— Ты что бежишь? Ты что — бегать сюда пришел? Мы тебе тут что — просто так напоказ выставлены? Мы тебе тут что — скотобойня? А ну говори! На кровь пришел посмотреть? Кровушки захотелось?

Франсуа оставили силы, коленки задрожали, и неизвестно откуда накатила тошнота. Лес пропах человеческим телом, потом и мочой. Весь феерический флер первых минут вмиг слетел. Теперь все вокруг было для Франсуа — разнузданный блуд и насилие. Он остановился у дерева, прижался к нему лбом, ожидая рвоты, но его не вырвало. Юный гомосексуал настиг его, схватил за руку и потянул в глубь леса, в плотную тьму.

— Пошли, пошли, чего там…

Франсуа попытался высвободиться, на миг ему даже удалось вырвать руку, но агрессор решительно был настроен увлечь его в чащу леса, в незнакомую зону, ничего хорошего не сулившую. Франсуа ухватился одной рукой за ветку дерева, открыл было рот, чтобы протестовать, но его трусливый мозг отказывался передать эту команду. Более того, он с ужасом обнаружил, что еще три фигуры неопределенного пола тем временем обступили его, и одна из них уже расстегивает ему пуговицы на рубашке. Франсуа чувствовал себя ночным мотыльком, попавшим в паучью сеть, или, еще конкретнее, беглецом, которого засасывают зыбучие пески. Он снова попытался выдавить из себя хоть какие-то звуки, но звуки вырвались животные, не слишком отличающиеся от отчаянного поросячьего визга. Он опять рванулся было прочь от тех, что пытались увлечь его в темноту, и в этом рывке почувствовал, что теряет туфлю.

И как раз в ту минуту, когда ему казалось, что он уже идет на дно, в двух метрах от него и от тех, кто держал его в плену, притормозила машина. Открылась дверца, и грянула ошеломительная фраза:

— Садись, Франсуа!

От этих слов четыре фигуры, окружившие Франсуа, вдруг отказались от своих не вполне проясненных намерений и отступили от потенциальной жертвы. Франсуа не видел лица того, кто позвал его из машины, но уже считал его своим спасителем. И когда открылась задняя дверца, он не стал дожидаться вторичного приглашения, а быстро юркнул внутрь.

Машина тут же тронулась, и Франсуа наконец-то вздохнул с облегчением. В первые мгновения он даже не задавал себе вопроса, кто же такой этот человек, который назвал его по имени и предложил сесть в машину. Вообще впереди сидели двое, два мужчины, очень разные и занятые каким-то важным разговором. Тому, что за рулем, было за шестьдесят, он был довольно корпулентный, но без тучности, имел начатки лысины, носил очки в тонкой оправе и говорил с почти профессорским апломбом. Второй был помоложе, лет пятидесяти, тоже в очках, но с толстыми линзами (значит, близорукость!), с коротко стриженной бородой, и он афишировал уважение ко всему, что говорил ему человек за рулем.

Странным образом Франсуа немедленно понял, что совершенно ни к чему благодарить этих двоих людей за их жест. Впрочем, они не обращали на него никакого внимания, как будто никого лишнего не было у них в машине. Не спрашивали, ни куда ему надо, ни подвергся ли он нападению, ни даже не вызвать ли полицию. Эти двое просто-напросто продолжали разговор, начатый, очевидно, уже давно.

— Что парадоксально, — говорил человек за рулем, — так это то, что секс вошел ингредиентом во все виды романа. Когда-то писали любовные романы, где секс не присутствовал, сегодня в романе может не присутствовать любовь, но секс обязателен. Мне же хочется от вас, чтобы вы вникли в другие виды сексуальности. Я попросил всю группу написать, к примеру, по нескольку страниц о сексуальности предметов или слов.

— О сексуальности слов, пожалуй, мне было бы интересно, — сказал человек с бородой и в очках.

