— Ну а декан? Староста? Неужели никто ничего не замечал! — снова воскликнул Гарри.

— Увы, — искренне вздохнул Дамблор. — Звучит парадоксально, но ситуация складывалась так, что никто не пожаловался, никто ничего не сказал.

— Но вы же владели блокологией!

— Да, — согласился директор. — Но я не могу ходить и все время прислушиваться ко всем детям. Ты сам знаешь и чувствуешь, что это нереально. Обычно я присматривал за несколькими особо неспокойными или даже неблагополучными детьми. Как у директора, у меня очень много обязанностей и хлопот. Лили относилась к числу примерных учениц. Поэтому я упустил её проблему. Издевательства одноклассниц и некоторых старшеклассниц, безусловно, действовали на Лили. Очевидно, девочка нервничала, переживала. Стала рассеянной и начала съезжать в учебе. Увы, когда хороший ученик начинает получать плохие отметки, некоторые педагоги начинают думать, что он зазнался, перестал стараться, и начинают «справедливо» выставлять заслуженные баллы. А Лили не хотела жаловаться. Думаю, что ты её понимаешь, Гарри… — Дамблдор внимательно посмотрел на своего ученика.

— И вот наступил момент, когда девушка отчаялась…

— Кто её спас? — спросил Гарри, пораженно глядя на Дамблдора.

— Ремус. Видишь ли, из-за того, что он оборотень, у него очень хорошо развито чутье. Он сам признавался, что остро ощутил беспокойство и отчаяние, исходившее от Лили в тот вечер.

Ремус оторвал взгляд от учебника и покосился в сторону сидящей в кресле Лили. Все — её поза, выражение лица и, наконец, бездействие — заставляли Ремуса настораживаться. А своему чутью он привык доверять. Особенно оно обострилось недавно, когда началось интенсивное половое созревание. Ремус подумал о том непонятном конфликте Лили с Анной Миллер, который длился уже Бог знает сколько времени. Он слышал, что несколько девчонок теперь не разговаривают с Эванс. Не поделили каких-то крутых парней-старшекурсников. Дуры-девчонки, что ещё сказать? Разве это проблема? Рем вспомнил, что через 4 дня начнется полнолуние, а от разгулявшихся гормонов помогает только охлаждающее зелье, которое дает мадам Помфри. Знали бы эти дурехи, как стыдно принимать такое лекарство из рук женщины. Да, она школьный врач, но все равно женщина! Лили встала с кресла и принялась складывать свой портфель. Её пышные волосы были заплетены в косу. Ремус заметил в волосах запутавшуюся жевательную резинку. Нет, ну это точно какая-то сволочь сделала! Каким заклинанием можно убрать эту гадость, если захвачено столько волос?! Разве что у мадам Помфри есть какое-нибудь средство?

— Лили, — окликнул её Ремус.

Девушка удивленно вздрогнула и повернулась к нему.

— Извини, — Ремус почему-то смутился. — У тебя жвачка в косе застряла. Пошутил кто-то неудачно, наверное.

Лили равнодушно пожала плечами.

— Я уже пробовала её вывести, — и продолжила застегивать свой портфель.

Наверное, эта отрешенность и насторожила Люпина. Поэтому, когда все расходились, он только сделал вид, что ушел, на самом деле не спуская с Лили глаз. Смутные опасения подтверждались тем, что Лили явно всех пережидала. Наконец, все ушли. Девушка, посидев ещё немного, достала из портфеля флакон. Затем быстро, едва ли не одним глотком, выпила содержимое. Ремус почувствовал, что сердце его часто застучало — этого не может быть! Наверное, это лекарство. Но чутье кричало о другом. Ремус бросился к девушке.

— Лили! Ты что выпила?!

Лили испуганно посмотрела на парня. Затем её взгляд начал затуманиваться.

— Ремус… Я не хочу… Я боюсь!

Что бы она ни выпила, нужно вызвать у нее рвоту. Самое главное, чтобы это не оказалось зелье моментального действия. Ремус бегом затащил ее в туалет, по привычке в мужской, хотя сейчас это не имело никакого значения, и вскоре уже помогал умыться дрожащей девушке. Только сейчас он начал кричать на нее:

— Ты что наделала?!

— Я сглупила, — Лили всхлипывала. — Пожалуйста, не говори никому!

