Эти несколько строк она торопливо нацарапала на магазинном чеке рано утром, когда настала пора прощаться. Все было просто: он уехал, а она осталась. Все хорошее слишком быстро кончается. Вот конец наступил и в их короткой истории. Да, Бен оставил ей свой электронный адрес и заверения в том, что будет писать, и это хоть как-то удерживало девушку от депрессии. Она так и не смогла понять, чувствовал ли он вообще хоть что-нибудь по отношении к ней? Имел ли значения в его жизни этот короткий роман или это был очередной виток под названием «шипс лайф»? Как бы то ни было, но для нее он был важным и настоящим, пусть и коротким.

Девушка не умела жить наполовину, она была рада пережить это приключение и если бы ее спросили, она бы согласилась на это вновь. Но все же Алина вздохнула с облегчением оттого, что не пришлось собирать осколки столько раз уже разбитого сердца. Бен сумел каким-то непостижимым образом сделать так, что девушка не почувствовала себя брошенной или обиженной. Не было даже разочарования оттого, что он не стал просить ее быть ему верной или что-нибудь еще в том же духе. Может в этом была его заслуга, а может просто Алина начала воспринимать шипс лайф такой, какой ее видели все окружающие.

Глава 11. «Из песни слов не выкинешь»

Бен уехал, и пора было возвращаться к нормальной жизни, что означало к греку. Но как же сложно после выходных возвращаться к трудовым будням! Она уже не испытывала радости при их встречах, и дело было не только в певце. Общение с Йорго стало сводиться к нравоучительным беседам, каждый раз после которых девушка бушевала, словно проснувшийся вулкан. Постоянные нотации, в конце концов, навели ее на мысль о том, что, может, они слишком разные. Она никогда не была правильной, не поступала, как нормальные люди, но даже если бы захотела измениться, то не смогла бы этого сделать вот так просто, в несколько недель. Тем более, что и желания, как такого, у нее не было.

Наоборот, Алина вдруг осознала, что ни перед кем у нее не осталось обязательств, что никому она ничего не должна. Мужу было не интересно, что с ней происходит, бойфрендов было два, что значит, ничего серьезного ни с одной стороны. И девушка неожиданно снова почувствовала себя семнадцатилетней, свободной и счастливой, почувствовала себя готовой делать глупости. Но если в семнадцать это было простительно, то как это выглядит, когда тебе двадцать три, девушке еще предстояло узнать.

Корсика Алину слегка разочаровала, хотя ничего особенного девушка про этот остров не знала, но родина Наполеона представлялась ей чем-то совершенно исключительным, таким, как и сам прославленный император. Но ничем, кроме невероятно большого выбора кораллов, порт Ажасьо похвастаться не мог. Алые украшения, зато были тут повсюду, начиная от ювелирного магазина, где любому посетителю предлагались бесплатные напитки, до обшарпанного ларька с сувенирами. Корал использовался не только для колец, браслетов и ожерелий, но и для таких предметов, как, например, ложки. Цены, разумеется, были тоже очень разными, но вполне можно было найти что-то себе по карману. В остальном городок ничем не отличался от любого прибрежного французского города. Пляжи, кафешки-брассри, маленькие частные лавки. Все, как везде у французов.

Йорго с Алиной сидели в маленьком ресторанчике с видом на море и ждали, пока им принесут заказ.

— Расскажешь, где ты вчера была?

Алина вздохнула. Сейчас начнется:

— Танцевала.

— Спасибо, это мне уже доложили.

— А что тогда спрашиваешь? — вспылила она. — Я и не скрывала, и тебя звала между прочим.

— А дома нельзя один вечер остаться?

— Я полгода сидела дома. Хватит с меня. Теперь хочу развлекаться.

— А обязательно надо это делать так, чтобы все об этом знали?

Алина с тоской огляделась: вдалеке синело море, вокруг на террасе, где они сидели грело солнышко, и все дышало беззаботностью и радостью. Ну почему надо было обязательно ссориться в такой прекрасный денек?!

— А причем тут я? Твои греки описывают тебе каждый мой шаг. Даже если бы я просто пила сок в мессе, ты бы уже об этом знал.

