в кислом соусе. Так что жуй своего куяи не привередничай.

"Новый русский" страдальчески сморщился.

– Ну, ты слабак! – фыркнула Адела. – Совсем тебя папочка разбаловал. Надо же, морской свинки испугался!

– Между прочим, вкусно, – с аппетитом причмокнула я. – Закрой глаза, представь, что это кролик с чипсами – и вперёд!

– Кролик, – вяло пробормотал Бобчик, с отвращением погружая пальцы в сморщенные чёрные кусочки. – Это кролик, только кролик и ничего, кроме кролика…

– А ещё чипсы, только чипсы и ничего, кроме чипсов, – усмехнулась Адела.

За нашими спинами багровый шар заходящего солнца зацепился за чёрные пики голых, причудливо изрезанных эрозией вулканических гор.

Мы с Луисом шли молча на некотором расстоянии друг от друга. Я продолжала дуться, он, похоже, о чём‑то задумался, и не предпринимал попыток примирения. Адела и Бобчик тоже устали. Тишину унылых бурых предгорий нарушал лишь хруст гравия под нашими ногами.

Наконец, солнце исчезло за горизонтом, и, как обычно бывает в тропиках, сумерки стремительно сгустились, и окутали нас, как чернильное облако осьминога. Температура воздуха заметно опустилась.

Уайна Инти остановился.

– Мы заночуем здесь, – сказал он.

Сняв с плеч пончо, он протянул его замёрзшей Аделе. Маута Иньяка, тоже решивший сделать благородный жест, отдал своё пончо мне.

Индейцы молча улеглись на землю.

– Да, это явно не "Шератон Лима Отель", – заметила Адела.

– Я тебя предупреждал, – сказал Бобчик.

– Не ссорьтесь, – сказала я. – Нам надо беречь силы.

Завернувшись в пончо, я растянулась на холодном щебне. Мелкие камешки неприятно впивались в кожу.

"Совсем, как в Сибири", – подумала я.

Там мне тоже иногда приходилось спать на земле, на куче валяющегося на полу вертолёта оборудования или в других, ещё менее удобных местах. Я знала, что в подобных случаях главным секретом хорошего сна было умение расслабить мускулы так, чтобы они начали мягко "обтекать" вонзающиеся в тело предметы, вместо того, чтобы сопротивляться их давлению.

Луис подошёл и лёг рядом со мной.

– Здесь по ночам холодно, – сказал он. – Хочешь, я тебя согрею?

– Знаю я тебя. Ты просто хочешь отхватить кусочек моего пончо, – проворчала я. – Ты, как всегда, меня используешь.

– Ну так "да" или "нет".

– Да, – со вздохом сказала я. – Но учти, я делаю это из чистого альтруизма.

Колумбиец обнял меня, и мне сразу же стало теплее.

– Не злись. Завтра утром я расскажу тебе всё, – прошептал он мне на ухо.

– Правда? – обрадовалась я. – Поклянись!

– Клянусь, – усмехнулся Луис. – А теперь спи.

– Спокойной ночи, – устало зевнула я.

– Где я? – сонно спросила Адела. – Что со мной?

– В Андийских Кордильерах, – раздражённо ответил уже проснувшийся Бобчик. – На долбанном плоскогорье Наска.

– Милый, закажи мне чашечку кофе, – не открывая глаз, попросила подруга. – Какое ещё плоскогорье?

– Наска, любимая, Наска, – язвительно проговорил Бобчик. – Долбанный космодром долбанных инопланетян. И кофе в меню сегодня не предусмотрен. Могу предложить тебе только чуньои сушёного куя.

Адела открыла глаза.

– Ой, – сказала она. – Действительно Наска. А мне снилось, что мы с тобой на Французской Ривьере, сняли "люкс" в отеле "Негреско". То‑то я удивлялась, что постель такая жёсткая. У меня всё тело затекло.