— Ведь правда? Сексуальность слов — это что-то поразительное. Слова занимаются любовью, ищут друг друга, рифмуются,сладострастно впиваются одно в другое. Есть слова стыдливые и слова бесстыжие, есть слова, напоенные эротической мелодичностью, и есть фригидные.Есть пары, живущие во взаимном презрении, и есть — во взаимном обожании. Слово «день» неотделимо от слова «ночь», хотя они вообще не живут вместе. Слово «всегда» оказывается на грани метафизической дрожи и снова и снова теряет невинность в присутствии слова «никогда»… И потом все слова — это курвы, потому что безотказно ложатся с каждым…

Человек за рулем, похоже, имел точную цель. Он пересек лес и направился к 16-му округу со словами:

— Посмотрим, как живут буржуа.

16

У Жоржа была зависимость: новости. Вполне наркотическая зависимость, без новостей он не мог прожить и дня. С минуты пробуждения и до минуты, когда он ложился спать, Жорж, чем бы он ни занимался, одним ухом слушал последние известия. В ванной у него был транзистор, а в туалет он заходил с маленьким приемничком типа уокмена, тоже забитым на новости. Завтракал он под телевизор, а после спускался в кафе, по дороге забирая из почтового ящика корреспонденцию и главные еженедельные газеты, на которые регулярно подписывался.

Перемещения Жоржа в пространстве были обратно пропорциональны его знаниям о том, что происходит в мире. Поскольку его квартира располагалась непосредственно над кафе «Манхэттен», на втором этаже, Жорж колоссально экономил время.За десять минут он мог транслоцировать себя из постели до прилавка, не потеряв ни крошки новостей.

А попав в кафе, включал сразу телевизор над баром и радио на полке за стойкой, между бутылкой мартини и бутылкой арманьяка.

«Может, мне надо было пойти в журналисты», — думал иногда Жорж. Его жизнь, бесспорно, была бы другой, не унаследуй он кафе от своей матери, а с ним и определенный комфорт, который давало это маленькое семейное предприятие. В то же время, слушая по радио или смотря по телевизору разные политические дебаты, Жорж отдавал себе отчет в том, что он лучше разбирается в геополитике, чем все эти фанфароны, которым платят большие деньги за ежедневное комментирование мировых проблем.

Жорж толком не помнил, как началась у него эта страсть к новостям, как переросла потом в одержимость и наконец в клинику. В юности он потреблял новости умеренно, как все. До двадцатилетнего возраста не было случая, чтобы он по собственной инициативе купил газету. Впрочем, в те времена новости не шли таким валом, не занимали в человеческой жизни двадцать четыре часа из двадцати четырех. Люди, разумеется, слушали выпуски новостей по радио, но они перемежались другими передачами (театральными, музыкальными, развлекательными), да и радиостанций было не слишком много. Телевидение тоже не изобиловало каналами, и встреча с информацией по большому счету происходила обычно вечером, когда все возвращались домой. Но вот в 1987 году произошло чудо, и Жорж очень хорошо запомнил этот момент, было начало лета, июнь… Во Франции открылась, по американскому образцу, первая радиостанция, закрепленная за новостями, круглые сутки нон-стоп. По времени это совпало со смертью его матери, когда Жорж окончательно обосновался за стойкой бара, переняв полученный в наследство семейный бизнес. Совпавшие во времени эти два события: создание круглосуточной новостной радиостанции и смерть матери — произвели резкий перелом в жизни, а главное, в мозгу Жоржа. Он просто прилип ухом к радиоприемнику и больше не выходил из-за стойки бара, иначе как затем, чтобы поздно ночью подняться в свою квартиру этажом выше с единственной целью — лечь спать.

Поток новостей сначала оказал на Жоржа эффект транквилизатора. Информация помогала ему эвакуировать из себя боль и восстанавливать равновесие после смерти матери, мамаши, как называли ее все в квартале, носительницы старой культуры кафе, знавшей к тому же по имени несколько тысяч своих клиентов. Эффект транквилизатора соединился потом с растущим любопытством перед феноменом новостей. Жоржа гипнотизировал, во-первых, постоянный их повтор, а во-вторых, саспенс, ими производимый — по крайней мере в его мозгу. «Франс-Инфо» передавала полную сводку новостей каждые пятнадцать минут и флэш— каждые семь минут. Первую полную сводку выпускали в пять утра, а последнюю — в час ночи. Но это не означало, что по ночам те, у кого бессонница, ночные сторожа, шоферы такси или просто полуночники, останутся без информации: «Франс-Инфо» по ночам выходила с полной сводкой новостей каждый час.