— Никто за тобой не следит, просто ты каждый раз ведешь себя так, что привлекаешь внимание всего корабля! Кто позавчера загорал на опендеке?

— А что тут такого?

— А то, что на вас с Тамарой пялился в бинокль весь бридж? Это тебя не волнует?

— Если честно, то очень мало. Если я хочу загорать, то почему я должна думать о тех, кто на меня пялится? На пляже всегда кто-то пялится.

Йорго тяжело вздохнул:

— Ну как ты не понимаешь? На пляже ты этих людей никогда больше не увидишь, а с офицерами с мостика мне придется еще, может, полгода работать в замкнутом пространстве. Так почему я должен слушать еще полгода от каких-то посторонних людей, какие ноги у моей девушки? Пожалуйста, не надо так больше делать. Я не хочу на корабле быть таким образом знаменитым!

Для Алины он снова превратился в учителя, а она сама — в непослушного ребенка:

— Слушай, если я так сильно тебя не устраиваю, ну так может нам лучше расстаться попросту? Все, что я делаю, тебе не нравится. По-моему тебе нужна послушная греческая женщина, а лучше арабская. Чадру на голову, а то и вовсе ведро, и порядок. Прикуешь ее за ногу к плите. Хорошо я придумала?

Грек молча изучал скатерть на столе. Алина тоже замолчала, внутренне кипя от негодования. Так они просидели вплоть до прихода официанта.

— Тангер идет. Пустой.

— Что такое тангер? — машинально поинтересовалась Алина. Ей уже не хотелось ни есть, ни разговаривать.

— Судно, которое нефть перевозит. Сейчас оно пустое. Видишь красную линию на борту. Если ее не видно, значит, корабль сидит низко в воде, и он заполнен. Ну и наоборот, соответственно.

— Откуда ты знаешь?

— Я с восемнадцати лет на тангерах работаю, а на круизнике вообще первый раз, да и то только потому, что Костас попросил. Мне тут не нравится.

— Почему? — девушка искренне удивилась. Для нее корабль был одним из самых чудесных мест, в которых она бывала.

— Почему? — он усмехнулся. — Работа совсем другая. Коллектив другой. Все эти формы, полоски, формулы найт, — это же смешно! Крю-бар! Да у меня половина команды работает на круизнике только для того, чтобы ходить в крю-бар. И на тангере проще все, и распорядок совсем другой, неделями в море. Но и портах по несколько дней стоим. И каюты другие — у меня на последнем была размерами не меньше капитановой, разве что обстановка похуже. Да и деньги тоже. Разница внушительная. Вообще, не знаю, что я тут делаю. Сначала из-за Костаса. Теперь вот ты.

— Что я?

— Ничего.

Алина все пыталась уловить какую-то мысль, которая никак не давала ей покоя:

— Если ты говоришь, что я для тебя столько значу, то почему я этого не чувствую? Почему я с тобой все время ощущаю себя, как провинившийся ученик у директора? Ты думаешь, это нормальное ощущения для начала романа?

— А как с тобой иначе разговаривать? Я же пытаюсь тебе помочь! Ты же такая… — он запнулся, подбирая слова, — ты вся сумасшедшая и… и нестабильная. Невозможно угадать, что ты выкинешь на следующий день. Вчера Костас внизу в инжин контрол руме у меня спрашивает: «Где она?». А что мне остается ответить, если я понятия не имею, где моя девушка сегодня ночью? Это ты думаешь нормально?

— Я думаю, что ничего такого тут нет. Я была в крю-баре и танцевала, и тебя я до этого тоже с собой звала. А еще я думаю, что мы с тобой друг друга не понимаем.

Обед закончился в очередных препираниях, но остров девушка покинула с колье и серьгами из кораллов.

— Ты сама-то знаешь, чего хочешь? — поинтересовалась Наташа, пока они шли на работу. — Кораллы хороши, но фигли ты от него принимаешь подарки, если думаешь с ним порвать?

— Я не думаю, но он меня вынуждает! Я не могу постоянно слушать, какая я плохая и какой, по его мнению, мне надо стать. Какого черта, тогда он вообще со мной остается? Я же даже внешне не его тип. Он предпочитает брюнеток с пышными формами. А я? Я не знаю…