Симоне Мартини. Благовещение

В итальянской коллекции, которая может показаться скромной, если ее рассматривать с позиций полноты отражения всех эпох, но интересной, если искать в ней живописные работы высокого мастерства, выделяется один из редких для музеев экспонатов- картина «Распятие» Антонелло да Мессина (ок. 1430–1479), итальянского живописца эпохи Возрождения.

Антонелло был хорошо знаком с произведениями Петруса Кристуса, последователя Яна ван Эйка, и Гуго ван дер Гуса, охотно использовал в своем творчестве достижения техники масляной живописи фламандцев. «Распятие» датировано 1475 годом, временем пребывания Антонелло в Венеции. Фигуры распятых высоко подняты вверх и смотрятся на фоне неба. Глубокая тишина царит в природе, над которой как бы парит на кресте Христос. Голубой плащ Марии перекликается со спокойной ясной голубизной далекого моря, и кажется, будто ее горе умиротворяется самой природой. Мария сидит на земле, опустив глаза, восприняв свершившееся событие как должное предначертание свыше. Юный Иоанн благоговейно, с юношеским чистосердечием преклоняется перед спокойным мужеством погибшего. «Добрый» разбойник уже умер, а тело «злого» разбойника еще содрогается от конвульсий. Изогнутые стволы деревьев как бы следуют движению человеческих тел. Но, как ни странно, религиозное чувство явно отступает перед ощущением гармонии и красоты мира, которое снимает остроту трагического накала и наполняет душу покоем и восхищением. Гуманистическое приятие земной красоты и ее ценности властно заявляет о себе в этом одном из наиболее лирических творений Антонелло да Мессина.

Антонелло да Мессина. Распятие. 1475

В музее находится картина, чья ценность повышается от того, что в Бельгии это единственное полотно гениального венецианца Тициана (1487–1576). Оно создано в ранний период творчества Тициана и датируется 1503 годом. На нем изображены Якопо Пезаро, епископ острова Пафос, которого представляет святому Петру папа Александр VI Борджиа. Пезаро возглавлял папский флот в экспедиции против турок и одержал победу при Санта Маура, чем и объясняется наличие галер в море на фоне картины и шлема у его ног. Несмотря на влияние Джентиле Беллини и Джорджоне, в живописном выполнении видно пробуждение своеобразной красочной манеры, характерной для Тициана в будущем.

Среди произведений французской коллекции назовем лишь одно — драгоценное сокровище антверпенского музея «Мадонну с младенцем» Жана Фуке (ок. 1415 — ок. 1480). Ее совершенство поистине необъяснимо. Стоя перед нею — абсолютным чудом творчества, — испытываешь ошеломляющее чувство восторга. И, право же, кажется, что не рукой человека были созданы эти чувственные и вместе с тем такие мраморные, холодные, строго утонченные формы тела, — столько грации, скромности и вместе с тем царственной осанки и куртуазной изысканности в этом женском образе. В структуре образного воплощения ясно читается чисто французский рафинированный рационализм художественного мышления, правда, не освободившийся еще от власти спиритуалистического начала. Возможно, именно в этой двойственности кроется тайна странного очарования этой работы. Она возникает от пепельного тона всей живописной поверхности, от пепельно-белого инкарната мадонны и младенца, от неопределенности позы Марии, от присутствия красных и голубых ангелов. И в то же время обнаженная грудь мадонны, ее лицо, платье вызывают чисто земные ассоциации.

Картина была заказана как алтарный диптих Жану Фуке казначеем Карла VII Этьеном Шевалье для церкви в Лоше. Сам заказчик со святым патроном изображен на створке, ныне находящейся в музее Берлина. В облике мадонны современники узнали знаменитую Агнессу Сорель, фаворитку короля, прозванную в народе «белым лебедем» за исключительную белизну кожи. Предполагают, что Фуке воспользовался существовавшим портретом с нее и рассказами о ней фаворита Шевалье. Складень ранее украшал церковь ее родного города, где она была похоронена и где до сих пор можно видеть ее гробницу. Синий и красный цвет ангелов около трона предписан литургическим каноном; красный цвет означает любовь, синий чистоту.

Стоит напомнить еще о прелестном детском портрете Франциска II работы Франсуа Клуэ, фламандца по происхождению, работавшего при королевском дворе во Франции.