— Я не скажу, — пообещал Ремус, — но нужно идти к мадам Помфри! А если яд успел подействовать?

— Это не яд, — ответила Лили, продолжая дрожать. — Это сонное зелье. Если выпить большую дозу, заснешь и не проснешься.

— Ремус пообещал Лили, что никогда никому не расскажет об этом, — продолжил свой рассказ Дамблдор. — Но он думал об этом, потому что был потрясен произошедшим. И я почувствовал эти мысли… Ремус … из-за своей болезни был как раз одним из тех учеников, за которыми я присматривал. Я поговорил с ним и таким образом узнал о том, что произошло с Лили.

— Вы прекратили бойкот? — спросил Гарри.

— Он прекратился сам собой. После того поступка Лили стало по-настоящему все равно, что будет дальше с её изоляцией. А тем временем уже многие стали понимать, кто такая Лили, и кто такая Анна и её подруги.

Гарри потрясенно смотрел перед собой. Дамблдор молча и внимательно смотрел на него.

— Меня волнует вот что, — наконец произнес директор. — Откуда Волдеморту стало известно об этом случае. Ведь Ремус сдержал свое слово. Об этом не знал даже Джеймс.

— Крысеныш пронюхал, — мрачно бросил Гарри. — Из-за своего умения преобразовываться он наверняка много кое-чего подслушивал!

— Возможно, — согласился Дамблдор. — Тогда Джеймсу и его друзьям исполнилось 15… они вполне могли уже начать преобразовываться. Анимагия была их очень серьёзным увлечением. Это и объясняет, почему Джеймс и Сириус почти ничего не знали про конфликт с Лили.

Выйдя из кабинета директора, Гарри почувствовал, будто его голову сдавили в тисках. Дамблдор посоветовал ему зайти в комнаты, где живет Тонкс, чтобы поговорить с Ремусом.

— Если почувствуешь в себе силы, приходи на уроки, — поднимаясь со своего кресла, посоветовал профессор.

Гарри не хотел идти на уроки. Сама мысль о том, чтобы встретить кого-нибудь из школьников сейчас, казалась ему ужасной. А вот поговорить с Ремусом… Пожалуй. В комнате, где жила Нимфадора Тонкс, царил творческий беспорядок. То тут, то там виднелись стопки непроверенных рефератов, на которые было наложено заклинание неприкосновенности. Учебники по правилам ведения волшебных дуэлей и защите от темных искусств стояли на полках, лежали на столе и валялись возле кровати. Маленький Сириус добавил в интерьер свои разбросанные игрушки. Под присмотром Ремуса ребенок ползал по расстеленному коврику и внимательно изучал все, что попадалось на его пути. Гарри встретился с добрым сочувственным взглядом Ремуса и почувствовал, что его накрывает теплая волна благодарности. Сириус радостно взвизгнул, увидев Гарри. Через минуту, преодолев на четвереньках коврик, малыш требовательно протянул руки. Гарри поднял его.

— Тони разрешила быть нам здесь сколько угодно, — сказал Ремус и, с улыбкой показав на малыша, добавил, — я не блоколог, как ты, Гарри, но по-моему, он требует, чтобы ты покатал его на метле.

Гарри улыбнулся. Головная боль стала уже вполне терпимой.

К обеду Гарри проголодался. Сначала у него возникла мысль, что можно попросить Добби принести ему что-нибудь из кухни, но не прятаться же вечно от всей школы из-за этой дурацкой статьи! Да и Добби… Гарри вспомнил, что с утра видел эльфа крепко спящим под кроватью. Проспался ли этот чокнутый освобожденный из рабства? Но самое главное — Гермиона очень волнуется. И не за Добби, а за него — Гарри! Гарри осторожно вошел в Общий Зал. Все, кто его замечал, замирал на полуслове и начинал таращиться. Некоторые неловко отводили глаза, но таких было немного. Голова почему-то снова начала болеть.

— Гарри! — Гермиона сделал ему навстречу несколько шагов. Затем, взяв его за руку, подвела к обеденному столу.

— Как ты? — с искренним беспокойством спросил Рон.

Гарри неопределенно повел плечом.

— Если бы про меня очередную гадость написали, я бы, наверное, уже и не расстроился. Но мама…

— Гарри, Дамблдор собирал нас всех и такую речь держал! Я уверена, что его слова произвели впечатление на всех! — воскликнула Гермиона.