Но если пойти в залы старой нидерландской живописи, где находится знаменитая коллекция Эртборна, то можно увидеть одно из наиболее ранних свидетельств существования станковой живописи в XIV веке, так называемый алтарь «Распятие Хендрика ван Рейна», выполненный неизвестным мастером Северных Нидерландов. Надпись на картине свидетельствует, что алтарь был создан в 1363 году. Около распятого Христа стоят Мария, Иоанн и заказчик картины. В левом верхнем углу — солнце, в правом — луна, у подножия креста — череп и кости Адама. Иоанн дотрагивается рукой до головы Хендрика ван Рейна, прево и архидьякона церкви св. Иоанна в Утрехте, таким образом оказывая ему знак своего покровительства. Фигура его по обычаю уменьшена в сравнении с фигурами святых персонажей. Фон золотой, тела бесплотные и условно рисованные, словом, мы обнаруживаем здесь признаки так называемого «международного стиля», о котором уже неоднократно упоминалось.

Антверпенский музей располагает двумя подписными и датированными произведениями Яна ван Эйка. Одно из них «Св. Варвара» — представляет собой настоящее чудо искусства, изумительный по красоте и совершенству рисунок, выполненный по загрунтованной доске тончайшей кистью. Расписанная под камень рама имеет надпись на латинском языке: «IOHES DE EYCK ME FECIT 1437» (Иоанн ван Эйк меня сделал, 1437).

Мнения большинства ученых сходятся на том, что это не подготовительный рисунок, а законченное произведение, что великий художник решил продемонстрировать здесь свое совершенное знание рисунка.

Высокий поэтический строй картины-рисунка соткан из фантастического богатства тонких нежных линий, штрихов, мягких растушевок, теней, полутеней, то создающих форму, то тающих в воздушных прозрачных слоях. Сколько искусства, любви и красоты вдохнул мастер в эту умиротворенную сцену, где жизнь деятельная соседствует с возвышенным созерцанием и размышлением. Ради этой кроткой прелестной святой, во имя ее нравственного подвига совершают люди свою работу, и в этом ван Эйк видит благородное вознаграждение их труда. Образ св. Варвары царит в картине, его господство кажется удивительно естественным, оправданным необычайной, возвышенной чистотой и пленительной женственностью. Держа пальмовую ветвь в левой руке, правой она чуть касается пергаментных листов книги. Взгляд из-под опущенных век задумчив и спокоен. Лицо почти еще детское, с мягкими, округлыми очертаниями отмечено благородством и спокойной кротостью. Она сидит на холме, с..‹/да открывается вид на строительство башни. Тоненькая фигурка ее окружена крупными складками длинного тяжелого платья. Ложась причудливыми ритмическими волнами у ее ног, они почти покрывают весь холм и вместе с ним образуют для нее своего рода пьедестал. Стройную девичью фигурку, скромную грацию осанки подчеркивает возносящаяся в небо готическая башня. Она выстроена лишь на два яруса. С величайшим интересом ван Эйк наблюдает процесс строительства: подъем камня кронштейном, подвозку камней, их обтачивание, подноску скрепляющих составов. Невольно возникает предположение, что художник запечатлел здесь вполне реальное сооружение.

Ж. Фуке. Мадонна с младенцем

Другая работа ван Эйка — «Богоматерь у фонтана» — создана в 1939 году, как об этом гласит надпись на раме, имеющей также характерный девиз мастера: «ААС IXH XAN;IOHESDE EYCK ME FECIT CPLEVIT ANO 1439». Размер ее-19X12,5 см. Несмотря на столь малый формат, фигура Марии обладает своеобразной величавостью, хотя главной задачей мастера было передать пленительную нежность ее облика. Для этого он сделал младенца совсем крохотным нескладным существом, которое приникло своим личиком к теплой материнской шее, словно греясь в лучах любви и ища у нее защиты. Синий, с тонкой белой каймой плащ богоматери смело сопоставлен с красной узорной парчовой тканью, которую держат два ангела. В картине преобладают вертикальные ритмы, которые вместе с интенсивным локальным синим цветом выделяют стоящую фигуру и способствуют впечатлению монументальности. Думается, что ее легко было бы перенести на фреску. Увеличенная в масштабе, она не потеряла бы своих свойств, так как в самой природе ее образа заложено глубокое обобщение.